Баллада о скромности, Земле и бомбе

1.Компот

Отпуск. Солнце. Свобода.
Радио в дудку тревоги дуло.
Ничего такого не думая,
в погреб я шёл за компотом.

Вдруг в не знающей дней
сырой подвальной хмари
зазудел комарик,
всех москитов злее.

Я не думал ничего,
лишь шаги замедлил.
Ну а звон, налившись медью,
вырос в волчий вой.

Это в воздух, как в доску,
ввинчиваясь лбом,
ариозо смерти бомба
возглашала радостно.

Эту арию стабилизаторы
ватным кляпом вбивали в ухо моё,
а потом что-то коротко ухнуло,
в никогда превращая завтра.

По ногам, голове и желудку,
и по стенам, как адово здравствуйте,
заплясал мёртвый свет радиации
и расплылся кроваво и жутко.

Я глупо подумал: а как же отпуск? –
не видя, не слыша, как надо мной
панели горели, балки падали,
трубы в конвульсиях лопались.

Лишь сердце ещё
колотило в висок:
всё, всё, всё, всё…

2.Реанимация

Голова трещит, разбита.
Конь или оглобля?
Или дал мне в лоб копытом
кониин болиголовный?

Что ел?
Что пил?
Откуда жар
и пот?
Свод бел…
Слепит…
Лампы дрожат…
Компот!

Я спускался вниз…
Ступенька за ступенькой…
Свист или визг?..
Иль комар задзенькал?..

Впереди катакомбы…
Подвал…
Это была бомба!

Провал.

И опять точкой свет.
И опять тонкий звон.
Надо мной белый свод.
Я… жив… спасён!

Над лицом
ламп клумба.
Странный сон…
Была ль бомба?

Потолок бел.
Простынь бела.
Язык онемел.
Была!

Рук,
ног
нет?
Есть!
Я –вот
весь
здесь.

Что ж тогда?
Мама мия!
Беда!
Лейкемия!

Так.
Симптомы…
Плохо помню…
Кажется, тошнота

есть? Нету!
Что ещё? Где же ещё?
Боязнь света?
Тоже нету!
Впрочем, это ж не бешенство.

И голова кружится
не очень,
и жить
уже снова хочется.

Вдруг в мозгу
бенц-бенц, –
шёпот невидимых губ:
Мо-ло-дец!

Кто здесь?
Где я?
Чья мысль?
Моя?

Вдруг опять с грустью
где-то под переносицей
телеграфной россыпью
проносится:

Здравствуй.
Ты, наконец, здоров.
Сразу
в щёки хлынула кровь,

мозг в панике порет горячку:
как? кто? опять?
И наступает поступью рачьей:
Спать… спать… спать…

3.Человек без удивления

Лежу. Белковой пеной
простыня плещет.
Без слов пенье.
Без звуков речь.

Слушать лень,
но шёпот навязчиво лезет в тишь:
Здравствуй, друг. Твоё удивление
мы отключили. Простишь?

Сам понимаешь, иначе никак –
сердце инсульта кидает пращу.
Теперь побеседуем наверняка.
Простишь?
Прощу.

Постой. Не спеши.
Ты лучше
нам это скажи,
когда снова всё включим.

А, пока твоё сердце
спокойно клацает,
пока не сердится,
даю ситуацию.

Взрывы планет,
как взрывы котла.
Была – и нет.
Сгорела до тла.

Всё убито.
Нет ни микроба.
Летит по орбите
планета-гроб.

Может, оно и нечаянно –
ваше зло.
Важно одно – случайно
тебе повезло.

Ты не изжарен, не искалечен,
потоком нейтронным из жизни вырван
и в воздухе мёртвом навечно
газами законсервирован.

А здание так на землю кинуло,
что закупорило входы и выходы.
В склёпе твоём был микроклимат
для сохранения самый выгодный.

Мы просто нашли ваше пекло.
Вы здесь таких дров наломали,
что во всех участках спектра
вылезли явные аномалии.

Не было мнений многих и разных.
Помчались сюда сквозь годы холода
искать следы агонии разума
мы – археологи и палеонтологи.

Так ты умер.
Так ты выжил.
Думай.
Будь эмоций выше.

И не лови с болью
слов наших мерный ритм.
Помни, ты полностью волен
говорить или не говорить.

И, словно нажали клавишу "Стерео",
плоскости выгнулись. Мой мозг
в их руках! Сволочи! Стервы!
Ах, какая в него вылилась злость!

