Митрополит Петр

В наше время к митрополичьему титулу святителя Петра столь крепко прилепилось наименование «Московский», что некоторые светские историки значение его трудов в русской истории сводят только к тому, что он способствовал возвеличиванию маленького провинциального городка Москвы до роли столицы будущего государства Российского. Об этом пишет уже Н. Карамзин, но не ограничивает столь узко оценку деятельности святителя. А известное сочинение церковного историка Е. Голубинского, постаравшегося перевести биографию святителя Петра из житийно-мистической колеи в политическую, уделяя много внимания московской теме, конечно же, вслед за авторами житий и летописцами, реконструирует биографию святителя Петра в связи с наиболее значимыми политическими событиями той эпохи. По тому же пути, но менее политизировано шел митрополит Макарий (Булгаков) в своем фундаментальном сочинении по истории русской Церкви.

Древнейшие же жизнеописания святителя Петра принадлежат епископу Ростовскому Прохору (1311г) и митрополиту Киприану (после 1390г.) Причем, позднейший текст является переработкой и дополнением первого.

Когда и в каком сословии родился будущий святитель (не Московский, кстати, а Киевский), до сих пор неизвестно. Место тоже точно назвать нельзя, но Е. Голубинский предполагает, что в одном из двух галицко-волынских городов – Львове или Бельзе. Отец его назван в одном источнике Феодором, а в другом Иаковом. В последнем тексте упоминается и имя матери – Евпраксия. Житие подчеркивает, что они были люди благочестивые. Понятно, что от благого корня произошла и Богоугодная отрасль. И нет ничего удивительного в том, что Господь еще до рождения подвижника символически показал матери будущее изобилие его духовных дарований.

Историками высказано предположение, что святитель принадлежал к боярскому или купеческому сословию, потому что имел средства на построение монастыря, и потому, что настоятелями в то время старались назначать иноков не только добродетельных, но и родовитых. Хотя это не обязательно так.

В семь лет его отдали «в учение книжное», где он усвоил не одну грамоту, но и какие-то азы Священной Истории и Богословия. «Однако грамота не давалась ему, и много скорбели о том родители святого отрока, немалое огорчение испытывал и учитель. Но Господь чудесно просветил ум Своего избранника. Однажды во сне святой отрок увидел мужа в святительском одеянии, который сказал ему: «Открой, чадо, уста твои». Он открыл уста; святитель прикоснулся к языку его правой рукой, и святой Петр почувствовал, что гортань его наполнилась чем-то сладостным. И с того времени блаженный отрок обнаружил такие дарования, что вскоре опередил всех своих сверстников». Кроме библейских ассоциаций благочестивому читателю здесь придут на ум аналогичные истории, случившиеся в детстве преподобного Сергия Радонежского и Иоанна Кронштадского, например. Разумеется, рациональный читатель усмотрит в них влияние жития святителя Петра или даже Романа Сладкопевца. А православный читатель скажет, что Дух дышит, где хочет, когда хочет, и на ком Ему угодно, почиет.

Возможно, явление таинственного святителя и последовавшее за ним преображение отрока оказало влияние неизгладимое, и он довольно рано – в 12 лет – поступил в монастырь под руководство некоего старца. Здесь он начал приобщаться к таинству послушания, «проходя монастырское житие по правилам преподобного Иоанна Лествичника. Всегда послушный своему наставнику, неленостно служа братии, смиренный, кроткий и молчаливый подвижник являлся обители благим примером добродетельного жития. Удостоившись диаконского, а потом и пресвитерского сана, святой Петр оставался прежним смиренным иноком и служил братии, как и раньше».



