Великому Бунину. Семь сыновей!

   Прекрасные летние дни, спокойное Чёрное море. Жаркое  Солнце,  синее  небо,  море  лиловое;
Крым, Кавказ, Анатолийское  побережье, Константинополь – плавание  долгое,  круговое.
   Долго  стояли на  рейде  в  Трапезунде, будто ждали прекращения ветров.
По трапу поднимается  целая новая ватага оборванных и вооруженных курдов –
свита  идущего  впереди старика, большого и  широкого в кости, в белом курпее и в серой черкеске, окантованной узором,
крепко подпоясанной по тонкой талии ремнём с серебряным набором.
   Курды, плывшие с нами и  лежавшие в одном месте палубы  целым стадом,
все поднялись и очистили свободное пространство. Им быть там негоже –
Свита старика настелила там множество ковров, положила подушки рядом.
Старик царственно возлёг на это ложе. 
   Борода его была бела как кипень, сухое лицо черно от загара. Взор чист, как слеза.
Необыкновенным блеском блестели небольшие карие глаза.      
Я подошёл, присел на корточки, сказал "селям", глядя в умные глаза,
спросил по-русски:   «С Кавказа?» Он дружелюбно ответил тоже по-русски:  «Дальше, господин. Мы курды.» 
    Мне стало интересно: «Куда же плывёшь ты?»    
    Он ответил скромно, но гордо: «В  Стамбул,  господин.  К  самому  падишаху.
Самому  падишаху  везу благодарность,  подарок:  семь нагаек». Я слышал про это где-то. Это было у всех на слуху.
   «Семь  сыновей взял у меня на войну падишах, всех, сколько было, скольких я славил.
И все  на войне  убиты. Семь раз падишах  меня прославил.»
     «Це, це, це!» – с небрежным сожалением сказал стоявший над нами с папиросой в руке
керченский грек: вишневая  дамасская  феска,  серый сюртук  с  белым  жилетом, что наброшен налегке,
молодой полнеющий красавец и франт, как с картинки  –
серые модные панталоны и застёгнутые на пуговки сбоку лакированные ботинки.
      «Такой старый и один остался!» – сказал грек, качая головой.      
Старик посмотрел на его феску. «Какой глупый», – ответил он просто, видя, что грек совсем молодой.
«Вот ты – будешь старый, а я не старый и никогда не буду. Про обезьяну знаешь?»      
     Красавец недоверчиво улыбнулся: «Какую обезьяну? Откуда знаешь, слушай?» 
   « Ну, так про обезьяну послушай!»... 
–––––––   

Иван Бунин. Молодость и старость. (Отрывок).
Прекрасные летние дни, спокойное Черное море. Жаркое  солнце,  синее  небо,  море  лиловое... Плавание  долгое,  круговое – Крым, Кавказ, Анатолийское  побережье, Константинополь... Долго  стояли на  рейде  в  Трапезунде... по трапу поднимается  целая новая ватага оборванных и вооруженных курдов - свита  идущего  впереди старика, большого и  широкого в кости в белом курпее и в серой черкеске, крепко подпоясанной по тонкой талии ремнем с серебряным набором. Курды, плывшие с нами и  лежавшие в одном месте палубы  целым стадом, все поднялись и очистили свободное пространство. Свита старика настелила там множество ковров,  наклала подушек. Старик  царственно возлег на  это  ложе.  Борода его была бела как  кипень, сухое лицо черно от загара. И необыкновенным блеском блестели небольшие карие глаза.      Я подошел, присел на корточки, сказал "селям", спросил по-русски:     С Кавказа?    
Он дружелюбно ответил тоже по-русски:     - Дальше, господин. Мы курды. 
- Куда же плывешь?    
- Он ответил скромно, но гордо:   -  В  Стамбул,  господин.  К  самому  падишаху.  Самому  падишаху  везу благодарность,  подарок:  семь нагаек. Семь  сыновей взял  у  меня  на войну падишах, всех, сколько было.  И все  на войне  убиты. Семь раз падишах  меня прославил.
-  Це,  це,  це! -  с небрежным  сожалением сказал стоявший  над нами с папиросой  в  руке молодой  полнеющий  красавец и  франт,  керченский  грек: вишневая  дамасская  феска,  серый сюртук  с  белым  жилетом,  серые  модные панталоны  и  застегнутые  на  пуговки  сбоку лакированные ботинки.
-  Такой старый и один остался! - сказал он, качая головой. 
   Старик посмотрел на его феску.      
- Какой глупый, - ответил он просто.
- Вот  ты – будешь  старый, а  я не старый и никогда не буду.
Про обезьяну знаешь?      
    Красавец недоверчиво улыбнулся:
    - Какую обезьяну? 
    - Ну, так  послушай!... 

1936