Разорванный смех алым кружевом вьётся по полу
Ужаснее всех – Арлекин, он ужасно весёлый
И алыми каплями гроздья гвоздики забьет он
В раскрытые белые веки зияющих окон.
Пурпурная ночь раскрывается в жаре ладоней,
И проклятый мальчик не прочь проиграть свои роли –
В пустынном театре, на досках измученно хриплых,
Он выстучит алые всплески на чёртовой скрипке.
И бешено будет смычок – и впиваться, и виться,
И рыжий огонь – горячо! – расцветёт на ресницах,
И хор сумасшедших его альтер-эго завоет,
И колокол треснет над церковью с криком вороньим.
И мальчик перчатки свои змеевидные стянет,
И алые губы соткутся в беззвучное «амен»,
И чёрные ленты увьют его шаг по подмосткам,
И алые звёзды очертят шипованный остов.
По пальцам стекает душистая пена из кружев,
У мальчика Кая сюртук авантажно заужен,
И брошь алым солнцем горит у хрустального горла –
Он дико смеётся, взирая с балкона на город.
А город под тёмным покровом ночным – беззащитен,
И ждущие крови мешают кармин на палитрах,
И белые пальцы в фонарных осколках мерцают,
Играя кольцом на руке – и чужими сердцами
А мальчик стоит – и усмешка его ледяная
На глади стены чью-то синюю тень распинает,
И ногти шипами проходят по чьим-то суставам,
И кто-то падёт – оборвётся, как нота – и станет –
Струиться, как зов лепестковый, из хрупкости стёкол
Потерянный дух, извиваться рассеянный локон,
И капать на кончики пальцев клубничное млеко,
И алые тени играть на фарфоровых веках.
И сонные губы шиповником вспыхнут багровым,
И город в снегу – под крахмальным белёным покровом –
Покроется вязью – лазурного, красного цвета –
И кто-то подхватит зов мальчика – на сигарету
На кончик дотлевший – огонь ослепительно рыжий –
В невидимом городе – в чёрном подземном Париже,
Под той стороной незакатной луны бирюзовой –
На той стороне, где рождаются снова и снова
Из белого мрамора – те, кто белее и твёрже –
Проклятые ангелы с сотканной инеем кожей,
Шуты из шатра, на котором напудренный дьявол
«Theatre des Vampires» нацарапал помадой кровавой.
И мальчик – отравленный Кай, Арлекин или кто-то
Ещё – побывал в этом чёрном театре без счёта,
И чёрные тени ложились на пряди и веки,
И мальчик уже не похож на дитя человека.
И алый камзол на его подростковой фигуре,
И пудрой, как пеплом, овеяны чёрные кудри,
И пятна румян на щеках расцветают насмешкой,
И он познаёт этот мир, восхитительно грешный.
И бледные руки – холодные – как от них жарко! –
По шее скользят огнедышащим шёлковым шарфом,
И пальцы жемчужно играют, как на клавесине,
По коже и венам его, расцветающим синим.
И с каждым глотком он становится ближе и ближе,
Спускаясь на дно катакомб инферналий Парижа,
И локоны пахнут горячим рубиновым мёдом,
И взгляды его прожигают затравленный город.
Затравлены в чёрной сети бесприютные души,
Для тех, кто захочет прийти – это только игрушки,
Для тех, кто захочет играть, кто возжаждет охоты –
Для тех, кто придёт, для детей белолицего чёрта.
Для тех, кто перчатки надел цвета огненных вишен,
Для тех, кто подходит – стремительно – сзади – неслышно –
Для тех, чьи духи ароматом полыни прогоркли,
Для тех, кто смеётся, отбросив серебряный локон –
Со лба ледяного – бросая сапфирово взгляды –
Из ада – из пекла – не ждите, не будет пощады –
Не будет спасения в этой ночной круговерти,
Когда ваши тени шагают в объятия смерти.
И мальчик в ночи – рассмеётся – и снова и снова –
В душе зазвучит его музыка – скрипкой багровой,
Чей чёрный смычок истерзал все излучины нервов,
Чьи острые струны изрезали лунное небо.
И лик белоснежный склоняя к плечу – и к истоку –
Он будет играть – столь невинный – и огненноокий,
Потерянный принц, что подобран театром проклятым,
Таящий внутри – под камзолом – кровавые пятна,
Таящий в глазах – хороводы кровавых мимансов,
Ломающий жизни – ломающий, чтобы смеяться,
И чтобы в театре вампиров на новой премьере
Сыграть на отравленной скрипке своей непременно.
И чтобы на локоны чёрные – белые руки
Легли, и ласкали его, как любимую куклу,
И чтобы ещё по спирали миров он спустился –
И был коронован вампирами – маленьким принцем.
И чтобы касались его – ледяными устами,
И чтобы восстали – и он вслед за ними восстанет –
И чтобы кружился он в этой кровавой метели
И всё получил, чего только когда-то хотел он.
И алый камзол – и жабо жемчуговую пену –
И чёрное солнце над чёрной пылающей Сеной –
И белую кожу – и чёрные узкие бриджи –
И вечную жизнь в инфернальном подземном Париже.
Свидетельство о публикации №115090702744