ГК01-07. 2015 Динека Вячеслав Александрович

Динека Вячеслав Александрович – родился 1 января 1953 года в Ташкенте в семье военнослужащего. Жил в Азербайджане, в Грузии, в ГДР. Окончил тбилисское артиллерийское училище, служил на различных командных должностях в Армении, в Германии, в Краснодаре. В Западной группе советских войск в Германии был командиром части – Отдельного противотанкового дивизиона. Награждён орденом "За службу Родине". Окончил службу в Краснодаре. В запасе с 1993 года. Член Союза писателей России с 2004 г. Член правления Краснодарского краевого отделения Союза писателей России. Ответственный секретарь газеты "Кубанский писатель".
Победитель конкурса имени Шолохова "Лазоревая степь" в номинации "Поэзия". Лауреат премии губернатора Краснодарского края им. Епистимии Степановой (2011 год)Лауреат Всероссийского конкурса "О казаках замолвим слово"
Сборники В.А. Динеки: "Надежды боль", "Сквозь темноту", драма "Эдит. Несвоевременная трагедия". Публикации и издания: альманахи "День поэзии" (Санкт-Петербург), "День поэзии" (Москва), "Русская поэзия XXI век", сборники "Негаснущие звезды", "Родники памяти", "Очарованные словом", газеты "Российский писатель" и др.

*   *   *

Я помню ночь – я был тогда курсант…
Нас подняли сигналом и сказали,
что по ошибке сброшенный десант
до одного пропал на перевале.

И мы, в составе поисковых групп –
юнцы, толпа мальчишек неумелых –
тащили из снегов, за трупом труп,
ровесников своих окоченелых.

Мы их сложили в полной тишине
за рядом ряд у старого сарая,
и было отчего-то стыдно мне,
и я рыдал, лица не закрывая.

А горы молча брали нас в кольцо,
луна рыдала в облачном тулупе,
и снег всё сыпал на моё лицо,
всё сыпал и не таял, как на трупе…

В ту ночь я словно понял, наконец,
что бога нет! Что всем – одна дорога!
И если у планеты был Творец,
то был он недостоин званья Бога…

С тех пор минули многие года,
душа смогла ожить и отогреться,
но этот миг неверья и стыда
кусочком льда лежит в усталом сердце.

*   *   *

Ляжет туман ли, колдун бородатый,
взмоют ли птицы над солнечным лугом,
в буйном цветенье утонут ли хаты,
плачут ли вдовы, поют ли солдаты,
пахарь ли голову склонит над плугом –
всё это в чуткое сердце вольётся,
как в океаны вливаются реки.

Всем существом, устремившимся к солнцу,
всем, что способно болеть в человеке:
честной душою, доверчивым оком,
телом, держащемся на валидоле,
сердцем, кровавым сочащимся соком,
чувствую боль твою, русское поле.

Я обнимаю туманами хаты,
птицею к солнцу над лугом взмываю,
в ниву заглохшую пот проливаю,
я сыновей провожаю в солдаты,
я задыхаюсь от счастья и боли!
Я ли не сын тебе, русское поле?

*   *   *

И как бы ты, водка, меня ни косила,
в какие постели меня б ни вносила,
в бездомных скитаньях, всегда и повсюду –
куда бы судьба ни толкала податься –
я знал, что на свете есть женщина-чудо,
которая (глупая!) любит мерзавца!

И я возвращался за этой любовью
оттуда, откуда нельзя возвращаться!
И ради любви этой только готов я
на вечные веки придти и остаться.
Останусь! Клянусь – всем прекрасным на свете!..
Разок лишь ещё прошвырнусь по планете…

*   *   *

"Как живём, говоришь? Без гордыни…
Кое-как выживаем пока…
Кто там помнит о нашей пустыне?
Только вьюги, да степь, да тоска.

Мы и носим от века до века
из обувки лишь войлок да фетр;
нас тут пол- , говорят, человека
на квадратный один километр.

Что тут умного цифрам ответишь?
Ведь, бывалоча, в нашей глуши
трое суток бредёшь, и не встретишь
ни одной маломальской души.

А бывает, под высвисты стужи
за стеною расслышишь едва:
кто-то медленно ходит снаружи
и сердито бормочет слова;

Неприметная в вечере блёклом,
чья-то прячется тень за сугроб –
тут уж нос не подсовывай к стёклам,
чтобы пулю не выпросить в лоб.

Затаишься вдали от окошка
в помертвелой и тёмной избе –
только ветер, как сонная кошка,
еле слышно мурлычет в трубе…

Рассветёт – разглядишь на досуге
чей-то след, занесённый слегка.
И опять – по огромной округе –
только вьюги, да степь, да тоска…"