В обители же, по благословению своего старца, он стал обучаться иконописанию и вскоре стал «иконописец чюден». Наверное, он много времени посвящал этому труду, потому что его иконами одаривали не только братию, но и гостей монастыря, а какие-то свои работы он продавал, чтобы иметь возможность раздавать милостыню. Будучи загружен послушаниями и иконописанием, он тем не менее, не охладел к своему труду, но, как подчеркивает житие, творил его с любовью, что свидетельствует о немалой благодати, которую успел стяжать подвижник еще до своего игуменства и святительства.


В какой-то момент Господь призвал его к более высокому подвигу, и он, по благословению старца, поселился в пустынном месте на берегу реки Рати и углубился в труды безмолвия. Видимо, вокруг него стали собираться ученики, и пустынник потихоньку начинает строить монастырь, названный Новодворским. Он почти сразу срубил храм, посвятив его Преображению Господню, и своими руками стал строить кельи для братии. Естественно, его избрали настоятелем этого монастыря. «О братии святой Петр заботился как чадолюбивый отец, наставляя своих учеников ко спасению не столько словом назидания, сколько поучительным примером собственной жизни: он не выставлял себя властным начальником братства и превосходил смирением младшего из братий; был кроток и молчалив; на согрешающих учеников никогда не гневался, а поучал их словами мира и любви». Имея теперь большие возможности для благотворения, святой настоятель созидающейся потихоньку обители «много подавал нищим и от себя, тайно от братии. Когда же случалось, что подавать было нечего, святой Петр раздавал иконы, которые сам писал; не раз снимал он с себя власяницу, чтобы укрыть бедняка от зимней стужи». Эта отеческая забота о нуждающихся была одной из его характернейших черт до самой кончины, поэтому не случайно впоследствии дьявол, желая оклеветать подвижника, представлял его сребролюбцем и мздоимцем, чтобы больней уязвить.

Ко времени его игуменства относится встреча с митрополитом Киевским Максимом, посетившим Галицко-Волынскую епархию. «Святой Петр со своей братией явился к святителю, чтобы принять благословение, и поднес ему образ Успения Пресвятой Богородицы, написанный им самим. С любовью принял святитель икону Пресвятой Девы, украсил ее золотом и драгоценными камнями и до конца жизни благоговейно хранил у себя в келлии, молясь перед сей иконой о спасении земли Русской».

Авторитет ратского игумена, как исключительного подвижника, яркого проповедника и добродетельного христианина был столь велик, что когда практически в одно время преставились два митрополита – Киевский и Галицкий, великий Галицкий князь Георгий Львович пожелал видеть на престоле своей митрополии игумена Петра. Что же касается киевской митрополии, то у тверского князя Михаила Ярославича, имевшего в тот момент ярлык на великое княжение, была своя кандидатура на митрополичье служение там - игумен Геронтий. Е. Голубинский предполагает, что при поддержке тверского князя игумену Геронтию предоставили возможность не только взять с собой первосвятительские облачения и чудотворную икону, написанную игуменом ратским Петром и подаренную митрополиту Максиму, но и митрополичьих чиновников. Последний факт, с точки зрения позднейших историков, ставит под сомнение самостоятельность его действий и указывает на покровительство великого князя.

Игумена ратского Петра отправили тоже с подобающей свитой. Но по некоторым сведениям, ему даже не сообщили о княжеских намерениях насчет него – боялись, что откажется. Житие настаивает на том, что он ехал послом от великого князя Галицкого с тайной грамотой, содержания которой не было ему известно. Поздние историки подвергают это сомнению, но мы ведь не знаем всех особенностей той эпохи. А то, что игумен Петр был скромным и кротким человеком, видно из многих обстоятельств его дальнейшей жизни. Кроме того, он, возможно, как многие древние монахи, считал несовместимым монашеский труд с архиерейским служением.