Затем тьма.
Ни зги.
Туман
сдавил мозги,

а между тем меж глаз сопят:
Спать… спать… спать… спать…

4.Пропавшие тысячелетия

Опять пробуждение
в белом куполе.
Кто они? Где они?
Я для них – кукла?

Купол мерцает слоновой костью:
Успокойся.

Ну что же, пускай свербит переносица,
мы для неё подбросим вопросики.

Вот первый, как будто важнее нет:
Сколько пошло лет?

И, после чёрного паузы ранца:
Тридцать семь тысяч триста тринадцать.

Столько лет сквозит испуг
в скрипе Системы Солнечной,
и напрасно Млечный Путь
звёздами фасонится, –

он земным поэтам
не навевает тем.
Песня земная спета.
А в Космосе между тем

туманностей кляксы старые
планетами беременеют,
хронометры пульсаров
отсчитывают время,

миги и сроки
новым
далёким
двуногим.

И лишь по упрямой привычке Луна
мёртвым влюблённым светит,
да мазурку по мёртвым волнам
танцует упрямый ветер.

Развалины замков, вилл и хижин
тайфуны песком замели.
Дождь, как собака, лениво лижет
обглоданный бурями череп Земли.

Искать останки
плугов и танков –
будет пришельцам дело.

Люди! Что ж вы наделали!

5.Я консультирую

Проходит за днём день.
Пытке жизнью конца не видно.
Я, любопытный от рожденья,
стал равнодушнее идола.

Мне мои спасители
могли бы рассказать
массу новых вещей,
только расспроси их.
Но из горы знаний
мне одному – зачем?

На чужих полях возросший
ем хлеб и пью чай.
Я не задаю вопросов,
я только отвечаю.

А эти – изрыли землю ямами.
Трудятся дружно, толково, быстро,
работоспособные, словно дьяволы –
ищут истоки нашего самоубийства,

не спят ночей,
откапывая
ангары и квартиры,
а что зачем? –
я
консультирую.

Мне приносят в белую комнату
авторучки и автоматы,
просят что-нибудь припомнить,–
привычки, обычаи, даты.

Я – фигура. Я – феномен.
Они, на что, вроде, ушлые,
а уши направят в меня, как антенны,
и – слушают.

Слушают наши анекдоты,
стихи Дербенёва и Пушкина,
слушают, как мы ложились на доты,
как любили мы, слушают

о том, как тьму веков осветив,
мы революции факел подняли,
о том, как пытались планету спасти.
Не самоубийцы мы! Поняли?!

С какой это стати
убийцами – всех?
Вы только представьте
наш бешеный век,

век телефонов
и рельсов,
век частых войн
и агрессий,

век мысли в залитых потом очах,
век бравых парней в свинцовых ящиках,
век сытых, благополучных мещан,
в четырёх стенах сидящих,

век бывших рабов,
феллахов, декхан,
несущих свободу
в грубых руках,

век магистралей и строек век,
век вспять повёрнутых рек,

век ежедневных катастроф,
век ежечасных новостей,
ожесточённых стихов
и развращённых детей,

век пустых, выбитых окон,
грязных шприцев с белым зельем.
…А Человек в эту эпоху
вырос ростом с Землю!

6.Вопросы

Для них всё это, наверное, просто.
Для них всё это ясно, наверное.
Они задают не по делу вопросы
с наивностью откровенною.

Мол, не бойся, расскажи,
руку на сердце держа,
как ты жил? чем ты жил?
кому подражал?

Жил нормально. Работал в меру.
Слишком стараться – считал – не к лицу.
Крупных себе не искал примеров.
Чуть-чуть подражал битлам… да отцу.

Разве в легенд и былей рое
не было выше авторитетов?
Были, конечно, но для героев,
а мне хватало и этих.

Что, разве быть героем зазорно?
Разве их слава не светит, не манит?
Манит, конечно, и светит зорями,
но в жизни быть принято скромным и маленьким.

Скромность и смелость. Так уж различны ли
эти два качества?
Скромность и смелость. Кошачье двуличье.
…Мягкость и клыкастость.

Скромность – это брать полнормы
или работать вполсилы, пусть, мол?
Логики я теряю опору.
Что-то я в этом путаюсь.

Ладно. Скажи, что ты сделал,
чтоб уберечь свой дом?
Я, как другие, прямо и смело…
В общем, своим трудом…

Ясно. Ты лично пытался не очень
исправить истории ход.
Братцы! Чего от меня вы хочете?
Я рубль же свой отдал в фонд.

