Размышления о культуре
Иван Александрович Ильин (1883-1954) – прежде всего, христианский мыслитель, православный философ и даже можно сказать православный культуролог. Размышления о христианской культуре красной нитью проходят через многие труды И.А. Ильина.
Но есть и особые его работы, где наиболее пристально рассматривается суть христианского “мироприятия” и “мироутверждения”, а также особенности христианского осмысления культурной деятельности человека. Например, это «Основы христианской культуры» (т.1 Собрания сочинений в 10-ти томах), а также разные тексты в томе 6 (в 3 частях) посвящены культуре как искусству и литературе как «художеству» – в частности там есть статья «О русской культуре». Кроме того о русской культуре и ее возрождении И.А.Ильин говорит в своем манифесте: «За национальную Россию. Манифест Русского Движения».
Всем очевидно, что христианский мир, существующий около 2000 лет, за это время выработал и специфическую христианскую культуру. Почему же в ХХ веке русский философ говорит о возможности и об основах существования самой этой культуры?
В одном месте своей книги философ ставит очень нелицеприятный вопрос:
«Что есть безответственный, недобросовестный, безразличный к истине ученый? Что есть художник, ищущий успеха, а не художественного совершенства? Может ли настоящий христианин стать бесчестным демагогом, или продажным чиновником, или разнузданным тираном? Дух христианства обращает человека к Богу в небесах и к Божьему делу на земле. Это Божье дело на земле становится Предметом его служения; и самая жизнь его, и дела его становятся вследствие этого предметными. Этот дух христианской предметности христианство вносит во всю культуру человечества, — в семейную жизнь, в воспитание, в службу, в общественность, в хозяйство, в политику, в искусство и в науку. И мнимый «христианин», который, по русской пословице, «на небо посматривает, по земле пошаривает» — не достоин ни своей веры, ни своего звания…»[1]
И тут же И.А. Ильин выявляет суть проблемы: христианская культура утратила Христов Дух. Вернув его через внутреннее преображение, она сможет ожить снова и создать новую христианскую культуру.
«Таков дух христианства, дарованный и завещанный человеческой культуре. Это дух овнутренения; дух любви; дух молитвенного созерцания; дух живого, органического содержания; дух искренней, насыщенной формы; дух совершенствования и предметного служения делу Божьему на земле. Уверовать во Христа — значит принять от Сына Божия этот дух как Дух творческой силы и из него творить земную культуру. И обратно: кто верен этому духу, из него живет и творит, тот уже Христов, даже и тогда, когда сам этого не знает и не признает. Ибо «всякий, делающий правду, рожден от Него» (1 Иоан. 2,29).
Творить христианскую культуру не значит законничествовать в отвлеченных догматах или понуждать себя к умствованию о предметах, сокрытых от земного человеческого ока; это не значит отказываться от свободного созерцания или творить только «по закону» представителей земной церкви. Но это значит раскрыть глубину своего сердца для Христова Духа и из него обратиться к созерцающему восприятию Бога и Божьего мира, а также к свободным и ответственным волевым деяниям в плане Божьего Дела на земле. Ибо так созерцающему и действующему человеку дано внести христианский дух во все, что бы он ни начал делать: в науку, в искусство, в семейную жизнь, в воспитание, в политику, в службу, в труд, в общественную жизнь и в хозяйствование. Он будет творить живую христианскую культуру.
Но для этого он должен, конечно, принять Божий мир и зажить им и в нем»[2].
Христианское ‘мироприятие’ – основа христианской культуры по И.А.Ильину. Культура – есть возделывание мира, его преображение через человеческое творчество. Культура же христианская есть привнесение в мир божественных энергий через со-работничество Творцу, через совершенствование в доброделании, через освящение мира. И.А.Ильин пишет:
«По истине Христос принял мир и воплотился не для того, чтобы научить нас отвергать мир, понося и презирая создание Божие; но для того, чтобы дать нам возможность и указать нам путь верного, христианского мироприятия; чтобы научить нас верно принимать и творчески нести бремя вещественности (плоти) и бремя человечески-душевного разъединения (индивидуальности); чтобы научить нас жить на земле в лучах Царствия Божия. Мы не выше Христа, а Христос принял земную жизнь и вернул ее в благодатном сиянии. И тот, кто принимает мир, тот включает в свой жизненный путь творческое делание в этом мире. т.е. совершенствование в духе — и себя самого, и ближних, и вещей; а в этом и состоит по существу христианская культура»[3].
