Завтра будет жить

Закулисье перед последним спектаклем. Две небольшие комнатки, обвешанные зеркалами. У стен поставлено несколько облезших, старых, пожелтевших диванов и кресел. Кое-где на них виднеются пятна от пролитого кофе. В комнатках царит неразборчивый шум, сотни голосов с различными тембрами разрезают воздух, нарушая тишину. Полным ходом идут последние приготовления к финальному спектаклю. Все пропитано духами и лаками. Актеры сидят, стоят, ходят взад-вперед по комнатам. Кому-то пудрят щеки гримеры, кто-то поправляет свой парик или накладной нос. На диване сидят два молодых человека и, скрестив ноги, оживленно обсуждают предстоящий "бой со сценой". Чуть позади, нервно теребя лист бумаги, судорожно повторяя текст, из угла в угол мечется девушка, играющая Лизу. Она учится на третьем курсе, это ее первая роль в последнем для многих спектакле, и страх забыть слова или движения на сцене у нее небывало велик. Это первый ее "бой со сценой", сражение с самым строгим и беспринципным критиком, который гораздно придирчивее самых злых преподавателей театральных училищ. Этот критик зритель, и апплодисменты - высшая его награда, которая настоящему артисту дороже золотых масок и разных званий. Она не думала об этом, она боялась неизвестности. Если вы бы спросили ее, чего она сейчас боится, то она в жизни бы Вам не ответила. "Господи, хоть бы не забыть, только бы помнить" - можно было прочесть по ее дрожавшим губам. В другой стороне комнаты в углу сидел старик, играющий Фамусова, и по своей традиции, он молился перед спектаклем. Мало кто знает сколько ему лет, и когда он взошел на сцену первый раз. Старик всегда играл незначительные роли. С Фамусовым ему повезло, основной актер заболел. И это первая его большая рольв последнем спектакле. Однако внимание зовет нас дальше из тусклых, затхлых, тесных и душных комнат на сцену. Она пуста. О! Это невероятное, непередаваемое чувство восторженности, когда ты идешь по пустой сцене, обходя декарации, и ловишь на себе свет софитов. Ты медленными, уверенными шагами идешь по сцене, улавливая скрип паркета под ногами. В голове считаешь шаги - один, два, десять. И вот ты стоишь у самого края, в двух метрах под тобой начинается первый ряд.Ты закрываешь глаза и видишь экзотические деревья, дивные цветы и огромный водопад, вода пенится и в пылу самоубийства бросается вниз, разбиваясь о камни, превращаясь в фонтан брызг, белую пену. И ты стоишь на крохотном выступе у самого края бездны. Ветер вгрызается в лицо, руки разбросаны в разные стороны, и вот ты уже чувствуешь этот влажный воздух свободы. Вот она - прелесть дивная одиночества. Несколько секунд безграничной свободы - вот истинное счастье. Глаза открываются и... пустой зал, ты смотришь в глубину и видишь тьму, которая поглощает тебя. Каким ничтожным и жалким кажется человек со всеми его мелочными переживаниями, целями и проблемами в сравнении с монументальным, огромным театром - храмом искусства. Пусть он даже мал, размер не важен - главное цель, которую он несет, истина, которую он вверяет людским душам. Многие вещи становятся понятны только на сцене. Лишь посмотрев на себя сквозь роль, разобрав душу по крупицам, можно понять суть бытия, приблизиться к разгадке тайны смысла человеческой жизни. Можно стать добрее, чище и светлее. Театр лечит людские души, души зрителей. И актеры меняются благодаря театру. С каждым выходом на сцену ты становишься мудрее, актеру дан особый крест, проживая чужие жизни, обличать людские пороки. Он передатчик, связующее звено между заблудшами душами зрителей и моралью. Однако пора назад за кулисы. Звучит первый звонок... Двери открылись, и в зал хлынули потоки людей, они заполняют его, усаживаясь на места, о чем-то перешептываются, смеются, достают програмки и монокли. В гримерках стихает шум. К актерам подходит режиссер. Последние напутствия, рукопожатия, обьятия. Он крестит их и уходит к звукооператору. Фамусов, закончив молиться, спокойно ждет выхода, молодые люди слегка нервничают,но не подают вида, а Лизанька ждет выхода на последнем издыхании. Второй звонок..В зал заходят опоздавшие и, семеня шагами, торопятся занять свои кресла. Актеры почти готовы. Кто-то из старой школы входит в образ, забывая обо всем, кто-то готовится отыграть влегкую. "Вот-вот начнется бой". Третий звонок...Зал разрывают громкие аплодисменты, они требуют тебя актер... твой гений, твую раскрытую душу они хотят препарировать своими моноклями. Аплодисменты не смолкают. Ты стоишь за сценой и пытаешься унять до боли знакомую и приятную дрожь в коленях и барабанную канонаду сердца.Ты боишься, но не их и не забытого текста или движений, а неизвестности, того, что будет при выходе и после него... того, что будет завтра или сегодня после последнего выхода, но больше всего ты боишься после... послезавтра... нет не 24...25...26... мая, июня, декабря, а каждого завтра и послезавтра, потому что огромный светлый, душевный этап сцены оборвется и ты, закрыв глаза, возможн в последний раз бросишься в обрыв, на сцену, на медицинские скальпели-монокли зрителей в надежде, что завтра будет жить...