Великому Бунину. Про злую обезьяну

   Бог сотворил небо и землю, потом человека
и сказал: будешь ты, человек, жить тридцать лет на свете, – хорошо, до скончания своего века,
жить, радоваться, думать будешь, что всё на свете только для тебя одного бог сотворил и сделал.
Доволен ты тем, что бог тебе дал?
Ведь дал немало!
А человек подумал: так хорошо, а всего тридцать лет жизни. И сказал богу: Ой, мало!
    Потом бог сотворил ишака и сказал ишаку: будешь ты тридцать лет таскать бурдюки и вьюки,
будут на тебе ездить люди и будут тебя бить по голове палкой, когда и дождь, и вьюги.
Ты таким сроком доволен? И ишак зарыдал, заплакал и сказал  богу:
зачем мне столько? Дай мне, бог, жизни всего  пятнадцать  лет. 
      А мне прибавь пятнадцать, – сказал человек богу, – пожалуйста, от  его доли,
коль у него желанья долго жить нет!
И так бог и сделал, согласился. И  вышло у  человека  сорок  пять лет жизни.
   Потом бог сотворил  собаку и тоже дал ей тридцать лет  жизни.
Ты, – сказал бог собаке, – будешь жить всегда злая,
будешь сторожить хозяйское богатство, ничего больше не видя и не зная,
не верить никому чужому, брехать будешь на прохожих,
не спать по ночам  от беспокойства тоже.
И, знаешь, собака даже завыла: что это за жизнь, что за дни,
будет с меня и половины такой жизни!
    И  опять стал человек просить бога: прибавь  мне и эту половину!  Собаке ведь не надо ничего.
И опять бог ему прибавил. Шестьдесят лет теперь стало у него.
     Ну,  а потом сотворил бог обезьяну на Свет,
дал ей тоже жизни тридцать лет
и сказал, что  будет она  жить без заботы и без труда,
только очень нехороша лицом будет всегда, –
знаешь, лысая, в морщинах, голые брови на лоб лезут иногда, –
и всё будет стараться, чтоб на неё глядели,
а все будут на неё смеяться на самом деле.      
    Умолк старик. Красавец-грек спросил: Значит, и она отказалась,
попросила себе только  половину жизни, оказалось?    
   И она отказалась, – сказал старик, приподнимаясь
и беря из рук курда мундштук кальяна, о чём-то задумываясь.
И человек выпросил  себе и эту половину, – сказал он, снова ложась и затягиваясь много раз.   
Он молчал и глядел куда-то перед собою, точно забыв  о нас.
     Потом стал говорить, ни к кому не обращаясь:      
человек свои собственные тридцать лет прожил по-человечьи, со всеми общаясь –
ел, пил, на войне бился, как мог, 
танцевал  на  свадьбах, любил молодых баб и девок. 
А пятнадцать  лет ослиных – работал,  наживал богатство, чин.
А  пятнадцать собачьих – берёг своё богатство, всё брехал и злился, не спал ни одной ночи.
А потом стал такой гадкий, старый, как та обезьяна.
И все головами  качали и на его старость смеялись, видя в нём столько глупости и  изъяна.
    Вот всё это и с тобой будет, – насмешливо сказал старик дерзкому красавцу, катая в зубах мундштук кальяна.    
    А с тобой отчего ж этого нету? – спросил красавец зло, чуть ли не как собака –  рьяно.      
     Со мной нету. Таких, как я, мало, – сказал старик голосом твёрдым, мудрым, не злым. 
Не был я ишаком, не был собакой, – за что ж мне быть обезьяной старой? Я буду молодым!

      
–––––––   
Иван Бунин. Молодость и старость. (Отрывок).
Ну так послушай!
Бог сотворил небо и землю, знаешь?      - Ну, знаю.      Потом бог сотворил человека и сказал человеку: будешь ты, человек, жить тридцать  лет на свете,  - хорошо  будешь,  жить, радоваться  будешь, думать будешь, что  все на свете  только для тебя  одного  бог сотворил  и  сделал. Доволен ты этим? А человек подумал: так хорошо, а всего тридцать лет  жизни! Ой, мало! Слышишь? - спросил старик с усмешкой.      - Слышу, - ответил красавец.      - Потом бог сотворил ишака и сказал  ишаку: будешь ты таскать бурдюки и вьюки,  будут  на тебе ездить люди и  будут тебя бить  по голове  палкой. Ты таким  сроком доволен? И ишак зарыдал, заплакал  и сказал  богу:  зачем  мне столько?  Дай  мне,  бог,  всего  пятнадцать  лет  жизни.  -  А мне  прибавь пятнадцать, - сказал человек богу,  - пожалуйста,  прибавь от  его доли! - И так бог  и  сделал, согласился. И  вышло у  человека  сорок  пять лет жизни. Правда, человеку хорошо вышло? - спросил старик, взглянув на красавца.      - Неплохо вышло, -  ответил  тот нерешительно, не понимая,  очевидно, к чему все это.      -  Потом бог  сотворил  собаку  и тоже дал ей тридцать  лет  жизни. Ты, сказал бог  собаке,  будешь жить  всегда  злая,  будешь  сторожить хозяйское богатство, не верить никому чужому, брехать  будешь на прохожих, не спать по ночам  от беспокойства. И, знаешь, собака даже завыла:  ой, будет  с  меня и половины такой жизни! И  опять стал человек просить бога: прибавь  мне и эту половину! И опять бог ему прибавил. Сколько лет теперь стало у человека?      - Шестьдесят стало, - сказал красавец веселее.      - Ну,  а потом сотворил бог обезьяну, дал ей тоже тридцать  лет жизни и сказал, что  будет она  жить без труда и  без заботы,  только очень нехороша лицом будет, - знаешь, лысая, в морщинах, голые брови на лоб  лезут, - и все будет стараться, чтоб на нее глядели, а все будут на нее смеяться.      Красавец спросил:      - Значит, и она отказалась, попросила себе только половину жизни?      -  И  она отказалась, -  сказал старик, приподнимаясь  и  беря  из  рук ближнего курда мундштук кальяна - И человек выпросил  себе и эту половину, - сказал он, снова ложась и затягиваясь.      Он  молчал и глядел куда-то перед собою, точно забыв  о нас. Потом стал говорить, ни к кому не обращаясь:      - Человек свои собственные тридцать лет  прожил по человечьи - ел, пил, на  войне  бился,  танцевал  на  свадьбах, любил  молодых  баб  и  девок.  А пятнадцать  лет ослиных работал,  наживал  богатство. А  пятнадцать собачьих берег свое богатство, все брехал и  злился, не спал ночи. А потом стал такой гадкий,  старый,  как та  обезьяна. И все головами  качали и на его старость смеялись. Вот все это и с тобой будет, -  насмешливо сказал старик красавцу, катая в зубах мундштук кальяна.      – А с тобой отчего ж этого нету? - спросил красавец.      - Со мной нету.      - Почему же такое?      - Таких, как я, мало, - сказал старик твердо. - Не был я ишаком, не был собакой, - за что ж мне быть обезьяной? За что мне быть старым?      
 1936