Более того, И.А. Ильин размышляет и о вариантах сочетания идей «мироприятия» и «мироотвержения» в ходе исторической реализации этой задачи преображения мира на путях становления христианской культуры. Он различает 3 ситуации:
«В первые века нередко думали, что надо принять Христа и отвергнуть мир. «Цивилизованное» человечество наших дней – принимает мир и отвергает Христа. А в средние века Запад выдвинул еще иной соблазн: сохранить имя Христа и приспособить искаженный иудаизмом дух Его учения к лукаво-изворотливому и властолюбивому приятию не преображаемого мира.
Верный же исход в том, чтобы приять мир вследствие приятия Христа и на этом построить христианскую культуру…; чтобы, исходя из духа Христова – благословить, осмыслить и творчески преобразить мир; не осудить его внешнеестественный строй и закон, и не обессилить его душевную мощь, но одолеть все это, преобразить и прекрасно оформить любовию, волею и мыслью, трудом, творчеством и вдохновением.
Это и есть идея православного христианства»[4].
Вполне очевидно, что этот идеал преображения мира на деле сталкивается с некоей духовной и культурной апатией, энтропией, с безволием, ленью, пошлостью, а то и с однозначной злонамеренностью. И здесь невозможно стоять в стороне, ибо невмешательство тождественно самоубийству культуры. В силу этого Ильин вполне справедливо и последовательно считает, что христианская закваска – это соль мира, предотвращающая его от гниения и разложения. При этом именно Православие он считает наиболее адекватным основанием для христианской культуры.
«Русское Православие не мыслит мира внехристианским или «светским». Напротив, – христианское просвещение и просветление мира является его прямым заданием. Ему «есть дело до всего, чем живут или не живут люди на земле» и притом потому, что оно имеет в этом мире великую и священную миссию». [… ]
«И вот – наука, искусство, государство и хозяйство суть как бы те духовные руки, которыми человечество берет мир. И задача христианства не в том, чтобы изуверски отсечь эти руки, а в том, чтобы пронизать их труд изнутри живым духом, воспринятым от Христа. Христианство имеет в мире свое великое волевое задание, которого многие не постигают. Это задание может быть обозначено, как создание христианской культуры.
Ныне же, когда вредоносное явление безбожной науки, когда страшная сила религиозно-бессмысленного государства, когда внутренняя обреченность безыдейного хозяйствования, когда растлевающая пошлость бездуховного искусства – наполняют Божью землю расплясавшимися харями, христиане не могут ни отвернуться от этого зрелища, провозглашая «нейтралитет, ни укрыться за словесное «мироотвержение» и «непротивление». Напротив, они должны найти в себе веру и волю для искреннего творческого христианского мироприятия и для борьбы за свое поле и за свой посев. Тогда начнется исцеление»[5].
Поскольку Западный христианский мир пошел по пути расцерковления, секуляризации, «овнешнения» смыслов и целей культуры, по пути научно-технического господства над миром, забыв про задачу освящения мира и его преображения, Ильин видит особую роль Православной Церкви в деле возрождения христианской культуры. Но эта роль, прежде всего, состоит в раскрытии духовного потенциала христианской души, где Церковь является «источником христианской свободы, свободного созерцания и свободного творчества». И.А. Ильин так выражает эту идею:
«Вследствие всего этого мы отнюдь не представляем себе дела так, будто ближайшие поколения людей могут и должны «создать христианскую культуру»… Не создать, а вновь вступить на путь этого созидания, вернуться к нему и возобновить этот прервавшийся процесс. Иными словами: возродить в себе христианский дух и акт, и провести его в жизненнотворческое движение. Мы не думаем также, что современная секуляризованная и нехристианская культура подлежит целиком осуждению или отвержению, — ни наука, ни искусство, ни право, ни национальное движение, ни хозяйство, но они подлежат творческому пересмотру и обновлению в духе христианском. Это отнюдь не значит, что наука должна будет включить христианские догматы в состав своих «рабочих гипотез» и «теорий», что искусство будет сводиться к уставной иконописи и храмовой архитектуре, что каноническое право станет образцом для всякого законодателя; что национализм исчезнет под давлением «вселенскости», а хозяйство вернется к первобытности евангельских времен. Представлять себе дело так, значит поистине впадать в буквоедческую прямолинейность и разрушительное изуверство, и главное, – забывать основную аксиому христианства, которая гласит, что всякое совершенствование начинается с сердца и совершается в свободе. Именно так мы представляем себе творчество христианской культуры: сердца людей, потрясенные уже пережитыми и еще предстоящими бедствиями, вызванными духом безбожия и противохристианства, начнут свободно возвращаться к созерцанию Христа и к внесению даров Его Духа в жизнь и в культуру. Нам не дано предвидеть, когда это начнется и как это будет протекать – мы можем только показать желательность и возможность этого нелегкого и длительного процесса.
