Темнь, но там

Ежик тонул в повседневности. На неделе, на днях, на дне. Но он оттолкнулся от дна, вынырнул и попытался вдохнуть в себя признаки жизни - слабо пошевелил усом, закатил глазки, потом спрятал их за горизонтом век и зажмурился. Но не удержал шаткое равновесие шарика и плюхнулся в подсознание. Какое-то оно у меня темное, подумает он потом, когда выберется в область озарения, а пока что стал продвигаться на ощупь, осторожно разглядывая образы подобия обстановки лапками. Очень хотелось думать, но думать было некогда. Он почувствовал, что тут можно полагаться только на эмоции и их ощущения. Лапкой задел что-то мягкое, теплое, влажное и в крошках смеха. Потрогал  ладошкой и понял, что это самоурония - штутка такая незатейливая. А вот еще что-то шершавое,  даже на ощупь белое, легкое и полезное, похоже на смешинку.
- Ой! Мокро! И запахло мокрем. Глазки защипало, нос слабо хлюпнул не пролитыми слезами и уткнулся в стену непонимания. Он пошел вдоль нее. Становилось теплее, горячее и просто обжигающе, стена таяла, выгибалась и исчезала. Ежику страсть, как захотелось чего-то сказочного - "пойти туда, не знаю куда глаза глядят", найти "то, не знаю чего хочу" и принести тому "знаю кому, если что". В горле пересохло, он весь горел и еле передвигал лапками. Тут же Ежика вывернули наизнанку и все колючки впились в него же, а снаружи оказался голос, его внутренний голос. Голос, как соколос. В таком потустороннем состоянии он ощутил эхо и попытался уловить его ухом и тут же оказался в раковине. Так вот где раки зимуют, мог бы он потом рассказывать, но не расскажет, потому что не запомнил этот эпизод, и его тут же утянуло в воронку и выбросило на свет. Яркий, яркий. Солнечный! Озарение! Он прищурился, посмотрел подозрительно на облако и подумал: "Какое-то оно у меня темное энто подсознание..."
Потом уселся на кочку и стал тихонько насвистывать: "А облака - беглогривые лошадки! "...
26.08.2015 12:13