В полНочном Царстве

в полНочном Царстве,
                где просвет?..

                - где «гаснет вера в лучший край»*  –

В полНочном Царстве,
                где гаснет свет,
Зачем, блуждая, ищу привет?
Кому пытаюсь подать совет?
К чему желаю найти ответ?

В полНочном Царстве
                нормальных нет.
Завял без жизни цветов букет.
И вот под утро даю обет:
Дождусь я утра – сомнений нет.

Проходит время – забрезжил Свет,-
Еще немного придёт Рассвет.
Очнётся Царство – примчит Субъект,-
К стене приставит велосипед.

Взглянёт на Царство как на объект,-
Ни с кем не хочет держать совет,
Но всем накроет со сна фуршет;
Традиционный затем обед;
Под вечер танцы для дам, банкет –
            
Кумиром станет на много лет.
Дождался Утра, а толку нет,-
Жди снова ночи, зови Рассвет.
Ещё темнее накроет Тьма,-

Плотней сгустится – сведёт-с-ума.
Ужасен вывод – под власть оков.
И канем, сбрендив, во Тьме Веков.
Мой план намедни был не таков,-

Чтоб  изъясниться, не хватит слов:
Не мной устроен уклад и кров.
Уже мне слышно рёв-рык врагов,-
Ещё немного – польётся кровь…

Спасти нас сможет одна Любовь,-
И Свет наполнит Пространство вновь.

* - И. Гончаров. ОБРЫВ часть 1 ХIII:

«…по вечерам в удалой компании на тройках уносился за го-
род, на веселые пикники, или брал уроки жизни и любви у столичных русских и не русских «Армад», в том волшебном царстве, где «гаснет вера в лучший край».
В самом деле, у него чуть не погасла вера в честь, честность, вообще в человека. Он, не же-
лая, не стараясь, часто бегая прочь, изведал этот «чудесный мир» – силою своей впечатлитель-
ной натуры, вбиравшей в себя, как губка, все задевавшие его явления.
Женщины того мира казались ему особой породой. Как пар и машины заменили живую си-
лу рук, так там целая механика жизни и страстей заменила природную жизнь и страсти. Этот мир
– без привязанностей, без детей, без колыбелей, без братьев и сестер, без мужей и без жен, а
только с мужчинами и женщинами.
Мужчины, одни, среди дел и забот, по лени, по грубости, часто бросая теплый огонь, тихие
симпатии семьи, бросаются в этот мир всегда готовых романов и драм, как в игорный дом, чтоб
осмелеть в чаду притворных чувств и дорого купленной неги. Других молодость и пыл влекут
туда, в царство поддельной любви, со всей утонченной ее игрой, как гастронома влечет от до-
машнего простого обеда изысканный обед искусного повара.
Там царствует бесконечно разнообразный расчет: расчет роскоши, расчет честолюбия, рас-
чет зависти, редко – самолюбия и никогда – сердца, то есть чувства. Красавицы приносят все в
жертву расчету: самую страсть, если постигает их страсть, даже темперамент, когда потребует
того роль, выгода положения.
Они – не жертвы общественного темперамента, как те несчастные создания, которые, за
кусок хлеба, за одежду, за обувь и кров, служат животному голоду. Нет: там жрицы сильных, хо-
тя искусственных страстей, тонкие актрисы, играют в любовь и жизнь, как игрок в карты.
Там нет глубоких целей, нет прочных конечных намерений и надежд. Бурная жизнь не манит к тихому порту.
У жрицы этого культа, у «матери наслаждений» – нет в виду, как и у истин-
ного игрока по страсти, выиграть фортуну и кончить, оставить все, успокоиться и жить другой
жизнью.
Если бы явилась в том круге такая, она потеряла бы свой характер, свою прелесть: ее, как
игрока, увлекут от прочного и доброго пути, или она утратит цену в глазах поклонников, потеряв
свободу понятий и нравов.
Жизнь ее – вечная игра в страсти, цель – нескончаемое наслаждение, переходящее в при-
вычку, когда она устанет, пресытится. У ней один ужас впереди – это состариться и стать не-
нужной.
Больше она ничего не боится. Играя в страсти, она принимает все виды, все лица, все ха-
рактеры, нужные для роли, заимствуя их, как маскарадные платья, напрокат. Она робка, скромна
или горда, неприступна или нежна, послушна – смотря по роли, по моменту.
Но, сбросив маску, она часто зла, груба и даже страшна. Испугать и оскорбить ее нельзя, а
она не задумается, для мщения или для забавы, разрушить семейное счастие, спокойствие чело-
века, не говоря о фортуне: разрушать экономическое благосостояние – ее призвание.
Ее должна окружать бесконтрольная роскошь. Желаний она не должна успевать иметь.
Квартира у нее – храм, но походящий на выставку мебели, дорогих безделиц. Вкус в
убранстве принадлежит не хозяйке, а мебельщику и обойщику.
Печати тонкой, артистической жизни нет: та, у кого бы она была, не могла бы жить этой
жизнью: она задохнулась бы. Там вкус – в сервизах, экипажах, лошадях, лакеях, горничных, оде-
тых, как балетные феи.
      Если случайно попадет туда высокой кисти картина, дорогая статуя – они ценятся не удив-
лением кисти и резцу, а заплаченной суммой.
Ни хозяина, ни хозяйки, ни детей, ни старых преданных слуг – нет в ее квартире.
Она живет – как будто на станции, в дороге, готовая ежеминутно выехать. Нет у нее друзей
– ни мужчин, ни женщин, а только множество знакомых.
Жизнь красавицы этого мира или «тряпичного царства», как называл его Райский, – мел-
кий, пестрый, вечно движущийся узор: визиты в своем кругу, театр, катанье, роскошные до без-
образия завтраки и обеды до утра, и ночи, продолжающиеся до обеда. Забота одна – чтоб не бы-
ло остановок от пестроты.
Пустой, не наполненный день, вечер – без суеты, выездов, театра, свиданий – страшен. То-
гда проснулась бы мысль, с какими-нибудь докучливыми вопросами, пожалуй, чувство, совесть,
встал бы призрак будущего,..
Она со страхом отряхнется от непривычной задумчивости, гонит вопросы – и ей опять лег-
ко. Это бывает редко и у немногих. Мысль у ней большею частию нетронута, сердце отсутству-
ет, знания никакого.
Накупать брильянтов, конечно, не самой – (это все, что есть неподдельного в ее жизни), –
нарядов, непременно больше, чем нужно, делая фортуну поставщиков, – вот главный пункт ее
тщеславия.
Широкая затея – это вояж: прикинуться графиней в Париже, занять палаццо в Италии,
сверкнуть золотом и красотой, покоряя мимоходом того, другого, смотря по рангу, положению,
фортуне.
Идеал мужчины у нее – прежде всего homme genereux, liberal (щедрый, снисходительный -фр.), который «благородно»
сыплет золото, потом compte prince (граф, князь -фр.) и т. п. Понятия об уме, чести, нравах – свои, особенные.
Уродство в мужчине – это экономия, сдержанность, порядок. Скупой в ее глазах – изверг.
         Райский, кружась в свете петербургской «золотой молодежи», бывший молодым офице-
ром, потом молодым бюрократом, заплатил обильную дань поклонения этой красоте и, уходя,
унес глубокую грусть надолго и много опытов, без которых мог обойтись».