Как известно, игумен Геронтий попал в бурю и имел откровение от Пресвятой Богородицы о том, что митрополитом ему не быть, но упрямо продолжал путь. Игумену Петру, напротив, и погода и обстоятельства благоприятствовали. Он прибыл в Константинополь вовремя, получил аудиенцию у патриарха, был принят, оценен, обласкан и рукоположен в святительский сан. В довершение всего, у Геронтия отобрали знаки первосвятительского достоинства и отдали их святителю Петру. Причем, в Константинополе рассудили, что разделенную русскую митрополию следует снова соединить под омофором святителя Петра. Е. Голубинский и А. Карташов полагают, что предпочтение святителя Петра ставленнику великого князя было просто политическим жестом в сторону князя галицкого. Впрочем, о том же пишет и Н. Карамзин. Конечно, греки славились своим прагматизмом, но ведь за избранниками такого ранга и такой меры добродетели стоит еще и Господь…

«Святой Петр был поставлен в митрополиты всея Руси в мае— июне месяце 1308 года, на третий год после смерти митрополита Максима. В том же самом году он возвратился из Константинополя в Россию и прибыл к своему старейшему столу в Киев, из которого, как необходимо думать, ходил для посещения своей родины Галиции и своего великого князя Юрия Львовича, если только не сделал этого посещения по пути из Константинополя в Киев. В следующем 1309 году он явился на свой новый и действительный стол во Владимир Кляземский». Предполагают, что святитель, как и два его предшественника, перебрался во Владимир из-за постоянных татарских набегов на южную Русь.

С этого времени святой Петр попадает в эпицентр борьбы князя тверского Михаила Ярославича с московскими князьями Георгием Даниловичем и Иваном Даниловичем, прозванным Калитой. О последнем исторические документы свидетельствуют неоднозначно: одни считают скрягой и скопидомом, получившим именно из-за этого прозвище «Калита», а другие представляют его милостивым и благочестивым, а известное прозвище связывают с тем, что он всегда носил при себе калиту (кошелек), чтобы иметь возможность подавать нищим. И те, и другие сходятся в том, что именно князю Ивану Даниловичу принадлежит честь собирания воедино разрозненных русских земель. С деятельностью Ивана Даниловича также связывают наступление на Руси «великой тишины», то есть времени относительно стабильного мира. Если иметь ввиду то, что митрополит Петр недвусмысленно встал на сторону князя Ивана, то следует допустить, что нравственным отщепенцем он все-таки не был.

Великий князь Михаил Ярославич принял святого Петра достаточно прохладно, и вскоре была сделана попытка освободиться от него – тверской епископ Арсений обвинил его, как предполагают историки, в симонии. Обвинение было настолько чудовищным, что для расследования дела константинопольский патриарх прислал своего клирика. В Переяславле-Залесском в 1310 году созвали собор, как отметил церковный историк А. Карташов, очень оригинальный по своему составу - там было только 2 архиерея, остальные – князья, вельможи, священники, игумены. Е. Голубинский и А. Карташов объясняют это особенностями обвинения: «Епископ Андрей обвинял митрополита перед патриархом (Константинопольским) в том, в чем спустя несколько времени после собора снова обвинял первого перед последним сам великий князь Михайло Ярославич от своего лица, именно—во взимании мзды за поставление в церковные степени или в симонии. (Задолго до этого) к нам в Россию перешел из Греции обычай, чтобы епископы взимали плату за поставление в церковные степени,— и наши епископы, вслед за греческими, позволяли себе с платою злоупотребления, и это обстоятельство заставило митрополита Кирилла в 1274 году сделать на соборе предписание, чтобы на будущее время епископами не было взимаемо более того, сколько в Греции было установлено указами императорскими. Речи митрополита о плате за поставление в церковные степени привлекли к последней внимание людей свободномыслящих, (употребляя это слово в лучшем его значении), и люди эти нашли, что не только противозаконно злоупотребление взиманием платы, но что незаконна и она сама. Такие свободномыслящие люди нашлись в правление великого князя Михайла Ярославича и имеем мы прямые указания, что именно к таким свободномыслящим людям принадлежал епископ тверской Андрей. (Следует заметить, что епископы-авторы житий и митрополит Макарий Булгаков оценивают тверского архиерея более негативно) Когда епископ тверской увидел, что новоприбывший митрополит взимает за поставления узаконенную плату, он нашел, что митрополит взимает мзду и, служа великому князю, который желал иметь поводы свергнуть митрополита с престола, сделал на него донос в Константинополь патриарху. При таком представлении дела, для нас станет понятным и странный состав духовной стороны собора. Из епископов присутствовал на нем, кроме Андрея, имевшего обвинять митрополита, и всего только один (архиерей), а напротив, было призвано на него множество священников. Так как епископы представляли собой сторону, берущую плату, а священники—сторону дающую, то и совершенно понятно, почему великий князь распорядился так, чтобы на соборе было как можно менее епископов и как можно более священников: епископы долженствовали быть за митрополита, а священники против него». Видимо, греческий клирик, расследовавший это дело по поручению константинопольского патриарха, пришел к выводу, что произошло недоразумение, и представил свои заключения собору. Поэтому собор оправдал святителя Петра.