Я же ведь бомб не делал.
К чему такие слова?
В том, что всё сгорело,
я не виноват…

Что ты, мы и не спорим,
зря тебя это задело.
Ваша история –
ваше дело.

Есть другой вопрос.
Мы знаем мощь и силу
ваших машин и ваших гроз.
А что такое "красиво"?

Красота – это другое,
это из области чувств.
Это снежные горы,
с которых на лыжах мчусь,

это когда лес чёрный
сбросит снежность снов,
это утончённость
гладиолусов,

это картины великих,
это поэтов слова,
это кошмарный рык
косматого льва…

А ты, дружище, не делал
красивым житьё своё?
Куда до красы мне, где мне,
я лишь покупал её.

А ваша работа разве ценилась
не по красоте?
По плану. По валу. По вложенным силам.
По вложенной суете.

А что такое "любить"?
Вот так вопрос.
Любить – это значит жить.
Это ведь очень просто.

Любить – это в сумрак ночей
вглядываться пытливо,
всю ночь не смыкая очей.
Любить – это быть счастливым…

Постой-ка, ты не спешишь
в выборе глагола?
Счастливым нужно лишь
быть – или делать другого?

Что на это сказать? Едва
осмыслив, думаю: ух ты!
И от вопросов голова,
как от менингита, пухнет.

7.Размышления о скромности

Времени много. Они мне сказали,
я и в сто лет не постарею.
Так же долго живут и мои хозяева,
но куда-то спешат: скорее, скорее…

А мне надо, необходимо подумать,
что-то моя позиция шатка.
Привыкший к белой каюте, как к дому,
на низкую валюсь кушетку.

Мысль горошиной
по извилинам катится.
Скромность – хорошее
качество?

Кому мы мешаем,
бия в свой бубен?
Скромность возвышает
нас или губит?

На детсад ординарный взгляньте –
каждый шкет имеет задатки.
Мы рождаемся все талантливыми,
но друг с другом играем в прятки.

Каждый из нас талант свой в глубинах
прячет, до гроба в себе неся.
Нас, великих, навек погубило
правило: не высовываться!

Что-то полезное сделать уметь,
что-то нести в себе огромное,
только другим отдать не посметь –
разве это скромно?

Много нас было скромненьких или
скорей осторожно-пугливых и мерзких.
Нашу бесполезность начальники хвалили,
нашу бестелесность ставили в пример всем.

Ещё бы, ведь мы, хоть не воровали,
другим не мешали красть.
Мы на собраниях глотку не рвали,
в кухнях ругая власть.

Очень скромно молчали в тряпочку,
видя хамов и подлецов,
мы, как страусы, головы прятали
в скромный серый песок.

Мы свой голос не возвышали,
мы терпели врагов укусы,
скромно жили, другим не мешали,
скромностью прикрывая трусость.

За порядок и правду не ратуя,
тихо мы толкали дела.
Если б мы скромно совесть не спрятали,
какая бы жизнь была!

Сами себе мы резали крылья.
Вот ведь какое дело.
Если б скромно талант не зарыли,
сколько бы мы сделали!

8.Красивое и прекрасное

Свою жизнь осмыслить силясь,
пытаясь представить прошлое ясно,
вижу столько красивостей,
вижу так мало прекрасного.

Красоту мы понимали,
как грудные дети:
что блестит нам, то и манит,
то и светит.

Мы несли в квартиры
доски лаковые,
прикрывали жир мы
в блёстках платьями,
в ушах сверлили дыры
для золота и платины.

И, набив потроха
квартир и карманов,
мы с тоской вздыхали:
места мало.

Ах, ещё б чуток,
всунуть бы, осилить бы,
и был бы наш чертог
красивым-прекрасивым.

Что у других лежит,
к рукам бы прибрать всё,
и была бы жизнь
прекрасной-распрекрасной.

Мы не знали, пошлый быт
ежедневно крася –
только дело может быть
истинно прекрасно,

только вдохновенный труд –
прекрасного мера.
Вот он – мой талмуд,
вот – мои примеры:

Причёска сивая –
красива.
Мысль ясная –
прекрасна!

Мышц сила –
красиво.
Сила разума –
прекрасно!

Калган остригли –
красиво.
Обрезать дрязги –
прекрасно!

Поел – спасибо! –
красиво.
Сам варишь яства –
прекрасно!

Без зла острили вы –
красиво.
Над злом смеяться –
прекрасно!

