Великому Бунину. Старина, древность
вообще такой, как будто никогда не было не только всего того, что было разного,
но даже отмены крепостного права, нашествия французов;
а кругом – заповедные леса, глушь и тишина неописуемая, загадочности зов.
Преобладает бор, мрачный, гулкий. И по вечерам в его глубине, где почти ночь,
мне чувствовалась не то что старина, древность, а прямо вечность.
Зари – только клочья: только кое-где медленно угасающий закат краснеет из-за вершин.
Бальзамическое тепло нагретой за день хвои еловых и сосновых глубин
мешается с острой свежестью болотистых низин,
узкой и глубокой реки, потаённые извивы которой вечером холодно дымятся.
Птиц не слышно – мёртвое безмолвие, только играют козодои, никак не угомонятся:
один и тот же бесконечный звук, подобный звуку веретена.
А как совсем стемнеет и выступят над бором звёзды и не видна Луна,
всюду начинают орать хриплыми голосами филины, издавае нечто блаженно-мучительное,
и в голосах этих есть что-то недосозданное, довременное…
–––
Иван Бунин. Несрочная весна. (Отрывок.)
Представь себе: зажиточный поселок, мирный, благообразный, вообще такой, как будто никогда не было не только всего того, что было, но даже отмены крепостного права, нашествия французов; а кругом – заповедные леса, глушь и тишина неописуемая. Преобладает бор, мрачный, гулкий. И по вечерам в его глубине мне чувствовалась не то что старина, древность, а прямо вечность. Зари – только клочья: только кое-где краснеет из-за вершин медленно угасающий закат. Бальзамическое тепло нагретой за день хвои мешается с острой свежестью болотистых низин, узкой и глубокой реки, потаенные извивы которой вечером холодно дымятся. Птиц не слышно – мертвое безмолвие, только играют козодои: один и тот же бесконечный звук, подобный звуку веретена. А как совсем стемнеет и выступят над бором звезды, всюду начинают орать хриплыми, блаженно-мучительными голосами филины, и в голосах этих есть что-то недосозданное, довременное…
Свидетельство о публикации №115082503077