дело не в талантах

Как было, как было! Расскажу, как было.

Государь проснулся с утра в задумчивом настроении, но загадочный будто знает, как его собираются обмануть, но ещё не знает где.

Я, его многолетний денщик, по лицу многое вижу. Но Государь со мной часто сам откровенничает. Между нами попросту.

В то утро Государь посетовал, что женщины рано полнеют. К тридцати пяти годам уже не то. Об Анюте сказано. Я ей потом корректно передал.

Пробежали на беговой дорожке, проплыли в бассейне. Настроение выровнялось до лёгкости отгадки, но трудности дослушать загадку.

Завтрак обычный, но кроличья печень, показалось, горчит немного. Подшутили над поваром. Вызвали. Похвалили за гречку с белыми грибами. Повар расцвёл. И тут невзначай было сказано: «А кроличью печень отдайте собаке».

Повар молодец – улыбку счастья уводил с лица медленно, но не слишком долго.

Здесь важно не быстро, чтобы Государь понимал, насколько он опережает прислугу в скорости мышления.

Но слишком долго тоже нельзя, чтобы Государь видел, что мы не полные идиоты, а соображаем.

За кофе спросил: «Кто с докладом?».

Был помощник по иностранным делам и человек пять из министерств.

Принял иностранца. Разговор был весь при мне.

Лавруша говорит: «Украина отходит». Государь: «Почему?».

Лавруша: «Дебилы». Государь: «Верните!».

Лавруша ему: «Международные договора. Санкции».

Налетела туча. Государь погрузился в заботу, но взял себя в руки: «Кто в приёмной от Минфина?», – спросил.

Зашёл худой, заикается.

Когда понял задачу, сказал: «Доллар провалим».

«Я вас не спрашиваю про доллар. Я про деньги спросил. Денег хватит?», – Государь начал уставать.

Стали искать Минэкономики. Оттуда длинно заговорили про индексы, потребительскую корзину, инфляцию, выплаты. Никто не мог сложить в одно значение эти длинные слова.

«Надо распорядиться по военному ведомству» – сказал Государь, как отрезал.

Вызвали нашего маршала-якута. Пока тот ехал, играли в преферанс.

Государь взял прикуп на мизер. Объявил семерную. Лавруша вистовал и остался без одной. Повеселело.

Приехал якут. Грудь в орденах.

Государь часто над ним подшучивает из-за этих орденов: «Ты где воевал?», но видно, что Государю нравится.

Здесь в историю и стратегию нужно вникать – у Сталина в подчинении маршалы и генералы были. Все в орденах, а Сам-то скромно в кителе.

И получалось, что Сталин гений. Чтобы командовать героями, а самому оставаться в скромности, кем нужно быть? Гением! То-то и оно!

Якут говорит: «Сразу не возьмём. Если затянется, на всякий случай, чей Крым?».
«Крым наш», – сказал Государь.

Распорядились по телевизионным делам. Телевизионщики включили свои таратайки. Стали нагнетать.

Помню, был разговор о пользе мифа. «Как думаешь, – спросил меня Государь, – правду врут, что миф сделал из обезьяны человека?»

«Это как посмотреть», – ответил я, понимая, что не ответ Государь ищет, а вопрос. В любом же вопросе ответ содержится. Вопрос нужно найти, а ответ всегда есть.

«Я думаю, что правду врут, – сказал Государь, – но не факт, что забрав у человека миф, мы его обратно в обезьяну превратим».

«А в кого ж?», – не понял я.

«А ты вот посмотри на меня. Я в мифы не верю, а разве я обезьяна с гранатой, как про меня пишут те, кого я от кормушки прогнал? Возле меня были, в очередь становились руку целовать, а теперь хают. Сами-то кто? Обезьяны у корыта? Лучше уж с гранатой!», – сказал с подковыркой и глянул прямо в душу.

«Вы Государь», – сказал я, сделав правильную паузу чуть короче обычной, и засветил глаза блеском истины, чтобы ясно было, что я над каждым словом Государя думаю, и ищу скрытый смысл прежде, чем рот открыть, даже если очевидно.

Важно ещё, чтобы истина отражалась в ответ Государю. То есть не просто ищу я истину, но нахожу, нахожу в каждом слове, в каждой паузе. Эх!

«То-то, – сказал Государь, – а ты говоришь мифы».

Напряжение спало, но ушло не вверх или вниз, а под наклоном, как выстрел из пушки, будто сигнал народу и слугам его. Это всегда хорошо…

С того дня, как якут приезжал, закрутилось. Государь нервный стал. Анюту почти не принимал.

После всемирного олимпийского триумфа через день виделись, а тут по три дня не зовёт. Она тоже заволновалась. Это передаётся, скажу я вам, вполне взаимно. Потом не поймёшь, с кого началось.

Вращается нервность между парой. Отсюда скандалы и охлаждение. До разрыва доходит, говорю, если подвернётся шустрая на пути.

А от чего оно и как никакая наука не знает и вряд ли узнает. Наклонит голову или бровкой поведёт – нет точного способа…

Когда ещё до Крыма украинский гетман к нам стал проситься, я тоже рядом был.

Государь жалел гетмана по простоте его душевной. Впустил, но отказал видеться. Гневался на гетмана за украинские дела.

Однажды в обед разведка явилась. Сразу после десерта. Настроение было лёгким.
Собирались на Волгу рыбачить.

Разведка доложила, что Донбасс восстал против нового гетмана.

Государь сказал: «Там наши люди. Помогите».

Снова закрутилось. С каждым днём всё хуже. Анюту по неделе не видели.

Ну и пармезан, если кого интересует. Там нелепая история. День как день. Настроение немного рассеянное.

К ужину явился носатый по сельскому хозяйству. Говорили об охоте. Хорошо бы в карельские леса на недельку.

За ужином, когда подали сыры, Государь спросил: «Как называется твёрдый?».

Носатый говорит: «Пармезан, – и надо же было ему спросить Государя, – Вам нравится?».

«Нет, – сказал Государь – хоть жгите его, слова не скажу». Так и повелось с тех пор.

Украину возвращаем, Крым наш, гетмана жалеем, но гневаемся, Донбассу помогаем, пармезан жжём.

С Анютой я их скоро помирю. Во мне даже не сомневайтесь. Здесь дело не в талантах. Должен я! Да и то сказать, затянулось охлаждение.