И лежал всем миром позабыт и брошен...

       И лежал всем миром
             позабыт и брошен.
       Только ветер чёрные
                волосы ерошил.
  А лежал перед нами японский солдат, или
точнее-то, что от него осталось в 1950-ом
году на вершине сопки, возвышающейся над
сахалинским городом-портом Холмском.

 Из земли и жухлых листьев выглядывала же-
стяная коробка в иероглифах, вероятно, из
под патронов. Змейкой струилась в бамбук
тёмная цепочка - свидетельство того, что
этот солдат был смертником: его намертво
приковали к пулемёту.

  Позже командир нашей роты мальчишек-кур-
сантов мореходки, только что переехавшей из
Николаевска-на-Амуре, рассказал нам, как всё
было.

  Дорога, ведущая из глубины острова в япон-
ский тогда, в августе 1945-го, город Маока,
была видна с верхушки этой сопки, как на ла-
дони, и японское командование расположило на
ней несколько огневых точек.

  Командир подразделения советских войск,нап-
равленного на поддержку нашего морского десан-
та, штурмовавшего порт, прежде чем вступить на
на дорогу, вызвал к себе группу солдат-рокос-
совцев и приказал им  разобраться с этой высо-
той. Вскоре прогремело несколько гранатных
взрывов и путь в город был открыт. Рокоссовцы,
опытные воины, прибывшие на Дальний Восток из
Германии, после рассказывали, что было гораздо
сложнее продираться наверх сквозь густой бамбук,
чем ликвидировать прицепленных к своим пулемё-
там японских вояк.

  Мне, пятнадцатилетнему парнишке из семьи пере-
селенцев на Южный Сахалин, тогда невольно поду-
малось: а ведь этим солдатом-смертником мог быть
и мой недавний дружок Риото, открытый добрый, уе-
хавший недавно со своей семьёй из нашего Асаная
на Хоккайдо.

  Мы познакомились на речке, где он с интересом
смотрел на мои неудачные попытки поймать с помо-
щью сачка зашедшую на нерест горбушу. В Гурьеве,
на реке Урал сачками запросто с берега ловили са-
зана и мы, дети рыбаков-переселенцев,пытались при-
менить этот способ здесь на Сахалине.

  В конце концов Риото не выдержал, протянул мне
бамбуковую трубку с вставленным в неё стеклом,по-
казал на склонённое над ямкой дерево и жестами
объяснил, как надо с него опускать в воду трубку
и наблюдать за движением рыбин. У меня перехватило
дух, когда я выполнил его указания. Сквозь опущен-
в воду трубку было прекрасно видно, как горбуши,
шевеля плавниками, спокойно стоят около коряг, а
по дну мельтешат усачи, из-под камней выглядывают
бычки, вьётся мелкая форель...

  Затем Риото сломал длинную сухую хворостину, об-
мотал её крепкой нитью, соединённой с острой кош-
кой, и показал, как надо подводить её под рыбу и
подсекать, упреждая её движение.

  На следующий день он угостил меня сладкой брюк-
вой и показал  оставленный хозяевами огород, где
она росла. Затем он затащил меня на сопку, где под
защитой бамбука рос кисло-сладкий виноград. Помню,
мама наварила из него чудесного киселя. Зимой он
научил меня съезжать с сопки на лыжах в линеечку,
а не растопыривая ноги.

  Расставаясь, Риото протянул мне бамбучину со
стеклом и линь с кошкой. Я подарил ему широкий
солдатский ремень со звездой. Провожал я Риото
до самого холмского причала. Он долго-долго ма-
хал  мне с палубы уходящего парохода. Когда я
вспоминаю этот момент, мне всегда приходят на
память строчки стихотворения Юрия Николаева,
холмчанина, отца Игоря Николаева:

  Отплывают теплоходы, отплывают,
  отрывают сердце, отрывают.

  Потом я случайно узнал, какую страшную зиму
пережила семья Риото на этом долбанном Хоккайдо
в наспех сооружённой землянке.

           *******************