Интересно, что на этом дело не завершилось. Через год наиболее рьяные ревнители опять подняли этот вопрос, как предполагает Е. Голубинский, не без ведома великого князя Михаила Ярославича. И опять полетел донос константинопольскому патриарху на святителя Петра. Однако закрыл это дело Сам Господь – константинопольский патриарх в 1315 был низвержен из сана, а русские грамотки пропали где-то в недрах патриаршей канцелярии.

В перерыве между этими двумя неприятными для митрополита искушениями недавно пришедший к власти в Орде татарский хан Узбек потребовал, чтобы не только великие князья, но и русские митрополиты получали у них ярлык, то есть специальную грамоту, позволяющую занимать соответствующую должность. Святителю Петру пришлось ехать в Орду в 1313 году. Нужно сказать, у него тоже возникли затруднения, с которыми он должен был обратиться к хану. «Неизвестно кем и когда сделанное предисловие к полученному им от хана ярлыку сообщает, что он имел при этом в виду достигнуть и своих собственных целей, а именно—принести хану жалобу на обиды церкви от некоторых лукавых человек и предупредить какие-то замыслы намеревавшихся пойти или шедших к хану немецких послов и епископа папского Матфея. Рассказ о путешествии святителя Петра дает возможность предполагать в нем человека, обладавшего житейским даром или житейскою мудростью обращения с людьми и ведении дел: оно было совершенно и исключительным образом благоуспешно. По словам летописи, святитель Петр «в Орде у царя бысть в чести велицей и отпущен бысть от царя со многою честию вборзе». «Что это было действительно так, вполне подтверждается и данным от хана ярлыком. По своей редакции ярлык этот отличается от всех других ханских ярлыков тою особенностью, что сравнительно очень обширен, так что права митрополита—его получателя подтверждаются в нем с пространным, имеющим вид нарочитой настоятельности, многословием. Следует думать, что ханская канцелярия изготовила ярлык в том виде, какой он имеет, по специальному приказанию хана, желавшего чрез это выразить свое особенное благоволение к св. Петру. Затем, как мы указывали прежде, и в самом своем содержании ярлык отличается одною важною особенностью от ярлыка Менгу-Темира, данного предыдущему митрополиту Кириллу: в нем предоставляется святому Петру судить принадлежащих ему людей во всем без исключения—«и в разбои и в поличном и в татьбе и во всяких делах». То есть, говоря современным языком, ему поручались не только семейные или административные дела подведомственных ему людей, но и уголовные, что ранее было в ведении великого князя.

«Крайне любезный ярлык хана митрополиту дает знать, что он вообще явил себя покровителем последнего в возможно полной мере; а сейчас указанную особенность ярлыка более чем вероятно понимать как следствие жалобы митрополита на великого князя, то есть что хан, желая избавить его от всяких столкновений с великим князем, освободил принадлежавших ему людей от всякой подсудности второму. Так как во время пребывания святого Петра в Орде находился там и великий князь (для получения своего ярлыка) и, нет сомнения, старался изо всех сил противодействовать ему».

