Конёк-Горбунок и Гвардейский полк

Виктор Хромов

         Конёк Горбунок и гвардейский полк               
               
Представляется Вам тут
Поэтический продукт.
В нём описано поэтом,
Как Конёк в стране Советов,
Подружив с небесной силой,
Жил не трезво, но красиво.                               
Как в жестокие годины               
Он не прятался за спины,               
Офицером боевым               
Шёл в атаки,  в ад и дым,               
Как нашёл свою любовь,
Проливал на фронте кровь.               
От его ума палаты               
С животворным русским матом               
Гитлер смертью закусил,               
Сталин рэпы голосил.               
Есть в поэме, несомненно,               
Связка с жизнью современной.               
Сей продукт с перчёной речью               
Дураков и умных лечит               
От хандры и геморрои               
И купирует запои.               
Хворей всех не перечесть,               
Улучшает  всё, что есть.               
Показаний против нет?               
Зажигай, тогда, поэт!               
               
 Предисловие

Вдоль полей Руси раздольной
Мчит Пежо, урча довольно.
По подъёмам и по склонам
Сын с отцом спешат до дома.
Пролетая тяжко, хмуро,
Рвут на части воздух фуры,               
Между ними, как игрушки,
Веселятся легковушки.
Позади давно Кубань,
‘Протяни немного, Вань!’
Льёт с кондёра ветерок,
А приёмник - голосок
Леди Гагой распевает,
Хорошо от сна взбодряет:-
‘Вот и Варежка! Село!
Тут и зелени полно.
 Ваня, к чёрту, не усни,               
И, давай-ка,  тормозни,
Вот сюда сверни с дороги,
Разомнём немного ноги.
Как черёмуха врачует,
Словно в юности торчу я!
Ты айпад с собой возьми
И церквушку  ту сними.
Нам пора уже отлиться,
И бензинчиком залиться,
Чем-нибудь перекусить,
Чтобы дальше попылить.
Вон дедок рукою машет,               
Может нам он не откажет,
Про село чего расскажет’.

В шапке зимней без завязи
И в калошах, чтоб от грязи,
С ним упряма и борза
На верёвочке коза,
Местный важно подгребает,
Прямо с ходу загружает: -
‘В кои веки, так чтоб шёл,
И сподвижников нашёл!
Я смотрю, у вас айпед,
Может в нём есть интернет?
Мне бы с гуглов, ёж их мать,
Свежий браузер скачать,
В старом, только, вижу тупо:
Веб-страница недоступна.
Помогите мне, - ребят!
Дам я баночку опят.
И в избе я как засяду,
На компьютере всё к ряду
Дождь смотреть, да эхо слушать,
Да дары лесные кушать,
Бражкой крепкой запивать,
Власть, как есть, критиковать.
Церковь наша?,.. да, святая,
Чудотворца Николая,
Её Бибиков создал,
Пугачёва что пленял.
Молимся уж двести лет,
Держим пред Христом ответ,
Есть чему в ней поклониться,
Есть на что в ней покреститься,
Лишь работай, не ленись
И на бога положись.
Как  у нас здесь с чудесами?
Разбирались как-то сами.
Прояснилась парадигма:
Нам  становится обидно,
Что в селе уж много лет
Чудесов достойных нет!
Из-за этого у нас
Когнитивный диссонанс.
И скажу вам без притворства,
Показатель чудотворства
На  селе совсем упал.
Может наш святой устал?
Может молимся мы плохо?
Может карма наша сдохла?
Лезет только чертовщина.
От чего? И в чём причина?
Был недавно рыцарь света,
Без прописки – документа               
Вдоль села пробряцал в лес,
И  как в латах был, - исчез.
Прилетают к нашей Верке
На летающей тарелке
И таджики и вьетнамцы,
А сейчас ждём сто китайцев,
У неё   такой сарай,
Что поместится  Шанхай.
Там едим халял и хаш,
Там узнали:  Крым няш- наш!
По ночам собаки-звери
Как завоют, и сквозь двери
Чёрный  бумер заезжает,
И в огнях от фар сияет.
Всадник в нём без головы
И сигнал, как крик совы.
Там, чуть-чуть, пройти отсель,
Ветер крутит карусель,
И на ней какой уж день
Всё считают бюллетень.
А вон там, где поворот,
Белоленточник живёт.
Белой ленты накупил
И весь двор огородил.
Слух уже в народе бродит:
Сад за лентой лучше родит.
И девчата там гуляют
И частушки распевают:
‘Анашисты и нашисты,
Укры, ваты и фашисты,
Чтоб ребёнка сочинить
Уже некого просить!’
И скажу я вам, ребят,
Дней, как несколько подряд,
Стаю стерхов   обучали
Строится по вертикали.
Возглавлял ту стаю гусь.
Кто же он, - сказать боюсь,
Давеча, шёл на обед,
Глядь, за стаей суперджет.
Кулаком гусь погрозился,
Суперджет в овраг свалился.
А ещё в болоте нашем
На мели галера 'Раша',
Там рабом был тоже гусь.
Так и здесь сказать боюсь,
Как скажу, он вдруг узнает
И козлами забодает.
Ладно, в ухо - эти гуси,-
Гусь один:   Володя Пусин.               
Он прозванье получил,               
То, что пусек победил,               
В честь его теперь селяне,               
Стали звать себя  пусяне,               
И сменили коммунизм               
На фривольный  пусинизм!               
И другие не зевают,               
Также вслед опусевают.               
И теперь не жизнь у нас -               
А кошачий перформанс.               
В Интернете каждый день               
Вот такая дребедень!'
И, подняв до неба очи
Возопил дед что есть мочи: -
‘Не дадут врать небеса,
Раньше … были Чудеса!
Тут таких уж не бывает,
А что есть, не пробирает!
Без Чудес так и помру,
Блин, собака, точка, ру’!

‘Как зовут тебя, дедок?’ –
‘Ась? Да местный я,- Конёк,
В дополненьи Горбунок.
В сорок первом вот родили
И Сергеем окрестили.’
‘А скажи, Сергей Конёк,
Здесь на чудо был намёк,
Нам отсюда поподробней.’
‘Что ж, садитесь поудобней,
Не попрёмся сразу в грядку,
А начнём сказ по порядку.
Ну, а браузер скачаем?’
‘Раз сказали,- отвечаем!
Гугол в помощь, так и быть,
Начинай, дед, говорить ’

Наша  Варежка,- село!
Жить нам в нём весьма зело!
 Здесь кормилица землица               
Плодородием томится.               
Дед Фома всем говорит:               
-‘Палку ткни, она родит’,               
Шелестят колосья хлеба,               
Льют дожди косые с неба,               
Ветер лёгкий набегает,               
На лугах траву качает.               
У плакучей томной ивы               
Ветки теребит игриво,               
Нагло их он поднимает,
Ствол красивый оголяет.               
В луже видите утят,-               
Перья  как у них блестят!               
А простор какой!  Свобода! -               
Это русская природа!               
Забываются лета,               
Одним словом, -  ле-по-та!               
Ты очки свои протри,               
Внемли лучше и смотри.               
 А какие здесь селяне! -               
 Для художников пейзане.               
 А дерутся! Но по пьяне, -               
Очень мирные созданьи.               
Тайну времени хранят,               
В нём судьбу свою творят,               
 А когда кто умирает               
Тайну деткам оставляет.               
Солнце на небо встаёт               
Круга делать оборот.               
Мужики траву покосят,               
Бабы в стог сухую носят.               
Глянь, коровы! С бубенцами!
А мычат-то как, - басами!               
В ручейке водичку пьют!               
Важно с пастбища идут!               
Из тугих сосков легко               
Бьёт парное молоко.               
И во сне я снова, снова               
Жажду пить его парного,               
Не могу никак напиться,               
Просыпаюсь и не спиться.               
Хорошо в пахучем сене               
Провалятся в воскресенье,               
Лоб погладить у  бычка,
Брату в бок поддать тычка,               
С ним и в  омут окунуться,               
В детство дальнее вернуться,             
Где едим мы с упоеньем               
Пенки свежего варенья,             
Где охапкой солнце льётся,               
Папка счастливо смеётся,               
Где на завтрак  мамка будит,               
А что «было” только будет.
Так последуем туда,
В те былинные года!

Первая стойка - солдатская               
               
Там поют на летней зорьке
Девки песни хором звонким:
“Коля, Коля, Николай,
Сиди дома не гуляй,
Не ходи на тот конец,
Не носи девкам колец”
Серафима Горбункова,
Что ни вечер, - к девкам снова.
Там плясунья молодая,
Развесёлая, смешная,
Пела, пела и колечко
Закатилось к ней в сердечко,
Вышла Сима - наша краля
За красавца Николая

В церкви божьей их венчали,
Свадьбу весело играли,
Громко “Горько!” им кричали,
И на сельский весь окрест
Нёс им счастье благовест.
Даром хлеб они не ели,
Соловьи не даром пели
И в простой любви своей
Трёх родили сыновей.
Деток в церкви окрестили,
В вере божьей их растили.

