Ну, здравствуй, Бог и вновь на тет-а-тет

Ну, здравствуй, Бог – и вновь на тет-а-тет
Ты не пришел в назначенное время.
Не от того ль, что я живу не веря?
Не от того ль, что глух и смертно слеп?

Не от того ль, что ты не существуешь?
Иль существуешь мифом бытия?
Я заключаю! Ты не протестуешь.
Я заключаю, Бог, там нет тебя!

На небе темно-синем, желто- красном,
Среди созвездий, и планет лишь тьма,
А вера во спасение - тюрьма,
Хотя она и чудиться прекрасной…

Хотя и жизнь бессмысленно напрасна
Точнее главной цели лишена…

День первый, подступает тишина…

Я говорю: «Зачем мы родились?»
Затем, чтоб наплодить себе подобных?
Чтобы они пожили бесподобно?
Размножились, по свету разбрелись?
По пищевой цепочке поднялись?

«Смирись уже, размножся и смирись…»

Ведь этот круг работает циклично,
Стереотипно, скучно, прозаично.
А смысл его сравнительно давно,
Бессонницей не мучил никого.
Выходит, что мы тратим на другого,
Бесспорно на любимого, родного.
На человека, чьи мы ставим дни,
Намного выше, нежели свои,
Всю нашу жизнь, и также наши дети,
Родят детей, а те, намножат третьих…
И будут счастливы, что нечто удалось
Из чада, что по циклу родилось.
А если не удастся, то надежда
Возложится на внуков и, как прежде,
Подменят жизнь на чьи-то ночи, дни,
Их, оценив чуть выше, чем свои.

Неужто мы подобны змеям, птицам?
Рождаемся, чтоб просто расплодиться?

День подбирается по сумеркам второй,
Мы снова заседаем с тишиной.

Я говорю: мол, должен развиваться,
Искать свой путь, бороться, не сдаваться.
В исходе дня последних своих лет
Оставить абсолютный, четкий след,
Чтобы могила розами цвела,
И жизнь моя в бессмертие текла…

Но вот вопрос: К чему старанья эти?
Покуда на огромном континенте
Живут лишь те, чей смысл новых дней,
Плодить, плодить, рожать себе детей.
Но даже если, за каким-то делом
Пытливый ум, вандальски не умело,
Достанет из земли живое тело,
Чтоб душу от забвенья разбудить.
И вопросит «Зачем же людям жить?»
И вопросит «Что ждет нас за чертой,
Когда костями ляжем под землей?»

А я скажу, встав подле его ног:
Нас ждет лишь смерть, а не единый Бог.

Гробам не важно вор ты, иль поэт –
У мертвых привилегий смертных нет.
Ведь проходя меж грузных серых плит,
Равняет взгляд всех тех, кто там лежит,

Он вопросит: «Зачем мы все живем,
Коль все равны, когда черту пройдем?
А вспомнят? А помянут сквозь года?

Лишь дети, остальные – никогда!

А внуки предадут на полпути,
Пытаясь своим внукам донести,
Что жил в таком-то веке человек,
И звали его, кажется, Олег,
Хотя, постойте, кажется, Иван…
Иван Петрович, Ванька-хулиган!

И невдомек им, как и где я жил,
И что зовут, не Ванька, а Кирилл…
И позабудут через сотню лет,

Я вроде жил, а стало быть, и нет.

Неужто мы подобны змеям, птицам?
Рождаемся, чтоб просто расплодиться?

День третий забелеет у порога,
Вновь с тишиной я думаю, так много,
Так густо; И пытаюсь не сойти
С ума и хоть к чему-нибудь прийти…

А может к черту, может смысла нет?
И Чёрта нет, и Бога, и итога…
А жизнь прожить – пройти свою дорогу,
Всего лишь жить и не искать ответ?

Растить детей, построить дом и дачу,
Засеять поле, обустроить быт…
Понять, что в шестьдесят ты что-то значишь,
Для внука, что тебя боготворит…
И позабыть стихи, и вспомнить Бога,
И осознать, что Бог тебя простил,
За то, что в двадцать ты бодался рогом,
И в душу только в сорок пропустил.

Быть может так, но мне сегодня двадцать,
Мне двадцать два, и я готов идти.
Готов творить, сражаться и бодаться
Свой груз нести, свой груз один нести.