Нельзя не процитировать одно замечательное место из этого ярлыка: «Да пребывает митрополит русский в тихом и кротком житии, чтобы молить Бога за нас и детей наших. Кто возьмет что-нибудь у духовных, заплатит втрое. Кто дерзнет порицать веру Русскую, кто обидит церковь, монастырь, часовню, да умрет!»

Что касается до замыслов, которые имели немецкие послы и епископ папы и которые хотел предупредить святой Петр, то об этом, при совершенном молчании (сколько знаем) западных источников, ничего не можем сказать положительного. Наиболее вероятным представляется нам то, что папа, занимавшийся тогда пропагандой своего латинского христианства в черноморском побережье ханских владений, хотел с помощью немецких послов водворить при хане и в его столице своего епископа в качестве такого же епископа сарайского, каковым был наш епископ православный. Если это так, то старания святого Петра, который справедливо должен был видеть в этом опасность для нашего православия, увенчались успехом».

Конечно, миссия святителя не ограничивалась защитой только его непосредственных подчиненных. Он был ходатаем за всех перед всеми. Потому что его пасомые жили между собой очень немирно. Мы знаем только о конфликтах между князьями, и о стараниях святителя помирить их. Но ведь он был не из тех людей, которые заняты только сословиями, что приносящими доход в кубышку. Святитель Петр страдал о всех и трудился над всеми душами, вверенными ему Господом.

Можно сказать, что тогдашнее христианское общество было подобно нынешнему - масса крещеных людей весьма далеких от христианства и очень близко принимающих к сердцу язычество (безбожников, правда, не было). И поэтому святитель Петр в своей пастырской деятельности делает большой акцент на просвещении народа в плане доведения до его сознания элементарных церковных истин и утверждении церкви через наставление пастырей. «Святитель, скажем словами его современного жизнеописателя, "начал учить заблудших христиан, ослабевших по причине нашествия поганых иноверцев, толковал и излагал евангельские и апостольские писания, подобно Василию Великому, Иоанну Златоусту и Григорию, всюду являл свое смирение и тем утверждал истинную веру в христианах, обходя землю Волынскую, Киевскую и Суздальскую».

До нашего времени дошли три послания святителя Петра, которые в некоторой степени характеризуют его пастырскую деятельность.

В первом поучительном послании святитель Петр поднимает несколько актуальных проблем – «относительно вдовых священников, именно—чтобы священники эти, если желают сохранить священство, шли в монастыри, а если хотят оставаться в миру, то не пели бы, то есть слагали с себя священство». Видимо, это было связано с тем, «что вдовые священники в столь значительном большинстве своем вели зазорную жизнь, и законоположение об их удалении из мира или о сложении ими с себя священства представлялось святому Петру единственным средством избавить общество церкви от соблазна, который они причиняли собою». Кстати, эта проблема на Руси и впоследствии была злободневной, и время от времени церковные соборы или епископы принимали подобные решения, но святитель Петр был первым.

«Все содержание послания, в котором читается предписание относительно вдовых священников, или первого сохранившегося, (составляет) общее увещание к священникам, чтобы достойно проходили пастырское служение и усердно пасли своих духовных овец; частные увещания к ним же: чтобы налагали должные епитимии на кающихся и не делали снисхождения ради «взятия», то есть подарков,—чтобы запрещали троеженцев и четвероженцев, имеющих невенчаных жен,— чтобы воздерживались от пьянства; увещание ко всем православным христианам о том, чтобы имели в себе страх Божий, прибегали в церковь и приносили от имения дар Богу, чтобы любили и чтили священников и монахов, миловали убогих, вдовиц, сирот, плененных и находящихся в темницах.

