Обратная сторона медали II

   4.
   О бегстве партийного руководства, о хищениях говорили много и громко: народ надо было успокоить принятыми мерами. Их приняли, а как и кто ответил, это уже вопрос совсем другой. «Все ломают голову над причинами паники, возникшей накануне. Кто властный издал приказ о закрытии заводов, о расчете с заводов, кто автор всего этого кавардака, повального бегства, хищения, смятения в умах. Кругом кричат, громко говорят о предательстве, о том, что „капитаны первые бежали с корабля“ да еще прихватили с собой ценности. Слышны разговоры, за которые три дня назад привлекали бы к трибуналу».
   Да, люди заговорили, впервые за много лет открыто стали возмущаться на улице, просто чтобы наконец выговориться, как потом много лет в пустоту возмущались в бесконечных очередях. А тогда накопившееся в душе выплескивали в виде привычных «предательство, паника». Но, возможно, это была просто спешно объявленная эвакуация, в которой уже через два дня было стыдно и ненужно сознаваться.
   5.
   16 октября 1941 года начало смены на заводе — шесть утра. В этот день в цехах что-то странное. Станки не включены, рабочие тревожно шептались. Ждали директора, был приказ работу без него не начинать. Он пришел часа через два после долгого ночного совещания в райкоме, объявил, что завод эвакуируется, немцы в 20 км от города. Уходить можно по свободному пока шоссе Энтузиастов. Всем выдали трехмесячную зарплату. На заводе остались только коммунисты и комсомольцы, вероятно, для особого задания или готовили эвакуацию оборудования. Когда 17 октября А.С. Щербаков по радио призвал всех вернуться на свои рабочие места, она вернулась. И до сих пор в душе считает все это недоразумением, возникшим из-за паникеров, хапуг и трусов. Ни тогда, ни теперь она не может поверить в то, что Москву могли сдать, собирались сдать, что это было вполне конкретно, об этом приняли решение на том ночном совещании в верхах и поэтому предложили всем уходить из города, а не просто так все побежали. Просто сам факт сдачи Москвы, особенно после стольких лет всевозможных юбилеев, кажется столь кощунственным, что другого объяснения, как паника, почему-то к этому дню не находят. Не паника, а просто массовое бегство вследствие наспех отданного приказа.   
   6.
   В октябре 1941 года Москва стала настоящим прифронтовым городом. Линия фронта была в получасе езды на автомобиле. Все товарные станции были забиты составами и промышленным оборудованием — не успевали вывозить. Торопились уехать и жители. На станциях и подъездных путях — ящики с картинами и скульптурой, музейными ценностями. Ночами в небо поднимались сотни огромных огурцов — аэростатов воздушного заграждения. 5 октября — может быть, самый опасный день в боях за Москву.
   12 мостов, автобазы, Гознак, телеграф, ТАСС — все было обречено. Трудно себе представить, какие культурные и исторические потери понес бы город. Ликвидация предполагалась путем взрыва или поджога. Для этого были сформированы особые группы, привлекали специалистов по минированию. 20 тонн, то есть 20 тысяч кг, взрывчатки было приготовлено для Москвы. Комиссия по проведению «спецмероприятий» состояла из пяти человек, от НКВД СССР в нее входил И. А. Серов, от Московского НКВД — М. Журавлев, а также представители партии и наркомата обороны. Все эти мероприятия должны были проходить под личным контролем Журавлева. Он своим распоряжением от 20 октября 1941 года всем начальникам райотделов НКВД приказал «обеспечить проведение спецмероприятий».   

   Из дневника Вержбицкого:
21 октября.
   Преображенская площадь. 12.30 дня. Пасмурно. Гудят вражеские самолеты.  Пукают снаряды. Бухают фугасные бомбы. На Яузе плеется огнем и рявкает зенитка. Вся обстановка боя.
Ничего не изменилось на площади. Недвижно вытянулись очереди, в особенности большая за портвейном,  18 руб. 60 копеек пол-литра, не дрогнула очередь и за газированной водой. . . Из рупора летят боевые звуки "Богатырской симфонии" Бородина. Плетутся пьяненькие. Красноармейцы тянут пиво около киоска. . .
   Куда делись в Москве нервные люди?

   Портвейн в изобилии выброшен на рынок.  За ним тысячные очереди.

   В Сокольническом ПКиО,  около  Зеленого театра,  с ночи собираются многотысячные очереди с мешками. Дают муку. По пуду на рабочую и служущую карточку. Люди вскладчину берут мешками по 70 кило. Чтобы не обвесили.  Тащат на себе до трамв. круга. Идет дождь и мука на пальто превращается в тесто.

   Новые калоши у спекулей  -  80 руб. ,а в магазине - 24.

   Давно уже не видно и не слышно четко шагающих отрядов,  военных песен. Бродят,  стоят кучками, устало, не в ногу шагают грязные, небритые, разношерстные красноармейцы. Много их в хлебных очередях. Выпрашивают талончики.

   7 часов вечера. Темно. По переулку толпой идут пьяные и под гармошку орут непристойноную песню про комиссара.
Портвейн!
Раньше такого не смели.

   Правительство решило выбросить на рынок все запасы. Цели ясны.
   Жаль, нет транспорта.
   Но - ни соли, ни спичек.