Семь Церквей Апокалипсиса 7

Глава седьмая. Дорожное происшествие. 95 год н.э.

На третий день пути Гай стал прикидывать, как бы ему перебраться на хорошего коня, потому что экипаж прилично потряхивало и, хотя они сидели на мягких войлочных подстилках, Гай чувствовал, что растрясло его совершенно. Между тем, господин Исаак, который страдал от дороги не меньше, чем его спутник, казалось, ничего не чувствовал, не видел и не слышал. Он то разворачивал свиток Старца, то невидяще смотрел в окно, и на висках его появлялись бисеринки пота. Гай понимал, что это значит, и терпеливо ждал.

Неожиданно экипаж остановился, а через четверть часа к ним в окошко заглянул легионер и коротко бросил, обращаясь к господину Исааку:

- Вас просят пройти вперед.

Возле первого экипажа, самого богатого, стояло несколько человек, тревожно переговариваясь. Один из них, невысокий военный в короткой греческой тунике и простом подлатнике, озабоченно повернулся к господину Исааку:

- Вы ведь врач? Вам придется осмотреть больного.

Господин Исаак кивнул и по лесенке поднялся в экипаж. Там, на шерстяных подушках, сидел, согнувшись, щупленький блондинистый коротышка тоже в тунике и солдатском подлатнике. Его простецкий вид, как и внешность его товарища, не обманули господина Исаака. Он понял, что имеет дело с самими легатами. Коротышка блевал в глубокую глиняную посудину, которую держал перед ним лекарь. Господин Исаак идентифицировал коллегу по ревнивому сердитому взгляду, которым тот пробуравил епископа. Оценив ситуацию, господин Исаак повернулся к первому легату:

- Нужно принести мой дорожный мешок.

В считанные минуты легионер доставил тощую торбочку и подал ее господину Исааку. Тот вытащил небольшую деревянную шкатулку и попросил чашу с горячей водой. Открыв шкатулку, в которой оказалось множество маленьких отделений с порошками, крохотной ложечкой господин Исаак зачерпнул несколько порошков и растворил их в чаше. Его коллега потянул носом приятный запах и с видом знатока заинтересованно спросил:

- Ромашка… и?

- Сирийские травы.

- Будто италийских нет… - пробурчал доктор, - ромашку с тысячелистником и подорожником я уже дал.

- Это не пищевое отравление. Господину легату кое-что подсыпали в пищу. Думаю, еще перед дорогой некто слегка обработал вот это вяленое мясо, - господин Исаак указал пальцем на фиолетовый кусочек в плошке со рвотной массой. Видите, какой у него цвет?

- А почему ты считаешь, что перед дорогой? – спросил второй легат, стоявший у дверного проема кареты и неотрывно смотревший на своего друга с болью и нежностью.

- Этот яд должен пробыть на пище пару недель, чтобы стать незаметным. А в желудке оно приобретает вот такой цвет.

Легат повернулся к кому-то:

- Срочно выясни, откуда нам пришло это мясо, и вели выбросить весь запас.

Господин Исаак почти неуловимо сделал над чашей какой-то знак и поднес ее к синюшным тонким губам маленького рта. Сквозь узкие прорези припухших век в епископа вонзился колючий и подозрительный взгляд.

- Ты… кто? – через силу, но при этом очень жестко прохрипел больной.

- Я – друг.

- Откуда … ты… взялся?

- Юлий Плацид, пей, пожалуйста. Его рекомендовал Антоний Галл. Он едет с нами до Эфеса, - пояснил первый легат.

- Только… до… Эфеса… Не дальше...!

- Юлий Плацид, пей! Это приказ! Нам сейчас не до жиру!

Юлий Плацид с утроенным подозрением оглядел незнакомого врача и очень осторожно приложился к питью. Когда он осушил чашу, господин Исаак облегчено вздохнул и обратился к первому легату:

- Через пару часов он придет в норму, а вечером мой коллега напоит его своими снадобьями, чтобы поддержать желудок. Давайте ему побольше воды и пусть пару дней воздержится от пищи.

- И все?

- Все.

Юлий Плацид одарил врача еще одним колющим и режущим зырком, упрямо повторив:

- Только. До. Эфеса…

Господин Исаак осторожно спустился с лесенки экипажа. Его благодарно потрепали по плечу.

Приблизительно через два часа обоз неспешно тронулся дальше.