Шёл четырнадцатый год,
На полях, в трудах народ.
Гром  небесных высших сил
Божьих чад вдруг поразил,
Мирну жизнь смела война, -
Растреклятая она,
От неё одна напасть,
Беспощадна к людям власть:
Мужиков в окоп загнать,
Баб заставить горевать.
Серафима тоже в горе
И с ребёночком в подоле,
Мой отец на свет явился ,
В год  войны, как я, родился.
И в шестнадцатом году
Дед родной попал в беду.
Раз в  химической атаке
Наступали австрияки,
Хлор в окопы запустили,
Много русских отравили.
Врач его лечил, лечил,
А потом так говорил:-
‘Коля, Коля, ты облатки,
И пожитки и манатки
Потихоньку собирай,
К дому, к жёнке отбывай’ .
Дома с Симой он  ласкался
И с детями занимался ,
Грустно он на них смотрел,
Всё хирел он и хирел.
Утром хладным, утром ранним
Умер он от хлорной раны,
И, как смертный, за порогом,
Он на суд предстал пред Богом.
Перед смертию сказал,               
Что когда он воевал,               
Ситуации бывали,               
Что подряд всех убивали.               
Только чудом выживали.               
Чудо мне не перепало,               
Вот и смерть моя настала.               
Улыбнулся Николай,
И душа слетела в рай.
Гроб из дома выносили,               
Бабы громко голосили.
Лёг  в могилу   мужичок
Под фамилией Конёк ,
Годы, что Конёк прожил,
Лёгкий снег припорошил.
Стала серою весной
 Сима бедною вдовой
И остались детки тоже -
Саша, Жора и Серёжа,
Десять, восемь, шесть подряд
Возраст был у тех ребят.
И Коньками, Горбунками
Прозывали себя сами.

Царь с войной пока возился,
Большевик на Русь свалился,
Изничтожил на корню
Венценосную семью.
И пока народ судачил,
Воевал, гулял, батрачил,
Коммунизм короновал ,
Ленин - Троцкий правит бал.
В те расстрельные года
Был тандем уже тогда.
А в ЧК: – не люди, - звери,
Портупеи, револьверы,
А в судах : там нет и  дел,
За сословие – расстрел.
Чехи, венгры и китайцы ,
Латыши и голодранцы,
И разбойники и воры,
Шваль какая-то без разбору,
Пропитая матросня,
Чернь, - плебейская дрисня,
Как один в ЧК вписались,
В палачах там ошивались.
Собрались в свою пехоту
На людей вести охоту,
Где закон один – свинец,
Раз попался, то конец: -
‘Ты пощады не проси,
К стенке, родненький, труси.
И на чудо не надейся,
Смирно стой. Команда! Целься!
Пли!!! Кажись уже готов,
Полетел на Могилёв,
Передать своим привет.’
А другой ему в ответ:-
‘Шибко умным оказался,
И на маузер нарвался.’

На Руси опять орда
Захватила города,
Поклонилась истуканам,
Мертвецам, вождям и ханам,
Ну а церкви все - под склад,
Нищету, лишь, где хранят.
Не смирен, в страстях же диких,
Становился люд безликим,
Развели его  по классам,
С цветом белым, с цветом красным,
На смерть все сцепились, ясно.,
Чрез войну, разруху, голод
 Встал конвоем серп и молот:
“Эй, ногами шевели,
В коммунизму побрели”.
Кто ничем был, тем остался,
В рабском страхе обретался.

Время движется вперёд,
С ним Серёжка наш растёт.
Нравом в маму он весёлый,
Статью в папу заточённый,
Словно утро светел он
И природой одарён.
Оседлает мальчик палку
И во двор играть в лошадку,
Головой тряхнёт жилец,
И заржёт, как жеребец ,
Ножкой стукнет, как копытцем,
Как по улице промчится.
Ты смотри, он же ребёнок!
А бежит как жеребёнок,
А за ним друзей отряд,
Жеребцами также мчат.
Напылили! Ну, Конёк!
Точно в сказке Горбунок!

А потом пора настала
Лез Конёк, куда  попало,
Любопытствовало чадо,
Знать ему всё было надо.
Молотилкой молотили
И братья не уследили,
Как ручонку в барабан
Он засунул, как баран.
Было пальцев ровно пять,
молотилка ручку, … – хрясть,
И тащили из машины
Лишь четыре с половиной.
Братья тут уже и мать,
Стали чадо утешать,
Как сирена, вой звучал,
Дед Фома в страстях кричал:
“Этот маленький засранец.
Отчихвостил себе  палец!”
Жучка ранку полизала,
Тряпкой мать её связала
Как пришибленную птичку,
Дед повёз Конька в больничку
Повторяя: “Э-хе-хе,
Не вини меня в грехе”
И Коньку: “ Держись, внучёк!
Испытатель Горбунок!”

Ампутированный пальчик,
Для Конька стал чуткий датчик,
Напряжений, отклонений,
Судеб разных сопряжений,
Через рану в тело прямо
Шла космическая карма,
И она добро вселяла,
Чудной силой оделяла.
Понял это он не сразу,
Потихоньку, раз за разом,
Светом разум наполнялся.
Им как крепость охранялся.
Так в смурной стране советов
Отрок рос без интернета.

Старший брат Конёк женился,
Важный стал, остепенился,
Тесть его был середняк,
Не богач и не бедняк,
Был умён, не сильно пил,
И  трудом крестьянским жил,
И отдал он дочку Машу
За старшого брата Сашу.
Ну и младших пожалел,
Их заботою  согрел.

Раскулачивание в сёлах,
Проходили мы все в школах,
У трудяги всё  отнять,
В лагеря семью сослать.
И несли в село те беды
Большевицкие комбеды.   (Комитеты бедноты).

Как-то раз малец  средь ночи
Встрепенулся и, как вскочит,
Отливая в огород ,
Смотрит, космос то не тот!
Стал он будто - бы пониже,
Звёзды ярче, краше, ближе,
И к Коньку всё крепче жмутся,
Будто в руки отдаются,
И планеты с важным видом
По своим плывут орбитам,
И весёлая  комета
Шлёт хвостом свои приветы,
Тут из Млечного пути
Ветер плазменный летит
И, пробив ночную мглу,
Утончился он в иглу,
В палец та игла вонзилась
И вокруг всё осветилось,
Смотрит с трепетом Конёк
На бенгальский огонёк,
Видит в нём, что в чёрном списке
Есть фамилия -  Бутырский,
Поутру к нему придут,
Дом разграбят, скот сведут,
А к семье солдат приставят,
И на станцию отправят.
Под винтовочные мушки
Растолкают по теплушкам,
И потащит паровоз
На погибель на мороз.

Тут он вскрикнул: -‘Что со мной?
Что там бьётся под рукой?’
А оттуда, из подмышки -
Кошка, курица и мышка
Быстренько на травку слезли
И во тьме ночной исчезли.
И Конёк  для дел очнулся,
Головой вперёд нагнулся,
И к семье как конь примчался
И в окошко постучался.

И всю ночь семья копала,
Всё что можно зарывала,
Скот в овраге укрывала,
След копытный заметала.
Утром к ним пришёл комбед,
А что было, того нет.
Там где хряка были хрюки,
Мышь повесилась от скуки,
Где зерна запас хранился,
Зайчик солнечный  резвился,
Маслобойка где стояла,
Кошка дохлая лежала.
А хозяин с видом гордым
Ел водичку с хлебом чёрным.
Все в курятник: на насесте,
Килограммов так на двести
Курица сидит, как песня.
Динозаврик яйценоский
Из времён палеозойских.
Встрепенулась и во двор,
И пошёл такой разбор:
Клювом вырвала все списки,
Имена где и прописки,
Разбежалась, полетела ,
Главного крылом поддела,
И комбеды  раскричались,
С воплем вслед за ней помчались ,
Вот, вот схватят! Вот, сейчас!
Так и скрылися из глаз.
А Конёк их вёл в тревоге
Синим взглядом до дороги.
Сил небесных повелитель,
Жизней близких охранитель.
Ну а после этой ночи,
Стал обрубочек короче.

А потом пора настала,
Что с Коньком твориться стало!
Вырос отрок, с ним гормоны,
Тосте, тьфу ты, и стероны,
Ты, мужчина, это знаешь,
Зов природы, - понимаешь.
Жить мужчине ой не просто
С этим зовом жгуче острым.
И с нахлынувшим томленьем
Шёл Конёк в уединенье,
Шёл  высокою травой
С солнцем тёплым над собой.
И в дурман травы ложился,
И в мечтах душой кружился,
В мыслях девушку искал,
Её к сердцу прижимал, 
Соком тело наливалось,
Мысль страстями накалялась.
Кровь в предчувствиях кипела,
Плоть на солнце сладко млела,
И природа с ним ласкалась,  -
Жизнь прекрасною казалась.
Там впервые, так сложилось
Стихотворчество случилось:
“Раз уж жизнь так быстротечна,
Буду жить тогда беспечно,
Буду петь и танцевать
И девчонку обнимать ”.
Долго в сердце стих  звучал
И на подвиг подвигал.

