Пляска Анаркали

    Рассказывают, что, когда четвёртый падишах дома Великих Моголов Джахангир ещё не стал владыкой и звался Салимом, с ним случилась такая история.
    Как только его отец, великий Акбар, понял, что любимого сына увлекают лишь женская краса да хмельное вино, он отправил юнца в дальний поход. Спустя годы принц возвратился с победой. Акбар с гордостью встретил наследника и устроил в его честь роскошный пир.
    И плясала на том пиру юная рабыня из гарема Акбара по имени Надира Бано. И была она так хороша, так неотразима, что триумфатор Салим усадил её рядом с собой и, сорвав с груди бесценное жемчужное ожерелье, трижды обвил его вокруг шеи танцовщицы. Залюбовавшись её красотой, принц, якобы, произнёс:  «Ты прекрасна, как гранаты в цвету. Я буду звать тебя Анаркали – «гранатовое зёрнышко».
    …Они стали любовниками. Акбар не раз намекал сыну, что непристойно лазать по ночам в гарем отца. Но Салим не знал удержу ни в бою, ни в вине, ни в любви. Однажды, когда он под утро перебирался через забор женской половины дворца, на него, приняв за вора, напала стража. И тут уж Акбар не стерпел.
    Стоило Салиму отлучился из Агры, падишах велел замуровать Анаркали в стену одной из башен Лал Килы – Красного форта.
    Узнав об этом, принц обезумел от горя и пошел войной на родного отца. Спустя годы ему будет суждено залечить сердечную рану, повстречав свою судьбу – Нур Джахан. Но это совсем другая история…

*          *          *          *          *

    В пакистанском Лахоре по сей день сохранилась гробница Анаркали. Якобы, спустя годы после гибели её останки были доставлены сюда. На надгробии выгравировано стихотворение на персидском языке, которое, по легенде, сложил сам Салим, уже являясь падишахом Джахангиром:

             Будь мне дано ещё хоть раз лицо любимой увидать,
             До дня последнего суда я стал бы Бога прославлять.

    И подпись: Меджнун Салим Акбар – безумный от любви Салим, сын Акбара.


Меня девчонкою отдали
В дом падишаха из семьи.
Живым рубином зацветали
С тех давних пор уста мои.

Сам господин готовит встречу:
Издалека вернулась рать.
И мне приказано под вечер
Героев пляской развлекать.

В гареме жизнь тускла, как осень…
Ну хоть бы что-то довелось!
Широким взмахом шаль отбросив,
Легко ступаю на помост.

Мне танцевать дано судьбою:
Ох, и потешусь нынче всласть!
Несладок выбор предо мною:
Или взлететь, или пропасть.

Спаси, любимое монисто!
Сердечко ёкает в груди.
Лишь об одном молю зурниста:
Не подведи, не подведи!

Я в пляске полностью сгораю,
Кружу, колдую, ворожу:
То стан волною изгибаю,
То на мгновенье замираю,
То, свившись косами, лежу.

Вот постепенно умолкает
Владык весёлый разговор.
Углями пятки обжигает
Персидский кружевной ковёр.

Не посрами сегодня, тело!
Пусть роскошь явится стократ!
Пусть груди ввысь взовьются смело!
Пусть бёдра мускус источат!

Пусть пальцы отдыха не знают!
Несусь под ритм, как стрекоза.
Услады рая обещают
Мои миндальные глаза.

Звенят бессчётные браслеты,
Искрятся в отблесках огня.
Прикрыв рукой лицо от света,
Салим взирает на меня.

Ах, как зрачки его горячи,
Что ярче тысячи свечей!
Ах, как же неискусно прячет
Он страсть в безумии очей!

И вот, в последнее мгновенье,
Прозрев, что ждёт нас впереди,
Я распростёрлась и в томленьи
Душою выгнулась: «Приди!»

Всё. Умерла. Лечу далече…
Кругом потёк хвалебный гул.
Вдруг встал наследник мне навстречу
И молча руку протянул.

За дастархан садись смелее!
Сколь чаша славы дорога!
И в три кольца на влажной шее
Сверкают капли-жемчуга.