Второе учительное послание святителя Петра содержит общие наставления священникам, чтобы они старались быть истинными пастырями, а не наемниками, и чтобы они заботились об украшении себя христианскими и пастырскими добродетелями.

Третье послание адресованное к епископам, священникам, архимандритам, игуменам и диаконам и ко всем православным христианам, состоит из двух частей. В первой части — наставления и предписания священникам относительно их собственного поведения и относительно их пастырских обязанностей, а также отчасти предписания монахам; во второй части—увещания к мирянам относительно их христианских обязанностей и обличения их по поводу неисполнения этих обязанностей.

Из сказанного нами выше прорисовываются некоторые черты для характеристики святителя Петра как пастыря. Во-первых, несомненно, что он был пастырь очень ревностный: об этом свидетельствуют его путешествия по Руси с целью учения и исправления и его многие пастырские послания. Во-вторых, ясно, что при своей ревности он обладал нерядовым характером, который делал его способным к тому, чтобы в разрешении вопроса об улучшениях и исправлениях он явился инициатором и новатором (законоположение о вдовых священниках).

В 1312-м году святитель Петр снял сан с епископа сарайского Измаила. Так как епископ сарайский, занимавший особое положение, мог играть очень важную политическую роль, направляя благоволение ханского двора в ту или другую сторону, то могло быть, что епископа постигла казнь церковная за вину нецерковную. Но если мы примем, что епископ лишен был сана за прямую виновность по должности, то мы должны будем видеть в святителе Петре митрополита очень строгого».

В просветительскую деятельность Владыки Петра вписываются и его дискуссии с неким Сеитом. Историки предполагают, что это был либо крещеный мусульманин, сохранивший некоторые заблуждения предыдущей религии, либо мусульманское духовное лицо, с которым святитель спорил о преимуществах христианства.



В житиях святителя Петра мы находим рассказы о его особой любви к небольшой тогда и незнаменитой Москве, которая в то время представляла собой «малолюдный городок, расположенный на Боровицком холме, при слиянии рек Москвы и Неглинной. Московским князем при святом Петре был сначала внук святого Александра Невского — Георгий Данилович, потом брат его Иоанн Данилович, по прозванию Калита. Но так как князь Георгий часто и надолго уезжал из Москвы, то ею правил брат его Иоанн. Этот князь относился к святому Петру с великой любовью и почтением, и святитель Божий возлюбил князя за его преданность православной вере и добродетельную жизнь».

Неизвестный автор первого жития пишет: «Преходя грады, обрете (святый святитель) град честен кротостию, зовомый Москва, в немже (обрете) князя Богочтива, именем Ивана, сына Данилова, внука Александрова, милостива до святых церквей и до нищих, самого горазда святым книгам (и) послушателя святых учений; обитав (святитель) во граде том и рече Богочтивому князю: ««о сыну! многое твое благочестие, послушай мене днесь»»; благочестивому князю обещавши(у)ся и рече святый митрополит: «да зиждется церковь камена во граде твоем святая Богородица»; благоверный князь поклонися и рече: ««твоею молитвою, святый отче, да будет»», основанней же бывши церкви и гроб себе сотвори святыма своима рукама; по мале же времени возвещена бысть святым ангелом смерть его»... Далее рассказывается, что святитель Петр умер в Москве и погребен в новооснованной каменной церкви Богородицы.

В Замоскворечье имела хождение древняя легенда о том, что «будто святитель Петр переселился в Москву ради жившего в ней какого-то святого старца Алексея (не мог-де митрополит переманить старца к себе во Владимир, так сам не затруднился ради него перебраться из Владимира в Москву...)». Конечно, эта легенда не имеет документальных подтверждений, но она соответствует духу жития – святителя Петра привлекало к Москве не тепло дружеского княжеского очага и не политический расчет, как считают рациональные историки, а добродетели некоторых жителей города. Неважно, князь это, или старец, важно, что в городе был мощный источник духовности. К нему и стремился святитель, и без этого источника никакое возвышение города не было бы возможным. Наши предки это хорошо понимали, и поэтому говорили: «Не стоит село без праведника».