На всю жизнь потом запомнил
Первый подвиг  как исполнил.

Так  Конёк уже подрос,
Что щетиною оброс.
Стал и ростом он под стать,
Метр восемьдесят пять.
Стал у зеркала вертеться,
Думал, как, во что одеться,
Мать, была хоть и больна,
Из отбеленного льна
Для Конька костюм пошила,
И вопрос его решила.
В нём пошив и цвет и строчка –
Местным девкам заморочка.
И Конёк, взяв ноги  в руки,
Одевает быстро брюки,
А на тонкий юный торс
Тянет майку в стиле форс,
И ботиночки украсил,
Порошком зубным подкрасил,
Пиджачок льняной подмышку,
И на  ночь гулять в припрыжку,
А к утру…: ‘Святая сила!
Где тебя так извозило?
Ты на девок не гляди,
Надо  в армию идти,
Принесли тебе повестку,
И не надо про невестку.’ 

Ах, куда же ты, Конёк,
Ах, куда ты?
Не ходил бы ты, Конёк,
Во солдаты!
Это армия была
 “Ой, далёко от села”
Призывной вещал листок:
Там, где град Владивосток,
 Прибыть в порт ему Находка.
Развесёлой сельской сходкой
Провожались новобранцы,
Пили, пели, дальше танцы,
Пасадобль, Рио Рита,
В жгучем танго Кумпарсита,
То “цыганка”, то Утёсов,
Граммофон даст без вопросов.
И Конёк не уставал,
И чудно так танцевал,
А скорей козлом скакал,
И всё время повторял:-
‘Опа гангнам стайл! оп, оп, оп, оп!
Опа гангнам стайл! оп, оп, оп, оп!’
Удивляется народ,
Что за танец?  Вот даёт!
 Лет на семьдесят вперёд!
А девчонки заводные,
Развесёлые, смешные
За Коньком гурьбою скачут,
С опаганою чудачат.
И с Коньком так  коры мочат,
Что народ до слёз хохочет.

Пьяный в дупель отставной
Тост сказал всем заводной:
“Ты, Конёк, чтоб так  шагал”,
И ногами показал:-
“Волен-с ты или неволен-с,
Болен-с ты или не болен-с
Будь смелей врага, сильней
И умом его быстрей,
И всегда будь в нападенье,
Бей его на пораженье,
Чан его сжимай, как в клещи,
И ногой  по морде хлеще,
И как чёрт летай, крутись,
Будь настырным и учись
Как отчизну защищать
Аж на всю Матрену мать!”
И тебя мы будем ждать,
На тебя лишь уповать.
За защитника Конька!               
За солдата Горбунка!”
Икнул, рыгнул. извинился,
И под стол мешком свалился.
Тут гармошка заиграла,
И толпа вслед заплясала.

Утром ранним, после сходки,
С головой больной от водки,
Собиралися ребята,
Чтоб идти им во солдаты.
Их дорога повела
В мир, далёко от села,
В мир незнаемый, чужой,
В мир суровый и большой.
И дорога проходила,
Где отца была могила.
 Постоял сын у оградки,
И слезу смахнув украдкой,
На прощанье оглянулся,
Всех догнал и в шаг втянулся,
В небесах отец сиял
И молитвой осенял.

Русский очень любопытен,
Этим он и самобытен,
Для него нет лучше тем,
Что за краем дальним тем,
И, как орден, за ментальность
Получил земель бескрайность.
Легче земли собирать,
Чем потом их сохранять

На охране эшелона
Наш Конёк в конце вагона.
Он один. В тулуп одет,
Только горы да поэт.
Дым несётся с паровоза,
Колеи скрипят с мороза,
Даль такая,- край не видно,
Вот японцу и обидно,               
Вихри снежные взлетают,
Щёки кровью полыхают,
В нём свидания живут,
Их мгновенья сердце жгут,
Так же жгли у римлян, мавров
Кроманьонцев,  аватаров.
Наш Конёк в труде упорный,
К мозговой работе склонный.
Все прочёл он книжки в школе,
По программе и поболе,
Он Белинским упивался,
С Ключевским уже спознался,
Гул истории он слышит,
Словно воздухом ей дышит,
Он в стихах своих витает,
В эшелоне сочиняет:
“И не надо будет утешенья словом,
Счастлив буду я одним желаньем,
Умереть на поле Куликовом,
Умереть под звёздное сиянье.”
И в себе всегда  носил,
Как  учителя спросил:-
;Кто поэт  у нас-  шотландец?
Ну и …этот – африканец?;
Сам бабахнул, как из пушки: -
‘Это Лермонтов и Пушкин!’
А учитель: - 'Ну, Конёк,
Ну, - поэзии знаток!'

А Сибирь тайгою дышит,
Будто времени не слышит,
Тыщу лет, а может год,
Счёт она здесь не ведёт.
Держит путь свой на восток
В эшелоне Горбунок,
Край далёкий охранять,
От японца защищать.

Эх, армейские порядки -
Маршировки, физзарядки,
По снежку, да по морозу,
Да вдоль сопки, по откосу
С полной выкладкою кросс,
С хрипом воздух тянет нос,
И проблема у солдат -
Бесконечно есть хотят.
На занятьях замполит
Всё про Сталина твердит,
В карты пальцем твёрдым тычет,
Про агрессии талдычит.
И пока он мозг сношает,
Стихоплёт наш засыпает.

От стального турника
Как клешнею  жмёт рука,
Ноги, ноя от натуги,
Стали сильны и упруги,
Здесь гимнастика всем бог
Если выспренный взять слог:
Год прошёл, ещё немного,
Наш Конёк освоил “бога”
На “слабо” лишь засмеётся,
На турник и… крутит солнце,
И простым казалось делом
На руках держать всё тело,
И взлетал он быстро, бойко
В гимнастическую стойку,
Наш Конёк за просто так
Делал фирменный свой знак.
Он от лени не пылится
Силой, ловкостью искрится
От судьбы добра  не ждёт,
Счастье сам своё куёт.
Ну давай, Конёк!  Вот диво!
На руках помчал к комдиву!:-
“Разрешите мне, прям, тут
Подготовку в институт!”
Чтобы в мыслях был порядок,
Был он чёток, быстр и краток.
Наглость ту комдив отметил
И ногам его ответил: -
‘Раз призвания зовут,
Так готовьтесь в институт.
Цицерона почитайте,
Время есть на гауптвахте’.
Тот комдив был образован
И владел прекрасно словом,
Офицеров, - ‘посылал’,
А солдат на ‘Вы’ встречал,
Был солдат и так унижен,
А куда ещё то ниже?
И пока Конёк ‘сидел’
И от римских прав балдел,
Чернотой накрыло время,
И  комдив  тот был расстрелян,
Под затылком с пулей пав,
Без презумпций и без прав.
По углам: -‘Ой! Как! Неужто!?
Шибко умный патамушто!’
Страх вползал ко всем в поджилки,
Как сортира запах липкий,
Стал весь край Дальневосточный
Для крови канавой сточной,
Стала также вся страна
Палачам в прицел видна.
Жуткий сталинский террор.
Погребальный шепчет хор:
“Вот такой скотина Сталин,
Всю страну под нож поставил.”
Из народа, кровь чью пил,
Инвалида получил,
А на шаре, вот те на!
Затевалась вновь  война.


Вторая стойка - любовная

Чтоб женится, мужем стать,
Надо крепко погулять,
Также стать и мужиком,
И просчитанным притом.
Где Конёк то наш?  Да, тут!
Он в Калинин, в институт
Собирается в дорогу,
Я не вру тебе, ей богу!
На учителя учится,
Заодно и обженится.

Для студентов общежитье -
То, что надо для событий.
Пол трещит и потолок,
Здесь гуляет наш Конёк,
А какой горячий! Что-ты!
Молодые в нём красоты
Со всей силою раскрылись,
И событья закрутились
С ним и смех и  анекдоты,
И спиртного обороты,
И оно в стаканы льётся,
И танцуется - поётся,
Не нудит никто, не тужит,
Все друг с другом только дружат,
Легче там с девчонкой шиться               
И, дай бог, ещё влюбиться               
Шум, галдеж, ажиотаж,
Праздник жизни рулит наш!
Образован и умён,
Страхом общим не клеймён,
Сироты происхожденье
Защищает от гоненья,
И язык  его  остёр,
Он оторва,  бузотёр,
То на подвиг подбивает,
То затеей изумляет,
В голове бульон идей,
А вокруг полно друзей,
Пред собой  волну гоня,
Задаёт повестку дня.
Над науками летает,
Жадно знанья собирает.
Вот историк: – Карамзин,
Для Конька, - да день один!
И история России
Засветила  взглядом синим!
То в Конфуциях он бьётся,
То Сократиком зовётся,
И марксизм и ленинизм
Сносит крепкий организм
Всё при нём, красив, с мозгами
И с ферзём стальным в кармане.
С дамой в шахматы играл
Так ферзём тем замотал,
Что она пошла…  на ‘это’,
Скушав ферзь его при ‘этом’.
Пропахал   фольклор индусов,
Задунайских гагаузов,
Эскапизмом не страдает,
Жизнь как есть воспринимает
И с толпой,  не корча Сеньку,
Дружно шпарит летку-еньку.
И поёт с ним громко свита:
Пей до дна, моя Брунгильда!               
Бекона легко читал,               
Но беконы не едал,               
И при этом ,- аппетит!               
Всё в него летит, летит.               
Его дерзость бытия
Крутит жизнь вокруг себя!
И взлетает над попойкой
Гимнастическою стойкой.
Но однажды сник в тоске
Над ученьем Монтескье.
Этот злостный книгочей
Был пока ещё ничей.

