Колхидский дивертисмент

Поёт зурна в сухумской чайной
в том 57-ом году.
Я с девушкой необычайной
по Леселидзе в дом иду.
Дом утопает в изабелле,
дом раскалён, как чебурек,
а мы знакомы две недели,
но кажется, что целый век.
На эвкалиптах птичий гомон,
и гам на Руставели-стрит;
у нас с ней «настояшый рОман»,
как дядя Гоги говорит.
Шашлык, боржоми, хачапури
и звёздное сиянье глаз, –
небесной и морской лазури
здесь полный мировой запас.
Здесь греки, русские, армяне,
абхазы и т.д. живут,
за мандарины мани-мани,
бывает, вовсе не берут.
Питомник обезьяний, пляжи,
фуникулёр, интимный грот,
и даже комары, и даже
они щадили нас в тот год.
Лист лавра камфорного мну я,
когда брожу навеселе,
консерваторию минуя,
развалины Сухум-Кале…
Где это всё?  Куда всё делось?
Был рай земной, да рухнул в час.
Ах, как зурне той в чайной пелось!
Как не поётся ей сейчас!
Ломать – не строить! Что же сталось?
Кто толком сможет объяснить?
Уж не поеду, как мечталось,
по Леселидзе побродить.
Там пальма мне махала веткой
почти закрыв второй этаж.
Не зря, наверно, чёрной меткой
отмечен реформатор наш.
Но в памяти, как говорится,
живут, не ведая беды,
форели в чистых водах Рица,
колхидских цитрусов сады…