Историки справедливо замечают, что наведываться в Москву святитель начал почти сразу, как только занял митрополичью кафедру: «летописи говорят, что он имел в Москве свой двор на двух местах,—сначала на одном, а потом перенес на другое (сначала двор находился при церкви Иоанна Предтечи у Боровицких ворот , потом перенесен был на то место, на котором и остался навсегда,— на место, где позже построили синодальную палату). Эти частые и продолжительные проживания митрополита в Москве не означали перенесения им кафедры митрополичьей из Владимира в Москву: они означали только проживания митрополита вместо своего кафедрального города в одном из пригородов своей епархии, каковым была Москва по отношению к Владимиру в церковно-административном отношении. Относительно этого последнего действия святителя Петра на самом деле можно сделать вывод, что мысль о нем он возымел только уже под самый конец своей жизни, в правление не Юрия Даниловича, а, как свидетельствуют жития, только уже Ивана Даниловича. Об этом ясно говорит история каменной церкви, в которой святой Петр имел быть погребенным. Если бы еще Юрию Даниловичу изъявил он свое желание или согласие быть погребенным в Москве, то Юрий Данилович давно бы и заблаговременно и построил каменную церковь, которая послужила бы ему усыпальницей. Но церковь эта строится только при Иване Даниловиче: ясно, что и мысль о том, чтобы Петр погребен был не во Владимире, а в Москве, явилась только при нем. По истории построения церкви мы достаточно точно точно можем определить время, когда было решено между святителем Петром и Иваном Даниловичем, чтобы останки первого были положены не во Владимире, а в Москве. Каменные церкви, как и всякие каменные здания, начинали тогда класть весной; эту же церковь заложили совсем не в обычное время—в августе 1326 года (4 августа): очевидно, кладка начата не в обычное время по той причине, что только в это необычное время состоялось упомянутое соглашение. А если не отложили кладку до весны следующего года, то следует предположить, что не находили возможным сделать этого в виду старости и болезненности святителя Петра, который и действительно скончался через четыре с половиной месяца после закладки церкви. Москва, задавшаяся мыслью сделаться вместо Владимира столицей наследственного великого княжения, была еще так «смиренна кротостию», по удачному выражению первого жизнеописателя святителя Петра, что в ней не было еще ни одной каменной церкви. Святитель Петр, конечно, мог быть погребен в ней и в одной из деревянных церквей. Но его погребение в Москве было рассчитано на то, что при церкви, в которой он будет погребен, станут жить, как бы по выраженному им чрез это завету, его преемники».



Святитель Петр скончался той же зимой—с 20 на 21 декабря. Тело его было погребено в церкви, которая была достроена и освящена уже в следующем 1327 году. Заранее приготовив для себя каменный гроб, он поставил его в отделении жертвенника у внешней стены здесь и положены были его останки.





Незадолго до кончины святителя князь Иоанн видел сон: представилась ему высокая гора и на вершине ее снег. Но вдруг снег растаял и исчез. Князь рассказал свой сон святителю и услышал от него такое объяснение: «Гора высокая — это ты, князь, а снег — это я смиренный. Мне прежде тебя должно отойти из этой жизни».