Как  вы тут нам нифертите!
Что вы тут нам говорите!?
Надька - та ещё мандель,
Сероглазая газель!
И характер очень сложный
И не в меру выпендрёжный.
Наконец Конька взнуздала,
Как уздечкой привязала.
С ним танцует и поёт,
Девкам левым -от ворот.

Как-то взяли, тихо скрылись,
У фоно уединились.
Есть, скажу я вам, ребяты,
У Бетховена сона-а-ты!
Кто девице их сыграет,
Тот в себя её влюбляет.
В Патетической сонате
Он душой открылся Наде.
Звуки Аппассионаты
Издавал уже обнятый!
А сердца в сонате Лунной
Утонули в страсти бурной!
Как репьи они сцепились,
Как губами в губы впились,
Как вскипела в жилах кровь,
Как пронзила их любовь,
Что преграды все сметает,
Смерть собою побеждает!
Наш Бетховен умилился
И от счастья прослезился.

Да-а-а! Великое искусство,-
Это вам не хрен с капустой!

Вверх по лестнице с компаньей!
На руках, да на свиданье!
А в зубах торчит цветок,
Ну, даёт опять Конёк!
Надя дверь приоткрывает,
Непонятное впадает,
Быстро перекувырнулось
И Сергеем обернулось
Неожиданно и вдруг!
Как последствие – испуг,
Смех, стесненье, нагоняй:
Клоун, попка –попугай!
И встаёт он на колени,
Для признаний - объяснений:-
‘Я люблю тебя, Надюш!
И теперь тебе я муж!’
‘Ты оставь приколы эти!’
‘Здесь прикол до самой смерти!
Я, вообще, уже молчу,
Потому  что жрать хочу!’

Пара глухо налегала
На картошку, лук да сало!

И медовый месяц плыл,
Соловей в ударе был.
С симфоническом размахом
Мендельсона пела птаха,
И на узенькой кровати,
В скромной комнатке у Нади,
В наивысшем наслажденье
Шло любовное сраженье.
Ту кровать так раскачали,
Что меня здесь и зачали.
Дед Фома как говорит?’-
‘Палку ткни, она родит!’-
‘Правильно, ты молодец!
Будешь умным под конец!’
В сорок первом, на апрель,
Под весеннюю капель,
Шёл на свет я головой
Чтобы встретиться… с войной.
 

Третья стойка фронтовая

А в Германии весна
И во всю идёт война.
И дурман-сирень… цветёт,
Соловей в кустах поёт,
Средь сражений, оккупаций,
Как успел здесь окопаться?
Танки, мото и пехота –
В историческое фото.
Вон гвардейские катюши,
Песню там поют про груши
Повара и те  на марше
На ходу готовят каши.
Самолёты низко  мчатся,
С немцем быстро расквитаться,
Генерал с штабною свитой
В джипе, “Виллисе” открытом,
Не мигалкой всех пугает,
Матом путь свой расчищает.
Дальнобойные же  пушки,
Разместились на опушке,
Бу-у-ум! Бу-у-ум! Залпами палят,
С немцем строго говорят.
В сорок первом  эта сила
Фрица сразу б загасила!
.
И военная армада
Шла туда, куда ей надо.
У неё приказ один:
Направленье на Берлин,
Немца в логове дожать,
Над рейхстагом флаг поднять!
               
Навалились всем народом,
И талантом, кровью, потом,
Дотянули до парада.
Это главная награда.
Как закончили с войной,
Все  потопали домой.
Мужикам дано понять,
Населенье пополнять,
И страну свою чинить,
И не очень шибко пить.

И войну всю год за годом,
С этим Гитлером уродом,
Не беря ни дня в отгул,
Коренной как конь, тянул
Старший лейтенант Конёк,
В дополненьи Горбунок.
С огоньком от папироски
Средь своих был свой он в доску.
Вмажет шутку, сам  заржёт,
А, когда он руку  жмёт,
Говорит чуть-чуть повинно:-
'Вам четыре с половиной!'
У Конька на кисти правой
Указательный был с травмой.
Молотилкой молотил
И пол пальца отрубил.
Для  курка,давно привык,
Средний палец, словно штык
Видно всем издалека,
Что душа его легка.

Но “петух” когда нагрянет,
Командир как грозно взглянет,
Рявкнет так, что не перечь,
Может голову отсечь.
Случай был, в бою, в запал,
Паникёра расстрелял.
А когда мгла отошла,
Так терзалася душа.
Силы снова собирал
И геройски воевал.

Вот приказ летит по роте,
Никаких тут “тётей – мотей”,
Всё ненужное отбрось,
Миномёты к бою …то-о-о-всь!
 Глядя в немца сквозь прицел,
Смотрит, кто ещё там цел:
И кричит, пуская мины:
“Вам четыре с половиной!”
Следом мат отборный, страшный,
Супервыверт трёхэтажный.

Мины злобно скрежетали,
И фашистов зачищали.
И зверей взрывная сила,
Также, как людей, косила.
Наш Конёк учитель был,
Как детей солдат учил,
И они так метко били,
Что фашисты только выли
И когда он наступал,
Иль атаку отбивал,
Было меньше всех потерь,
Ты мне на слово поверь,
И солдаты: – ‘ Ну и норов,
Батарейный наш Суворов’.
Ясно дело, и наград
Было больше у солдат.

   Письмо с фронта.

Хоть Конёк в боях проверен,
Каждый день он не уверен,
Что под вечер будет жить,
Беломорканал курить.
Жив, курилка? Ну, пока!
В гряз опять, опять в снега.
Как зарядит не спеша
Автомат свой ППШ,
Карандаш огрыз достанет,
И письмо домой катает:
“Жив, здоров, как все воюю,
И по вас родным тоскую.
Да в землянке, вот беда,
До колен стоит вода.
Не во что переобуться,
И все в валенках здесь трутся.
Военторговские мрази
Сами б чухались здесь в грязи!
А под городом, под Ельней,
Все сожженные деревни!
Ярость, злость, мозги кипят
От макушки и до пят.
Немцы ночью баловались,
Мне осколком чуть досталось.
И была температура,
Но стянулась быстро шкура.
Мирных здесь болезней нет,
Как бифштексов на обед.
Стих и деньги посылаю,
Всех целую, обнимаю! “
Ясно, быстро и немного,
Здесь с цензурой очень строго,
Ведь, пока письмо в дороге,
По штабам марают строки.
И читать родным обидно,
Половину строк не видно.

Стихотворение с фронта.

Устали мы, не чуем ног,
Но надо нам идти,
Туда где светит огонёк
Единственный в пути.

Кретин! Он думал, что пресёк,
Какая ерунда!
Мы есть, мы будем  всяк и всё
На вечные года.

И два пронзительных лица
В меня  глядят, глядят,
И слышу верные сердца
Стучат, стучат, стучат.

Но время движется сильней
И скоро обсуждать
В дорогу дальнюю ко мне
Что брать, а что не брать.

Господь! Господь! Тебя молю!
Достаточно им бед!
Пролей на двоицу мою
Всеохранимый свет!

 Устали мы, не чуем ног,
Но надо нам идти,
Туда где светит огонёк
Единственный в пути.

Рассказ старлея Конька.

Слушать, прежде чем, рассказ,
Выпить приглашаю вас.
Эх, по первой мы пропустим
И огурчиком закусим!

Стать солдатом,- так попасть
Под начальственную власть!
И попасть меж двух огней,
И не знаешь, чей милей.
Спереди в тебя стреляют,
Сзади на смерть посылают,
‘Бабы новых, мол, рожают’.
И давно солдат не мыт,
Чаще голоден, чем сыт,
Ещё чаще он… убит,
Ещё чаще изувечен,
На всю жизнь культёй помечен.
А всех чаще, это так,
Загибался молодняк.
Он войны не понимал,
Быстро жизнь в ней коротал.
Да свирепствовали смерши,
Нас стрелял, а немцев вешал.
Ужас был какой  урон!
Наших войск лишь только он
Уничтожил миллион!

  Лёшка.