Мы должны установить, что процесс этот должен быть не внешне-принудительным, но именно внутренним, идущим от сердца, и свободным, совершающимся в порядке добровольного творчества. Иначе он не будет соответствовать духу Христа и Евангелия и потому – просто не состоится. Он не может быть «предписан» ни церковью, ни государством: и если кто-нибудь попытается «предписывать» его в том или ином порядке, то из этого или ничего не выйдет, или начнет выходить обратное. Творить христианскую культуру возможно только в христианском духе и в христианском порядке; в порядке веры и сердца, свободы и творчества, совести и созерцания. Все это возможно только в порядке обращения сердец; а сердца будут обращаться к Богу, по-видимому, в процессе страданий и разочарований. Вот почему многие из нас склонны думать, что именно Россия, опередившая ныне в страдании и разочаровании все другие народы, сможет первою вступить на этот путь.
Итак, ни церковь, ни государство не могут и не должны предписывать созидания христианской культуры: она должна твориться свободно. Они могут только содействовать этому творчеству. Это свободное творчество может и должно начаться в пределах самой церкви и затем передаться и в государственное строительство, и во все сферы секулярной культуры. От этого в самой церкви возродится истинное величие, сила водительная и пророческая, и она явится творческой хранительницей христианского духа, его живым и авторитетным, но не властным, не принудительным источником: источником христианской свободы, свободного созерцания и свободного творчества. Христиане призваны творить христианскую культуру не через церковь, ибо нельзя вовлекать церковь в качестве орудия во все хозяйственные трудности, во все политические распри, во все войны, ученые споры и художественные блуждания; нельзя превращать церковь в некий властвующий союз, отвечающий за все земные неудачи и бедствия: церковь имеет иное, высшее и лучшее призвание. Точно также мы должны творить христианскую культуру не в церкви: ибо это означало бы увести церковь от ее прямого назначения – блюсти веру, таинства, чиноначалие и Дух Христов, – и расширить ее объем и ее обязанности до поглощения всей жизни. Церковь ведет веру. Вера объемлет душу. Душа творит культуру. Но церковь не объемлет всю жизнь человека и не «регулирует» всю культуру человечества: ни в науке, ни в искусстве, ни в политике, ни в хозяйстве»[6].
Очевидно, И.А.Ильин понимал, что западный проект «христианской культуры», утратив Христов Дух, подошел к грани самоуничтожения. Более того он вовлек в эту угрожающую перспективу и соседние народы, в том числе и Россию. Крушение некоторых христианских идеалов, а также некоторых христианских основ и даже некоторых самих государств и цивилизаций Старого Света в первой половине ХХ века, многих мыслителей приводило к поиску ответа на эту катастрофу, а также и к поиску путей преодоления этой ситуации.
И.А. Ильин, будучи духовно бодрым и неустрашимым борцом за обновление мира и культуры через духовный подвиг, говорил и об условиях и грядущего возрождения как России, так и самой христианской культуры, которая и будет по-новому выстроена и выправлена именно в Русском мире.
Обратимся к пророческим идеям И.А. Ильина, выраженным в его работе «За национальную Россию. Манифест Русского Движения». В 29 пункте Манифеста, озаглавленном «Россия спасется творчеством» звучат слова обращенные непосредственно к нам:
«Возродить Россию может только новая идея: ее могут воссоздать только обновленные души.