Господин Исаак и Гай, прогуливавшиеся вдоль хорошо асфальтированной дороги, не спеша поднялись в свой экипаж.

Господин Исаак опять вытащил футляр со свитком и, наконец, заговорил о том, что так интересовало Гая:

- А ведь, знаешь, в этом футлярчике вся дальнейшая история человечества.

Гай с радостью навострил уши.

- Посмотри. Вот здесь речь идет о свитке, запечатанном семью печатями, которые может снять только Агнец, как бы закланный. Ну, ты, конечно, понимаешь, что Агнец – это Господь.

- Да. Но почему «как бы закланный»?

- Потому что Он воскрес.

- А семь печатей…? Да ведь это завещание Господа!

- Правильно, семь свидетелей запечатывают завещание каждый своей печатью, и открыть его можно только в их присутствии.

- Но ведь Агнец – Один!

- Конечно. Здесь очень простая логика – семь духов у престола - полнота Духа - запечатывают книгу тайной человеческой истории, которую держит в Своей деснице Господь Бог, Отец наш. Теперь смотри сюда - семь рогов и очей Агнца, символизируют все ту же полноту Духа Святого. И только Он как верный Свидетель и как Победитель смерти может ее распечатать. То есть предъявить человечеству. Не всему, конечно, а тем, кто в состоянии ее прочесть.

- Мне нужно подумать. Тайная история человечества…

- Здесь не думать надо, а молиться. Почитай любую историческую книгу. О чем они повествуют?

- В основном, о делах великих мужей – создании замечательных царств, громких военных победах…

- Предательствах, коварстве, лицемерии, низости разных негодяев. Ты рассуждаешь, как грек.

- А я и есть грек. И я, между прочим, вырос на этом. В наших – греческих - исторических сочинениях найдешь немало ценного – мои предки оставили нам – не только нам – всему цивилизованному миру - образцы героизма, мудрости, верности, любви, даже благочестия.

- Не обижайся, брат. Ты прав по-своему, но, тем не менее, все это не имеет никакого отношения к реальной истории. Или тайной – как хочешь. Потому что смысл человеческой истории в возвращении к Богу, к Вечной Жизни. Открыть миру такую историю может только Победитель Смерти. Она пишется Духом и читается Духом.

В этот момент в окошко экипажа заглянул господин легат и протянул господину Исааку мешочек из тонкой кожи, искусно расшитой серебром.

- Это незначительная часть моей благодарности. Моему другу лучше, а он много для меня значит. И для империи тоже, - голос посла обволакивал бархатной лаской.

- Я понимаю, клариссимус, - ответил господин Исаак, склонив голову.

- Вот и ладно.

Господин легат не удостоил врача продолжением беседы, поскакал вперед. А господин Исаак задумчиво посмотрел на Гая:

- Решусь предположить, что этих двух послов ожидает великое будущее. Оба войдут в историю. Один - в официальную и не имеющую никакого значения для вечности, а второй - в тайную историю человечества и оставит там немалый след.

Вспоминая добрый взгляд и ласковые интонации только что отъехавшего легата, Гай ни на минуту не усомнился в правоте слов епископа.

Господин Исаак взвесил в руке кожаный мешочек:

- Мы с тобой неплохо заработали.

- Почему «мы»? Этого гражданина вылечил ты, господин, - Гай еле скрыл свое разочарование – он надеялся, что епископ откажется от гонорара.

- Ну, ты же помянул меня в своих молитвах, пока я там валандался. Один бы я не справился. По правде говоря, этому яду нет противоядия, - господин Исаак покосился на Гая хитрым еврейским оком и добавил простодушно:

- Безвозмездно я лечу только братьев и сестер. И тех, кто не в состоянии оплатить услуги врача. А остальные могут и раскошелиться.

Епископ горько вздохнул:

- Знаешь, я довольно сребролюбивый человек, и это когда-нибудь погубит мою бессмертную душу.

Господин Исаак умолчал о том, что в его нынешней пастве практически все были неплатежеспособны. И уж совершенно не собирался сообщать Гаю о том, что свой гонорар он намерен оставить самой бедной из семи общин, в которые они направлялись. Мешочек был спрятан в дорожной сумке епископа, после чего он отвел занавеску и долго смотрел в окно. Пригорюнился. Покачал седой, кое-как причесанной головой:

- Ох, Гай! Сюрпризы в нашем путешествии только начинаются.