Из московского расцвета,
Из семьи интеллигента
Прибыл в часть один солдат,
На войну, как на парад,
Чтобы с немцем на смерть биться,
И геройством отличиться,
Подростковые мечтанья -
Пища разочарованьям.
Ну а в части был бедлам,
Выживает каждый сам,
Там за всё идёт борьба,
За еду, за жмень тепла,
За обувку, рукавицы,
За глоток воды напиться,
И в борьбу солдат не влился,
И на дно войны скатился.
Руку он не смог поднять,
Чтоб у слабого отнять.
Смотрит Лёшка чуть живой,
Измождённый и больной.
Килограммов сорок в нём,
Но глаза горят огнём,
Мысль работает, вникает,
Подлость власти просекает.
Стал солдатом - доходягой,
Ходит он в штаны, бедняга,
Сил, уж, нет винтарь таскать,     Винтарь-винтовка
Он не может воевать.
В медсанбат его лечить?
Нет.
       Судом его казнить!
‘Из московского расцве-е -ета!
Из семьи интеллиге-е-ента!’
А в атаку не ходил,
А снаряд не подносил!'-
Стукачок так доносил.
Он у смерша среди ‘дел’,
Завтра ждёт его расстрел.
К ним пошёл я, как проситель,
Офицер, как и учитель,
Резкий получил отказ:
Ещё раз, и, следом, вас.

Осень жмётся во дворе,
Полк, построенный в каре.
Вон, смотри! Они! Идут!
О как! Лёшку волокут!
В Лёшке  ужас,на колени.
Прокричали об измене.
И исполнен приговор,-
Старшиной огнём в упор.
В землю ткнулся юнош носом,
Омертвляясь безголосо.
Так за цацки,  за медали
Жизнь у парня отобрали.
Запечатаны уста.
Под осенние листа,
С перемученной душой
Полк пошёл в окоп домой,
С горькой желчью, ёж их мать!
Как всё это понимать?
Там где смерш, там и палач,
Плач отец и матерь плач.
Я с тех пор не поднимался,
Так старлеем и остался,
Доходяк не гнал, не бил,
Согревал их и кормил.

   Родной брат Жорка

Наконец-то, долго ждали,
Пополнение прислали.
Думай дальше, где им спать?
Извините, где им срать?
Молодые, глаз блестит,
Каждый жрать быстрей летит,
И, конечно же, потом
Всех утиный ждёт сидром.
Где людей большая туча
Там говна сплошная куча,
Ногу некуда вступить!
Остаётся матом крыть.
Вонь от трупов и говна,
Вот что  нам несёт война!

Разводящий, рот закрой,
Всем по полной, по второй.

Самокрутки кругом курят,
Про девчонок балагурят,
И, укрывшись, плащ-палаткой,
Тут же спят они вповалку.
Больно мне на них смотреть,
Ведь прислали их на смерть:
С утречка - под пулемёты
Героической всей ротой,
Чтоб высотку не достать
Но всей ротой дружно пасть.
И вот так уже три года,
Что в жару, что в непогоду
Раскалённая война
Жизнь сжигает всю до дна!

Ночь. Окоп. Сижу как крот.
Вижу… космос-то не тот!
Он ко мне всё ниже, ниже,
Звёзды ярче, ближе, ближе.
Йёбс! Планеты! С важным видом
По своим плывут орбитам,
Среди них одна комета
Машет мне:- 'Эй ты!, С приветом!?'
Глядь, из Млечного пути
Ветер плазменный летит
И, пробив ночную мглу,
Превратился он в иглу,
В палец мне игла вонзилась
В голове всё закружилось
Из моей, вдруг, из подмышки,
Чёрная, на вроде, мышки,
В мою  руку вещь ложится
И экранчиком светится.
На её, смотрю, ай, фоне,
Видно всё как на ладони:
Немцев карта наступленья,
Всех частей расположенье,
В, общем, немец где укрылся,
К нападенью затаился.
Срочно карту изучаю,
Как знаток, в ней отмечаю:
Завтра полк, вот незадача,
Попадает под раздачу.
Артналёт его накроет,
Враг сейчас его готовит,
Все окопы перепашет,
Где сидят солдаты наши,
А потом остатки  рот
Перемелет пулемёт,
И сквозь мой простой редут
На прорыв они пойдут.
Жизнь здесь дальше не видна,
Только смерть на всех одна.
А солдатики не знают,
Сон последний досыпают,
Завтра к вечеру мы, братцы,
Будем, явно, разлагаться.               
Писарь, Вася Жаворонкин,
По прозванью Похоронкин,
Как засядет он опять
Похоронки в тыл писать.
Похоронная команда,
С трупным запахом ребята,
На побоище пойдут
Исполнять свой скорбный труд
Нас покойных собирать,
На телеги нагружать,
В рай Господь всех нас поселит,
Где растут одни лишь ели,
Нам молитву пробормочет
Тот, кто знает и кто хочет.
Ну и ангелы нам тут
Память вечную споют.

И гляжу я  на восток,
Старший лейтенант Конёк,
Солнце где уже готово
Над войной подняться снова.
В штаб сейчас бежать полка?
Да минута дорога,
Начинать звонить повыше?
Не поймут и не услышат,
Скажут, что старлей там сбрендил,
Переел трофейных бренди.
Вот проблемка, вот задачка,-
Объегорить, одурачить,
Чтоб фашиста огрести
И солдатиков спасти?
Жорка!
       Брат мой!
               Он же лётчик!
Водит он бомбардировщик!
Друг его сам Водопьянов,
Видел я его с ним пьяным,
Часто я его встречал,
Как облупленного знал.
Самолёт во льдах сажали
И челюскинцев спасали,
А работа у ребят, -
По ночам они бомбят.
Свой обрубок напрягаю,
Брату свой приказ спускаю,
С разведданными всё точно,
Ты вбивай фашиста прочно,
Чтобы план у них сорвался,
И сам Гитлер оборался.
Ну а дальше пусть что будет,
Победителей не судят.
Мощный гул вдруг через час,
Слышим мы, проходит нас,
А потом ужасный свист,
Получай своё, фашист!
Бомбы пачками летят,
И взрывают всё подряд.
И кричал я: -'Брат, давай,
Урывай их, урывай!'
Тут ударило меня               
Вихрем света и огня:-
Как при гибели Помпеи,
Всех богов и всех империй: -
‘Их запасы стали рваться!
Фрицам  нечем теперь драться!’
Осветило и ребят,
Боевых моих солдат,
Мы смотрели с изумленьем,
Что творится в отдаленье,
И в глазах лишь месть и радость
И огромная усталость
Я один лишь только знал,
Кару кто в них извергал:
Брат родной- бомбометатель,
Водки стойкий поглощатель,
Как с полётов возвращался,
Вкруг народ его сгущался,
Он Подлипки собирал,
Водкой щедро угощал
И при этом говорил:
‘Я всех на хрен разбомбил!’

Мысль у нас у всех одна,
И смотрю,- мой старшина
Свой НЗ уже несёт,
И по кружкам раздаёт,
Мысли тут же помутнели,
Мы заели и запели: -
‘И сотни тысяч батарей,
За слёзы наших матерей,
За нашу родину – огонь! Огонь!’
Немца лупят в  в пух и прах,
А я в стойке!
               На руках!

А из той плавильной печки,
Словно дранные овечки
Немцы лихо разбегались,
И у нас в плену спасались,
Если точная разведка,
Бьёт брательник очень метко.
Ну а утром мы в движенье,
Фронт поехал в наступленье,
И вступил я по  тревоге
На военные дороги.               
Ну а после этой ночи,
Палец стал ещё короче.
Уменьшается, похоже,
Как шагреневая кожа.
Хоть вы пьяные сейчас,
Резюмирую для вас,
Фронт здесь Гитлера дожал,
Он отсюда побежал

Вот они где чудеса!
На хрен эта колбаса!
Ты команду выполняй!
Всем по третьей разли…вай!

  Гибель друга

Друг за другом шли в нахлёстку               
Фронтовые перекрёстки,
Нет страшней в них рукопашной,
На заросшей русской пашне
Раз пошла такая сеча,
Рассусоливать здесь неча!
Со свирепым русским матом
В рыло били  без пощады
С беспредельной жаждой рвать
Немца на любую часть

Солнце жгло,  глаза  слепило,
Жатву смерть свою косила,
У меня друг  умирал,
Маму напоследок звал.
Звал толчком последней крови,
Звал сыновнею любовью:-
‘Убаюкай меня, мама,
Песней ласковою самой.’
Что в конце, и что в начале.
В люльках мамы всех качали.
Умер он, отдал в бою,
Жизнь за мамочку свою,
Мы с ребятами своими
Тут его и схоронили.

