Урфин Джюс и его деревянные солдаты

Давно заброшен старый сад,
лопух стоит до крыш.
Который день уже подряд,
мой мастер никого не слышит.

Я видел руки и лицо,
чеканку профиля чернил закат
его склоненной голове
я был не рад.

Но я лежал в тени цветов,
забытых, брошенных и одичалых,
забытый, брошенный солдат,
и нас осталось слишком мало.

Волшебная страна под золотом небес
не покорилась нам,
и наше поражение торжествовала.
Мой мастер выбросил меня;
а после тягостно молчал.

Сквозь лопухи я ввысь смотрел,
там небо ненавистное сияло мне,
оно как будто знало -
нам больше не подняться,
но не сострадало.

Червонным золотом изломан горизонт,
там на крыльце, я слышал,
мастер плакал.
Он разбивал слезами сердце мне,
бездушному волшебному солдату.

Из дерева чудесно сотворен,
я по его приказу двигался и жил,
теперь же мой создатель разорен,
а я лежу в тени, и я забыт.

Закончился волшебный порошок,
его всегда бывает слишком мало,
но в расточительстве своем
мы этого не замечаем.

О, мастер, как мне жаль,
что тот, кто нами столь любим,
теперь вкушает горькие плоды,
и обречен на вечную печаль.

И я желал бы разделить,
то одинокое изгнание,
но я лежу, и небо надо мной,
и эти лопухи.

А среди них, в пыли,
забытый брошенный мешок,
в котором вышел весь
волшебный порошок.

Но что это?
какое странное
сияние.

***

Забор щербат и весь увит плющом,
там за забором старый сад,
и дом угрюмый в нем.
И там живет поверженный тиран,
оставленный потомкам в назидание,
страдать один, совсем один,
как начинал когда-то.

Пока освобожденная страна
единым голосом кричала -
тебя я больше не боюсь,
повержен в пепел Урфин Джюс,
никто не видел деревянного солдата.
Последняя щепотка порошка
его на время оживила.

Он подошел к крыльцу, к немой на нем фигуре,
и на одно колено опустился.
- о мастер, я тебя люблю,
сказал, и так
навек
остановился.