Нет больше былой России. Нет ее и не будет. Будет новая Россия. По-прежнему Россия, но не прежняя. Ее дух жив и будет жить; мало того, — в невиданном крушении и в исторически небывалых страданиях дух русского народа очистится и углубится, закалится и расцветет. Но ее общественный и государственный уклад будет иной; и хозяйственный строй ее будет новый. Самый душевный материал, из которого будет строиться новая Россия, окажется не тем, что прежде. Все проблемы будут поставлены заново; все борозды и межи будут проведены иначе. Мы должны понимать это и предвидеть; мы обязаны готовиться к этому. Все, что было в нашем прошлом священного, мы должны понимать и хранить. Мы не смеем забыть ни одного из тех уроков, «нежданных и кровавых», которые послала нам история. Мы не отречемся ни от одной национальной святыни. И тем не менее мы должны готовить не реставрацию, а новую Россию.
Мы не должны пугаться этого: нас учит этому все наше историческое прошлое. Всю свою историю Россия провела в том, что строилась на пепелище. И то пепелище, которое останется нам в наследство от большевиков, будет не страшнее тех пепелищ, которые оставались нам от татар или от Смуты. Страшнее, опаснее будет то духовное пепелище, которое мы унаследуем после их крушения.
За прежними культурными, политическими и социальными лозунгами, увлекавшими русскую интеллигенцию (от «кантианства» до «толстовства», от «демократии» до «анархизма», от «народнической общины» до «марксизма») осталась некая духовная пустота; вся эта идеология повисла над бездною и все эти идеи стали беспочвенны и мертвы. Обновить их, наполнить их новым, зиждущим содержанием сможет только тот, что, отрешившись от всех доктрин и предрассудков, уйдет опытом и созерцанием в глубину, к последним истокам человеческого духа, к последним корням человеческого существа и человеческой веры.
Нет «всеисцеляющих средств» и рецептов; нет спасительных трафаретов. И заимствовать их нам не у кого. Никто не разведет руками нашу беду, никто не сумеет и ума приложить к ней. А если бы нашлись такие из иностранцев, то только с тем, чтобы использовать нашу беду и попытаться построить на ней свое собственное благополучие.
Россия спасется творчеством, — обновленной религиозной верой, новым пониманием человека, новым политическим строительством, новыми социальными идеями.
Возникнет новая русская, национальная культура, которая пойдет от прежних национальных корней, но по-новому и к новому расцвету.
То, что нам нужно, есть новая постановка и новое разрешение все тех же вечных проблем, но из нового, национально-трагического опыта истории. Мы повинны России новыми идеями и новыми ведущими словами; не отрицательными только, но и положительными; не отвлеченными выдумками, не рассудочными построениями, не демагогическими выкриками. Здесь спасительны только: чувство ответственности, почвенность духовного опыта, серьезность ищущей мысли. Ибо те новые идеи и новые слова, которые необходимы новой России, будут вероятно лишь вновь открытою, но зато по-новому постигнутою древнею мудростью.
Эта древняя и священная глубина духовного опыта не должна отпугивать нас. Наоборот. Увидеть сквозь завесу новых событий старую истину и ее верность, увидеть ее по-своему и по-новому, извлечь из нее умудрение для будущей России — будет для нас не разочарованием, а радостью. Ибо в конечном счете новое ценно не новизною своею, а целительной верностью. Русский народ вернется к Богу и ко Христу, чтобы по-новому заткать и создать новую христианскую культуру»[7].
Подводя итог, хотелось бы отметить, что И.А.Ильин призывает нас отчетливо увидеть самое основание «христианской культуры» в подвиге христианской жизни. Он смотрит на нее, как на «предметный путь», как на органичный и целостный жизненный проект, как на «предметное» воплощение Духа Христова в живой «плоти» жизни конкретных людей и конкретного общества. Как на ту задачу, которую должно, несмотря ни на что, сознательно и ответственно брать на себя каждое «христианское поколение», ибо именно в человеке и через человека в Духе Христове совершается спасение и преображение и самого человека, и общества, и мира.
Литература:
[1] Ильин И.А. Основы христианской культуры // Ильин И.А. Собр. Соч. в 10 т. Т.1 – М.: Русская книга, 1993. С.306.
[2] Там же. С.306-307.
[3] Там же. С.312-313.
[4] Там же. С.314.
[5] Там же. С.315-316.
[6] Там же. С.318.
[7] Ильин И.А. «За национальную Россию. Манифест Русского Движения»
Свидетельство о публикации №115082502984