У дороги, на пригорке,
Где зверушки роют норки,
Скромный памятник стоит,
А под ним солдат лежит,
И в могиле видит он
Лишь один священный сон:
 Под победные  знамёна,
 Полк гвардейский встал  в колоны,
 Он встаёт со всеми рядом
Неповерженным солдатом!
Здесь ты видишь, что я плачу?
Ну а как же быть иначе,
Плакать надо, чтобы быть,
Чтобы горе пережить.
Да, война была огромна,
Как вселенная бездонна,
Сквозь котлы, атаки, шквалы,
Миллионами теряли!
………………………
Аж умолкли все кукушки
От Кронштадта и до Кушки!
………………………..
А бездарные стратеги,
А в каком их нету веке?
На фанере пролетели,
Чуть страну не просвистели
И солдата не жалели,
Жгли дивизии как свечки,
Как дровишки в жаркой печке.
Будто все леса спилили,
Будто все луга скосили,
Так народа навалили!

Победили, но с трудом,
Не уменьем, а числом.
Если не солдат бы русский,
Немцу были б вы закуской.
День победы не отнять,
Будем помнить, поминать.
Память общая одна-               
Те святые времена.
Эх, дороги,
пыль да  ту-уман,
Холода, тревоги,
Да степной бурьян.

Любите книгу-источник знанья,
Без книги в мире тьма
И мир людей убог,
Без книги люди,
Как стадо без пастуха!
Виссарион Григорьевич  Белинский,
Неистовый.
Лей ещё, как хорошо!
Я на стоечку пошёл!

               
Четвёртая стойка фортельная

И наш ротный командир,
Этот весь кромешный мир,
Эту бойню - заварушку
Протоптал  на всю катушку
Под Варшавою Конька
Приконтузило “слегка”.               
Рядом с ним снаряд взорвался,               
Чудом он в живых остался,
И в сплошном предсмертном стоне
Увезён был в медвагоне.
А как ожил, оклемался,
Тут же он за дело взялся,
Он мычал, не говорил,
Но с друзьями водку пил,
Чтобы “стрессы оттянуть”,
Чтоб “забыться и уснуть”.
Шла война, что говорить,
На войне нельзя не пить.
Если надо – напивайся,
Человеком оставайся.
Как сказал индийский Неру?
Каждый знает свою меру.
Хоть контужен, но в попойках
На руках он делал стойку.
Центр вниманья просто так
Делал фирменный свой знак.

После пьянки, но и до
Копи – паст, как Бельмондо.
Счастья свет в его очах,
Хлам больничный  на плечах,
Лучшей доли не просил,
На все сто он просто жил,
Наде письма посылал,
Встречи скорой ожидал.

Под Калинином Надежда
С сыном мужа ждёт прилежно,
Сын его – то есть я, Серёжка,
Из мякины во рту соска,
Только выскочил на свет,
Ничего покушать нет.
С мамкой прятался в лесах,
Гнал куда от немцев   страх
Бомбы с неба в нас кидали,
Под ботвою в ямах спали,
Я мальцом, как весь народ,
Тёр весь этот  переплёт.

   Мечты, мечты.

После докторских обходов,
Моционов и уколов
На кровать больной прилёг,
Отдыхает наш Конёк,
Жизнь свою перебирает,
Также в будущем витает:
Как закончит он с войной,
И пойдёт к себе домой.
Где лесочком, где мосточком,
Где ракитовым кусточком,
На затылочке фуражка,
В рюкзаке со спиртом фляжка,
Грудь, конечно, в орденах,
Завоёваны в боях,
С благодарностью Главкома,
С направлением парткома,
Как войдёт к себе домой.
Весь до косточки живой,
Крепко жёнушку прижмёт,
Сына на руки возьмёт,
И уйдут подальше тучи,
И средь трав тугих, пахучих,
Как в селе да на приволье
Запоёт у нас застолье: -
“Шумел камыш, дере-евья гнулись,
И ночка тё-ёмная-а была,
Одна возлюбленна-а-я пара
Всю ночь гуля-ала до-о утра”
И как Надя тихо скажет,
Будто мёдом хлеб намажет:
‘Я тебя к себе вернула,
Смерть любовью обманула,               
Дорогой освободитель,               
Всех фашистов победитель!’               
Будет он ужасно рад               
Слушать правильный расклад.               
И в душе запели трубы,               
И заныли даже зубы,
Что придётся как- никак
Сделать стойку на руках,
Но мечты здесь прерывают
И к начальству призывают.
  Донос
Казус с раненым случился
В той  больнице, где лечился,
Тип один, с кем он лежал,
На Конька вдруг н-н- накатал,
Шибко видно был больной,
И в мозгах случился сбой:
“ Что Конёк, мол, не немой,
Что шпион он подсадной,
Что пора разоблачать,
Как врага его кончать.”
Смерши тут же прискакали,
Белы ручки заковали,
Ну а там, где он сидел,
Там расклад один - расстрел.
Проще было жизнь лишить,
Чем понять и отпустить.

Вот на нарах он лежит
И проклятия мычит.
Му да му, Му да му
Ну и влип я в кутерьму,
Заварилась круто каша,
В плен, как фриц, попал я к нашим.
Не помыться и не смыться,
Легче взять и застрелиться.
Я же русский, не преступник,
Где же, кто же  мой заступник?
Вспомнил тётку Ефросинью,
Как она в платочке синем
За него святых молила,
И на фронт благословила.
Встал на руки, тары- бары,
Прыгать стал на них по нарам
Вдруг в нём разум прояснился
И молитвой осенился,

  Молитва

“Отче наш на небеси,
 Ты мя, Господи, спаси!
Пред тобою вот я, - весь,
Хлеб насущный даждь мне днесь
Дай  мне в жизни всё успеть,
Прежде чем приму я смерть,
Дай мне силы, высшей доли,
На земле побыть подоле
Хоть в родных чуть-чуть остаться,
На их зовы откликаться.
И войну пройти сквозь беды,
И добраться до победы.
Да светиться твоё имя
В голове моей незримо!
Всё, я мысленно крещусь,
В твои руки отдаюсь
Аминь!"

Посмотрели бы вы сами
Как мычал он вверх ногами.
Опустился  он на локти,
Будто где скребутся когти,
В темноту сильней вгляделся
И от счастия согрелся:
Это ж курица гуляет,
И пером во тьме мерцает!
Мозжечком Конёк напрягся,
Из всего, что есть собрался
Через палец, через рану
Он космическую карму
Потянул в себя, собрал
И на курицу послал,
И она вся озарилась ,
Задрожала , заискрилась,
Словно луч, сверкнула в тьму.
Сквозь советскую тюрьму.

         Кремлёвский переполох
               
Древний Кремль от отчаянья,
Над Москвой навис печально:
"В этот век не повезло,
От меня исходит зло,
Что могу я людям дать?,
Лишь туристов напугать
Из Тибета Шамбалой -
Гробом с мёртвой головой.
Поддаёт и колумбарий
Крематорный запах гари.
Те, в веках  кто был царями,
Ныне названы врагами,
А где шло богослуженье -
Духа там отмороженье,
И в подвалах залпом  хлёстким
Убивают отморозки.
В общем, мрачная картина,
И конца всему не видно".
 
Сталин здесь и бог и царь –
Генеральный секретарь.
(Слово “Сталин”  - не “весло”,
И Остапа понесло.)
Власть свою сей маргинал
Словно куш в игре сорвал.
С именем отца Христа,
Абсолютно без креста,
Сатана сам, дьявол, бес
На вершину власти влез
И предался весь  насилью,
Словно зверь терзал Россию.
“СССР”  ей кличку дал,
И в ГУЛАГ свой заковал.
С грузом “Братские народы”
В Магадан шли пароходы.
Трудовой энтузиазм –
Зон  измученных маразм.
В Туруханске, злой от мошки,
Валенком ударил кошку.
А народ, как тот горбатый,
Вечно ходит виноватый
За разгромы, плены, беды,
А ему одни “победы”.
Он на всех печать поставил:
“Ты совок.  Иосиф Сталин”.
И с печатью,- видно это,
Ходим мы  по белу свету
Как тату не оторвёшь,
Лишь потомками сведёшь,

Здесь в таймаут я прошусь,
Хоть немного отдышусь.
Может хочет кто добавить?
Может Сталина здесь  славить,
Ведь сейчас не просто так,
Демократия никак.

Сталин и кастрюля тефаль.
А в  кремле Иван  Великий
Укрывал святые лики,
Их как воин охранял,
Их надеждой утешал.
Вдруг, свалившись из-за туч,
В купол башни бьётся луч,
По закону отраженья,
И по божьему веленью
Преломился луч в окно.
А за ним идёт … кино,
 Там уже и свет погас:
“Сталин думает за нас”.
Тут врывается реклама,
На кастрюлю смотрит дама,
И звучит другой приказ:
“Тефаль” думает за нас.
Где здесь правда, где обман?
То кастрюли, то тиран!
Сталин- наш главнейший бренд!
Нам выкатывают бред,
Креативщики всё знали,
Сленг у Сталина украли,
А за это есть статья,
Фильму продолжаю я.

