Колыбельная волкам

Все истории начинаются в темноте.

Закрываешь глаза и знаешь, что быть беде. А предчувствия разрастаются: по воде так круги расходятся – рябью по белой коже. Затушить огонь бы – да угли ещё дымят, и слова срываются резко и невпопад, ведь сегодня каждый тебе и друг, и брат, и дрожать – так явно и беспричинно – тебе негоже.

Кто–то звёзд насыпал щедрой большой рукой, и на город мирно идёт покой, подгоняя время, и за собой на верёвке тащит людей и нечисть. С каждым шагом цепи гремят сильней, и тебе так хочется быть взрослей, чтобы встать в начале у не-людей и умчаться с ними, где-нибудь встретив вечность.

Ты стоишь в сторонке, прячешь от всех глаза, а вдали визжат охрипшие тормоза, и внутри тебя расходится пустота, у которой в жизни нет ни конца ни края. Ты ведь знаешь – лучше любых других – что начнётся скоро. Прямо у стен седых он присядет – пылью на мостовых – его голос ляжет, будто себя ломая. Словно в подтверждение – слышишь его шаги, затихает город, шепчет: «беги, беги…» Ты стоишь и думаешь, сможешь ли вопреки всем запретам просто шагнуть навстречу? Он идёт – как ветер – лёгок и нелюдим, он себе правитель, бог да и господин, он такой на свете – к счастью? – совсем один, и в его глазах так явственно пляшет вечер. В волосах чернющих прячется седина – он ведь юн, да расплатой она дана за такую силу, что сокрушит тебя да ещё с полмира – это известно. Глубже ты вдыхаешь пепел, морось и липкий страх, у тебя под кожей бьётся особый знак, – за него однажды ты превратишься в прах и уснешь под шёпот тихой январской стужи.

Он идёт – и мир покоится в тишине, а в глазах – безумных – тает любовь к войне. И качели старые во дворе проскрипят под тяжестью этой ноши. Подбородок узок, волосы ниже плеч, и в твоей броне из гордости снова течь, в тебя входит взгляд его, как картечь. А ведь с виду – странный, но знай, хороший.

Резко жмурится, стонет, почти вопит, но не слышно – и доброго не сулит. Волк в тебе порыкивает и скулит, предвкушая ноты безумной песни. Оголяет зубы – огромные, как клыки, пальцы длинные, белые – в кулаки, и летит, летит, как поток реки, колыбельная для звериной спеси. Вой повсюду трескает мир вокруг, ты не видишь неба, да даже рук – слёзы льются градом, а верный друг в твоих жилах падает сном мертвецким. Но ты держишься, слушаешь это вой, ты идёшь к поющему той тропой, по которой – знаешь ведь – на убой уводили всех. И опять по-детски ты так хочешь верить, что победишь, что твой волк останется невредим, что поющий мальчик с пятном седин тебя примет и пожалеет даже. Ты не видишь света – его глаза, что чернеют хуже, чем небеса над тобой. И катится вниз слеза – волк в тебе пока что ещё на страже.

У качелей падаешь резко вниз, на коленях – вот его главный приз – ты пришла, и будет теперь сюрприз, что решат его черти. Раз ты сдержалась. Он тебе протягивает ладонь, и тебя охватывает огонь, волк внутри горит ну почти живьём – ты сжимаешь зубы. Чуть-чуть осталось…

Он тебя поднимает на руки, как танцор, прижимает крепче, идёт во двор, и ты знаешь , что тебя ждёт потом – ты уходишь с ним и твой волк бессилен. Раз ты выжила – значит, судьба твоя петь с закатом песню другим волкам, выжигать из памяти лунный рай – что во многом злом на земле повинен.

Он с тобой останется – песни петь, танцевать у пропасти по весне, и бродить – как в вечности – по земле, усыпляя ярость внутри у многих. Он ведь правда – знаешь – не виноват, что у жизни есть на тебя расклад, что теперь он муж твой и даже брат – и теперь вы вместе босые боги.

Ты почти что счастлива. Волк убит. Он был другом, правда, но не болит. Значит – правильно, значит, в тебе горит, тот огонь, что больше волков и света. И ты за руку с лучшим на всей земле вместе с солнцем дальше идёшь к беде.
Все истории начинаются в темноте, а кончаются – с первым лучом рассвета.

Яна Миа
2015