Родили сына –
красиво.
Родили братство –
прекрасно!

Ширь России –
красиво.
В снегах трасса –
прекрасно!

Небо синее –
красиво.
Знамя красное –
прекрасно!

9.Любимая

Небо голубое,
небыль голубиная.
Негасима боль моя –
нет тебя, любимая.

Пролетает мимо
жизни бурный дансинг.
Сделать тебя милою
я не догадался.

Дни мои украдены
у великих дел.
Сделать тебя радостной
я не захотел.

Дни, как годы долгие.
Годы, как обвал.
Сделать тебя доброю
я не пожелал.

Мои пальцы крошатся,
словно хрупкий мел.
Я тебя хорошею
сделать не посмел.

От ночей спасли меня,
но мой день не бел.
Я тебя счастливою
сделать не успел.

Негасима боль моя.
Нет тебя, любимая.
Своей нелюбовью
Землю погубил я.

10.Набат

Сосёт нас и тянет
жизни трясина
в хляби и тину –
неотвратимо,

и, барахтаясь в болоте,
так привыкли мы ссылаться
и на это, и на то,
на мильоны обстоятельств.

Выдаём мы чинно
чёрное за белое,
будто бы причины
 мы не сами делаем,

будто не знаем,
что наша судьба –
выше знамя,
выше себя!

Рока бремя –
это не напасть.
Мы делаем время,
а не время нас.

Зря потроха
не мойте эпохе.
Эпоха плоха,
значит мы плохи.

Дни за днями
закрываем двери мы,
из-за которых воняют
наши же дерьма,

и если б хоть щёлка
была бы назад,
теперь я нашёл бы,
что людям сказать.

Я б залез на колокольню,
я б забрался выше,
чтобы каждому глухому
пульс мой было слышно,

я б верёвки натянул
и тяжёлым языком
разбудил бы мощный гул,
однозначный, как закон.

Колокол, гуди
медным лбом.
Бим-м-м!
Бом-м-м!
Бим-м-м!
Бом-м-м!

Люди! Не дадим
сжечь наш дом.
Бим-м-м!
Бом-м-м!
Бим-м-м!
Бом-м-м!

Встанем, как один,
плечи в ряд сомкнём!
Бим-м-м!
Бом-м-м!
Бим-м-м!
Бом-м-м!

Вместе победим
мегатонны бомб!
Бим-м-м!
Бом-м-м!
Бим-м-м!
Бом-м-м!

Колокол, гуди
медным лбом!
Бим-м-м!
Бом-м-м!
Бим-м-м!
Бом-м-м!

11.Страна бывших трав

Был я в той жизни во многом не прав.
А память, упрямая память
в страну душистых бывших трав
меня всё время тянет,

и я умоляю опекунов:
мне здесь у вас погано.
Не нужно о Земле кино,
дайте ступить ногами.

И вот, облачённый в тяжёлый костюм,
я выхожу из шлюза.
Небо розово. Утра сумрак.
Планеты голое пузо.

Течёт не спеша большая река.
Берега песчаны.
Купаются белые облака
в лучах багряных.

Шаг ступил.
Корка в трещинах.
Облачко пыли
на меня грешного.

По телу воды –
гусиная кожа.
Здесь ветер один
выжил и ожил.

Мир мёртв.
Солнце с укоризной
в лицо мне смотрит –
обломку бывшей жизни.

Поют пески
разуму – браво.
Движеньем руки
я поднял забрало.

Как горек воздух.
Как много яда.
Последний возглас –
и небо падает.

Землю пестовал
род мой весь.
Моё место –
здесь.

12.Утро в ХХ веке

Луч меж ресниц
щель пробуравил.
Та же больница?
Нет. Дома. Ура!

Окно. Тюль. Штора.
Зелень тополей.
Я жив. Что вы,
я и не болел.

Я выйду весёлый,
решительный выйду.
Не зря же я всё это
выдумал?

Компот проглочу,
рубашку надену.
Так много хочу
сегодня я сделать.

О мире мне лжёт
за окном тишина –
планета ещё
не спасена,

и я ещё
себя не нашёл,
под неба крышей
мой голос не слышен.

Всю жизнь не героев ища, а кумиров,
я, в сущности, и не жил,
и к красоте огромного мира
старания не приложил.

Пора, наконец, пролиться и мне
на землю тёплым ливнем.
Быть смелее, быть скромнее,
других делать счастливее.

9-13.07.83