Вот сидит, нет…
Вот присел “Великий Сталин”
Он делами весь завален,
Ни вздохнуть ему,  не пёрнуть,
Время нету водки дёрнуть,
Столько замыслов роится,
Даже некогда подмыться,
Время нет усы подбрить,
Кителёчик обновить,
И в носке его дыра,
Зашивать давно пора.
Вождь был ростом метр с кепкой,
Как парад, - на табуретку,
Ручкой машет с мавзолея,
С табуретки – он виднее.
Там, где гоблины у власти,
Одни низменные страсти.
Табачищем дурно пахнет,
Над расстрельным списком чахнет,
Ведь одно из сладких дел
Это список на расстрел.
От него и настроенье
И хорошее давленье,
Сталин дня не проживёт,
Если сотню не убьёт.
Трубку снова набивает,
Рэп свой мрачный напевает.
  Реп Сталина
“Это ж надо так уметь, -
Ежедневно сеять смерть,
Чуть зевнёшь, и ты уж в пасти
Уголовника во власти,
От меня не отскребёшься,
Только чудом лишь спасешься, вай, вай, вай!
Я любовник смерти пылкий
Как маньяк  смотрю в затылки,
В них гуманно и без схем
Шлёпнуть друга – нет проблем. 
Не успеет он и ёкнуть,
Уж мозги на стенах сохнуть, вай, вай, вай!
Что там Вий  иль Дантов ад,
Иль мучитель дам де Сад -
Это просто детский сад!
У меня  мои мальчишки,
Не читая этих книжек
Всю страну так рас…чат,
Что Батый от горя плачет.
Бес большо-о-ой был - наш Ильич!
Запустил такую дичь!  вай, вай, вай!”

  Блатной развод
Вот закончились куплеты:-
‘Твоя песня, бля, пропета!
Ты.
     В натуре.
                Репер наш.
Твоё место у параш!
Тебе пидорку да ватник,
Да на зону в петушатник!’
Прохрипел утробный голос.
У вождя поднялся волос.
Он от списочка отвлёкся,               
Тут же вздрогнул, как ожёгся,
На его рабочем месте,
Килограммов так на двести,
Папиросой дым пуская,
Курица сидит блатная.
Голень кольцами блестит,
Гребень веером торчит.
Смог на нём он прочитать.
‘Век свободы не видать!’
Чудо веки  поднимает,
Взглядом фраера пронзает,
Имя огненной струёй,
Электрической дугой
Из её глаз полыхнуло,
Спесь с вождя  как ветром сдуло
Он зубами заскрипел,
Почернел, остолбенел,
Обернулся – Мать родная!
То ль  пьяна, то ли больная,
Супротив его сидит,
Еле слышно говорит:
“Бедный Ёся, бедный Ёся!
Тебя папа в детстве бросил,
Нехороший папа твой,
Потому - то ты и злой,
И зачем же ты залез
В исторический процесс.
Что ты делаешь? Всем видно!
Пред соседями мне стыдно!
От тебя всем столько горя!,
Возвращайся лучше в Гори,
Мамалыгой накормлю,
“Сулико” тебе спою!”
И сказала на прощанье:
“Божье ты всем наказанье!”

Словно в 'Маске’ вождь скрутился
И в мальчишку превратился,
Закричал по детски жутко: -
‘Прочь пошла вон! Проститутка!
Ты меня здесь не учи!
Ты сама себя лечи!' -
И заплакал, зарыдал,
Слёзы ручкой вытирал.
Словно осы жалят в нём
Впечатленья тех времён.
Вот мальчишка закрутился
И в вождя вновь превратился,
А в глазах остались слёзы
Продавца сухой мимозы
В восьмимартовском морозе?!

И пошли такие “гонки”!
Кадры из последней съёмки
Триллера от   Тарантино
Про кровавого грузина.
Началось с того, что Ленин
В перестрелке был застрелен,
В мавзолей же, вот те так,
Занесён не тот чувак.

Птица гузку поднимает,
На клиента направляет,
И летит её яйцо
Прямо Сталину в лицо,
А точнее, просто в харю,
Так зовут лицо у твари.

 Потекли потоки  крови,
Воплей, стонов, дикой боли,
Из окон текли, полов,
Из под стен и с потолков,
Из дверей, коммуникаций,
Из доносов и реляций,
Это всё -  цена “побед” -
Миллионы жизней лет!
И поток  быстрей вращался,
И в воронку превращался.
И потом он в жгут скрутился
С хлюпом в рот вождя  ввинтился.
Мать и курица все вместе,
Растворились в этом месте.


За живот держась рукой,
Потрясая головой
Заорал тут Сталин: “ Бэрья!
Ты людей пытаешь двэрью,
Ты! Заплечных дэл мастак!
Ты не маршал, ты,  мудак!
Ты, червяк говённый, слизкий!
Пачему Конёк здэсь  в списке?
Он же сказочный герой,
С ним один лишь геморрой,
Отпускай его домой ”
Помолчал: “I’m very ill!
Мне работать нет уж сил”
В туалет пошёл, поплакал,
Валерьяночки накапал.
И водой ополоснулся,
В кабинет опять вернулся,
И сказал он: ”Про-простите,
Без меня теперь живите,
 Уезжаю в Гори я,
Жить мне дальше так нельзя!”
Список снова покрутил
И домой всех отпустил
Он, когда людей не мучил,
Запевал бэсаме-муча,
Танцевал всегда хип-хоп,
Ну а реже инди- поп.

Ну, дела! Ну и фортель!
Вот какая канитель!
Чудо божье совершилось,
И молитва утвердилась.
Вот таких бы кур побольше,
Жизнь бы наша стала дольше,
А с праправнуками гуще
В мегаполисах и пущах.


Кто ж они, кремля сидельцы?
От политики умельцы?

С Волги прыщ с немецкой ксивой,
В коммунизм втащил Россию,

И грузинский вор в законе,
Рядом с ним был похоронен.

А Донецк послал шахтёра,
Его выгнали с позором.

Был с  Днепра, как Днепр могучий
И с медальками до кучи.

Старцы были, их любили,
Очень быстро схоронили

С Симферополя, - в даль звал!
Там страну всю растерял,

Из Свердловска был чудак,
Всё в кремле сидел не так.

А сейчас из Петрограда,
КГБешаные  ребята!
Все ребята на отбор,
ОПГ - кремлёвский двор.
Оседлали нефтетрубы,
А кто, против, тому в зубы.
Президент же –тоже мелкий,
Тоже метр с той же кепкой.
На высоких каблуках,
Ну не смотрится никак.
Та же страсть в тюрьму сажать
 Только власть бы удержать.

Нет в них русской мощной стати,
Милосердья, благодати.
И  в Кремле им много чести
На святом крутится месте.
Офис их задвинуть в Сочи,
Под шашлык коньяк там очень.
Там буллиты и болиды,
И Поляны Красной  виды ,
И на лыжам покататься,
И на море искупаться,
И страной там порулить,
Там и семьями дружить.
А Москве как будет легче!
Будут пробочки помельче,
Будет меньше денег власти
И коррупции напасти.

Где найдётся та рука,
Сделать Кремль наверняка
Божьим местом на века.
Безо всякого изъяна,
По примеру Ватикана!
Будет духа там движенье,
И страны преображенье,
Будет  в благости своей
К обновленью звать людей,
Не проныра, не монарх, -
А от Бога Патриарх!
И народ наш победитель,
Хилый ныне потребитель,
Дух и смыслы обретет,
Чтобы двигаться вперёд!


Стоечка пятая лечебная

И Коньку свободу дали,
И вернули в госпитали.
Там друзья решают смело -
Мол, обмоем это дело.
 Поздно вечером калеки,
Медсестра лишь смежит веки,
В магазин вострят  гонца,
Водки взять там слегонца,
“Ведь наркомовский запас
Пролетает мимо нас.
А без водки не леченье,
Заморочка да мученье”.

Вот безрукий пригоняет,
Вот безногий разливает,
Встал Конёк  тут в полный рост,
На листке написан тост:
Говорящие читают,
Как молитву озвучают:
“Заживёт у нас нога,
Зашевелится рука,
И незрячий вновь узрит,
И немой заговорит
Из спины уйдут осколки –
Вот за это выпьем водки!”
Кто cмогли, те подгребали,
И стаканчики сдвигали,
Водка славно прижилась,
Тут тушоночка нашлась,
Неходячий и незрячий
(Не могло здесь быть иначе)
Те же дозы получали,
Тем же самым заедали.

После третьего подхода,
До болезного народа,
Слух пошёл по всей больнице,
Что кому –то в ней не спиться.
Подтянулась медсестричка,
В колбе хитрая водичка,
Как узнали, что там спирт,
Начался больничный флирт.
Одноногий с костылём:
 “Ну пойдём со мной, пойдём!”
А слепой –то, а слепой
Ей с кровати:”Нет со мной!”
Начался тут гвалт, делёж
Среди пьяных, буйных рож.
И венчала ту попойку
Гимнастическая стойка.
Здесь Конёк не устоял,
На руках опять стоял.
Хорошо вот  гармонист
Обожженный франт, танкист,
Как достал свою двухрядку,
Дунул в  кнопки по порядку,
И как грянул переливы,
Что про ссору все забыли.
Медсестра не уставала,
Белый танец танцевала.
За окном был вид чудесный,
Шёл парад планет небесных.
Землю звёздный дождь пролил,
Всех здоровьем одарил.
Как героев уложили,
Главврачу не доложили.