«Вскоре после того возвещено было святому через Ангела о самом дне отшествия его к Богу, Которого он возлюбил от юности. Исполненный духовной радости, святой Петр совершил в тот день Божественную литургию, вознес молитвы о князе Иоанне, о всех христианах Русской земли, своих пасомых, и помянул усопших. Придя из храма, святитель созвал церковный причт и преподал ему последнее наставление. Призвав затем нищих, убогих и своих слуг, он раздал им обильную милостыню. Прочее свое достояние святой Петр распределил на свое поминовение между церковниками и монахами, уделил значительную часть и на постройку храма Успения Пресвятой Богородицы. Князя Иоанна в Москве тогда не было, и святой Петр вручил свои деньги его вельможе Протасию, который был хорошим христианином. Святитель сказал Протасию: «Сын мой, вот я отхожу из этой жизни. Оставляю милость, мир и благословение от Бога возлюбленному сыну моему, князю Иоанну, и семени его до века. За то, что сын мой меня успокоил, да воздаст ему Господь Бог сторицею в мире сем, да наследует он живот вечный, да не отнимется от рода его преемство обладания местом его и память его да распространится».

Наступил вечер, и святой начал совершать вечерню; во время молитвы он обратился к архимандриту Феодору, которого избрал своим преемником, и сказал ему: «Мир тебе, сын мой, я умираю». Воздев руки горе, блаженный предал святую душу свою Господу.

Известили князя о преставлении святителя. Иоанн Данилович поспешил в Москву со всеми вельможами своими и горько скорбел о кончине доброго отца своего и друга.

Погребение тела святителя на другой день после его смерти совершил Луцкий епископ Феодосий. Когда торжественно переносили мощи в храм в сопровождении духовенства, князя, вельмож и множества народа, один иноверец, осуждая, размышлял: зачем мертвому человеку воздают такие почести — за ним идет сам князь и множество народа? Только что он это подумал, как увидел, что святой Петр сидит на одре, на котором его несли, и на обе стороны благословляет народ. Об этом видении сам иноверец после засвидетельствовал с клятвой.

В то же время получили исцеление от мощей святителя трое больных.

Через несколько дней после погребения святителя при гробе его получил исцеление юноша, не владевший руками со дня рождения. Вскоре здесь же, по молитве, возвратился слух к глухому и прозрел слепец. Много и других чудес совершалось по вере в небесное предстательство святого Петра митрополита, но и по преставлении блаженный являл смирение, коими преукрашен был в жизни: многие совершенные при его мощах исцеления сокровенных болезней остались в тайне. Князь Иоанн Даниилович приказал составить описание чудес святого, которое было прочитано Ростовским епископом Прохором в стольном граде Владимире с церковного амвона всенародно в праздничный день при соборном служении. В это время иноверец и засвидетельствовал о видении, бывшем ему при погребении святителя.

Преемник святого Петра митрополит Феогност, зная о чудесах, совершавшихся при мощах почившего святителя, донес об этом патриарху Константинопольскому. Патриарх Иоанн с собором святителей, рассмотрев послание русского митрополита, возблагодарил Бога, прославляющего святых Своих, и в июле 1339 года установил празднование святому митрополиту Петру специальной грамотой.

Г. П. Федотов считает, что после преподобного Сергия митрополит Петр, быть может, был самым чтимым из московских святых.

У гроба святителя князья целовали крест в знак верности великому князю Московскому. Как особо чтимый покровитель Москвы святитель призывался в свидетели при составлении государственных договоров. Новгородцы, имевшие право избирать себе владык у Святой Софии, после присоединения к Москве при Иоанне III клятвенно обещали ставить своих архиепископов только у гроба святителя Петра чудотворца. При гробе святителя нарекались и избирались русские Первосвятители.



О нем постоянно упоминают русские летописи, ни одно значительное государственное начинание не обходилось без молитвы у гроба святителя Петра.





Использованная литература:

Митрополит Макарий (Булгаков) История Русской Церкви, том

Житие святителя Петра, митрополита Киевского и всея Росии

Древо, открытая православная энциклопедия http://days.pravoslavie.ru/Life/life4512.htm

Н.М. Карамзин «История государства Российского», том 4

Е. Е. Голубинский История Русской Церкви, том 2, часть 1

А. Карташов История Русской Церкви, том 1

Г.П. Федотов Святые древней Руси