Ну а утром после водки
Из спины пошли осколки,
Безнадёжный наш незрячий
Книг для чтения заклянчил,
Омертвевшая рука
Начала ловить жука,
И отъятая  нога
Отросла к утру слегка,
Обожжённому, похоже,
С кожей стало лучше тоже,
Петь Конёк наш захотел, 
Песен он давно не пел.

У Конька как -то случилось,
Чудо снова получилось!
Терапия! Вот находка!
В ней: друзья, родная водка,
Джентльменство, медсестра,
И гулянье до утра!


И стойка вечная

Время по секундочке
накопились в суточки,
Месяц весело пройдёт,
Смотришь, снова новый год.
Жил я жил и не нажился,
И в две даты уместился.

Папа с мамой долго жили,
Сыновей троих взрастили.
Дед Фома, откинув номер,
Уж  давно, как с палкой помер
Карма с возрастом пропала,
С молодыми загуляла,
И не с тем уже размахом
По кустам свистела птаха,
По ночам кошмары были,
Будто немцы нас побили.
До преклонных самых лет
Лез на стойку бравый дед.
С бабкой ссоры затевал,
Мандавошкой обзывал,
Водка в нём неистребима,
Как дышать, - необходима
И, однажды, дуя в чай,
Взял… и умер невзначай.
‘А теперь на посошок,’-
Всё, что вымолвить он смог.
И замолкли голоса,
И потухли  небеса.
Птаха сильно погрустнела,
Марш Шопена тихо спела.

Бог ему грехи простил,
С ним он выпил, закусил
И в свой рай определил.

Он лежит в земле сырой,
Говорит во снах со мной,
Сообщает, что в раю,
Он, как штык, всегда в строю.
Кровью плещутся знамёна,
Полк бессмертный встал в  колоны ,
С огоньком от папироски
Счастлив он, он свой здесь в доску.
Шуткой блещет, сам  и ржёт,               
Руки всем он  крепко жмёт,               
Говорит чуть-чуть повинно:-
‘Вам четыре с половиной‘
И встаёт со всеми рядом
Победителем солдатом!
А вокруг… колосья хлеба,               
Льют дожди косые с неба,               
Ветер лёгкий набегает,               
На лугах траву качает,               
У плакучей томной ивы               
Ветки теребит игриво,               
Нагло их он поднимает,
Ствол красивый оголяет.               
А простор какой!  Свобода! -               
Это русская природа!               
Как родишься, - залетай
В наш прекрасный божий рай!

Ночь тиха в покое вечном,
Знак над ним пятиконечный.
В мае звёзды к нему ближе,
И летят планеты ниже.
Ветер плазменный сверкает,
С Днём Победы поздравляет.
И к нему издалека.
Приплывают облака,
Дружно шлют  к нему гонца,
Чтоб он дёрнул слегонца,
И взлетел, чтоб, над попойкой
Гимнастическою стойкой.

Сказка ложь, но в ней намёк,
Добрым молодцам урок.
Как сказал поэт Некрасов,
Прочно, точно и не басом:
Чудо России большое и скромное,-
Золото, золото - сердце народное!
      

'Чудо Вы, Сергей Сергеич!
В нашей здесь случайной встречи!
Вам спасибо за рассказ,
Ждёт теперь дорога нас,
Нет на свете лучше в мире
Автострады эм четыре!’-
Здесь потомков голоса,
Здесь такие чудеса!’
Из Пежо при расставаньи
Помахали на прощанье,
И исчезли в складках синих
Нашей матушки-России,

Небеса в лучах сияли,
Всё живое согревали.

Бестолковей нет на свете
Комментарий в Интернете !

Компьютерная игра:
 
“Сталин против марсиан”.
Не игра, один обман.
   Марсианин Федя, ученик 3-го класса
статья 58, часть 2,
   Карлаг, 6-ой барак, срок 10 лет.

Я б вампиров, палачей,
Этих бесов из ночей,
Всех бы вытащил на свет,
Имена всех  - в Интернет.
Пусть потомки их стыдятся,
И такими не плодятся.
       Проклятий Заклеймёнов


Жизнь прожил  наш человек,
С ним ушёл двадцатый век.
И пугает всех нечаянно
Века страшного урчанье.
            Лаврентий Павлович Сусликов

В мавзолее, вот те так,
Занесён не тот чувак
               
Ксюша! Ксюша, дорогая!
По тебе я умираю!   
Жду тебя я на свиданье
В мавзолей на возлежанье.
         Гот Пётр четвёртый

‘Станут пробочки помельче.’

Этот транспортный коллапс
Очень нервничает нас
                Жители дурдома

Жалостлив народ, доверчив,
От того ему не легче,
И к тому ж он невезучий,
И к несчастиям липучий,
И живут в нехватке нала.
Зомби первого канала
          Зомби эходождя

Стойка седьмая.
Усосавшись крепким пивом,
Телом стать решил красивым,
На руках сейчас стоял,
И об пол башкой упал.
А что? А мне понравилось!
Извилина прибавилась.
                Башковитый

У меня костюм сверхноский
И плачу налог я плоский –
Александр Македонский.
             

Как уйду на социалку,
Как найду покрепче палку,
Чтоб грозить у перехода
Мерседесовским уродам.
          Артур Децибелов.

Водки в праздник в прошлы разы
Не додали,  пидарасы!
Я ещё откину номер!
Дед Фома.
           Вот  хер я помер!

Наши немцев победили,
Их страну разъединили,
А потом объединили,
Я ж три тыщи получаю,
По деньгам всегда скучаю!
              Света, Пшада, Краснодарский край.
 
Я жила с глубокой верой,
Что война шла с ГДР-ом,
Оказалось с ФРГ,
Как же жить  в такой пурге!
         Гадя Петрович.

Не стратеги, а тетери,
Потому то и потери,
Где умом не просекали,
Мясом дыры затыкали.
И пишу я, отобедав,   
Блогер,  хипстер,.
             Мясоедов.


                Богатыри не мы…

Рублёвские звёзды над нами горят,
Повсюду разносит их свет,
Бандитская  родина есть у ребят,
И хуже той родины нет!

В любом городишке  в лесу, у горы
В заборах этаж, не этаж,
Рублёвки, конечно, помельче Москвы
Уродуют местный пейзаж.

И в каждой рублёвке есть баня своя
Туда собирается цвет
Всей мафии местной, а просто семья,
И держат там тайный совет.

И “папа” над всеми - смотрящий бандит,
Мента он там держит за так
И прокурору по башне стучит,
Какой же ты Федя дурак!

И мэра он “выбрал” лишь только за: “Ух!
Как пар поддаёт самому!”,
И ФСБ-ешник, как красный петух,
Секреты сливает ему.

Все деньги района у них“на общаг”,
Их мониторит “банкир”,
С ним разговор о серьёзных вещах,
Подальше от этих проныр.

И звёзды смотрящие дальше горят,
И дальше разносит их “свет”
Вот родина эта   у наших ребят,
А, может, её уже нет?
                Сумрак Виктор Сергеевич

Для крутого эпатажа
Всех собрать бы персонажей,
И танцуют пусть они
Танец мира и любви!
         Соломон  Пляр, школа бальных танцев.

       Частушки
Ельцин лучше Вовы был,
Он хотя бы водку пил.               
Был и он не без порока,               
Но ушёл он раньше срока.               

Задолбали нас кукушки:               
Президент- агент с прослушки,               
И живём, мы, э-хе-хе!               
Не в России, а в Чучхе,               

                На Поклонную в мороз.
Нас начальничек привёз .               
Резолюция на месте,               
Мы согласны, - грамм по двести!               

Я воззваний не читала,               
Лишь милёнка целовала,               
От мороза страстная,               
 С ним на всё согласная!               

 Ух-ты! Ах-ты!,               
 Вовку в космонавты!               
 Где –нибудь в созвездье раков               
 Он найдёт себе пацаков               

 Десять лет мы с ВВП               
 Удвояли ВВП .               
 Есть модернизация               
 Дыр в  канализации!               

             Зек Молотилкин.

Берег левый, берег правый,
Нет в помине переправы,
В Днепр армия вошла,
В нём и смертушку нашла.
В даль по водам быстротечным
Плыли трупы бесконечно.
Так Воронежский  фронт
 Влип в такой вот переплёт

А в живых лишь штаб остался,
Водку жрал да отъедался.
Нас послали на закланье,
Вот и всё воспоминанье.
Остальное - мелочь, тёрки,
   Руку, автор!
            Вася Тёркин.

А в народе ходит Вера,
Говорит – Конёк for ever.
              Аdам y  Еvа.


Сисадмину Ване
Спасибо, что не банил!               
И айда все в баню!
            Правнук Саша Конёк.