Прошу послушать. Часть первая

ПРОШУ ПОСЛУШАТЬ
(Поэма)

Часть первая

          I

Я в России неизвестен
Как большой поэт,
Но кому я интересен,
Тем отказа нет –
Прочитай или послушай
Как мой предок жил,
Бил ли он когда баклуши,
Крепко ли дружил.
Не нашел я, где начальный
Древний корешок,
Тот, к какому предок дальний
Мой привил росток.

Свою быль для вас про деда
Я сейчас начну.
Помню все его беседы
И в душе храню.
Часто дед меня рассказом
В детстве увлекал,
И мечтал со мною разом...
Ах, как он мечтал!


           II

Дед мой был простой крестьянин,
Хоть не так и прост,
Коренной рожок-смолянин,
От земли и рос.

Рос у батьки вместе с братом,
Тот постарше был.
Время шло, дошло до сватов –
Прадед их женил.

И когда минуло «деду»
Двадцать пять годов,
Потянуло братьев в дело
На земле отцов.

Чтобы враз поставить вехи,
Батя, был он крут,
Двум сынам вручил навеки
Землю, скот и кнут.

– Вы наследники по праву, –
Прадед говорит, –
И работайте на славу,
Пусть вас Бог хранит.

Я даю кусок немалый
Каждому из вас,
Сам теперь я слишком старый,
Близится мой час.

Тридцать две все десятины
На двоих делю,
И конюшню, и скотину
Пополам... Дарю.

Жить я буду у Пахома,
(Это был мой дед),
Похороните у дома,
Как померкнет свет.

Я хочу лежать спокойно
И в своей земле.
Не скандальте и достойно
Кланяйтесь судьбе.

Братьям ценные бумаги
Лично сам вручил,
Чтоб к земле не сбавить тяги,
Как всю жизнь учил.

Эту дарственную дед мой
Как алмаз берег
С девятьсот второго года,
Пока в гроб не слег.

Начал дед пахать и сеять
С молодой женой,
И за плугом тяжко мерить
Свой надел земной.

Молодуха, Вассой звали,
Дочек родила,
Сына только долго ждали,
Все же принесла.

То был мой отец, Василий,
Лишь один сынок.
Радость дед сдержать не в силах,
Несмотря что строг.

– Не один гнуть буду спину,
Есть теперь сынок,
Подрастет, накопит силу,
Дайте только срок.

На земле росли детишки,
Дед в трудах потел
И раскидывал умишком,
Замысел в нем зрел.

В самый раз пора приспела
Труд свой изменить,
Ведь облегчить можно дело
И с доходом быть.

– Поезжай-ка, сын, учиться,
Наберись ума,
К нам удача, сколь ни биться,
Не придет сама.

Я мечтаю, чтоб ты, Вася,
Агрономом стал,
Как уездный, что вчерася
В волость приезжал.

Я ему отдал целковый
За один совет !
Будешь, сын, и ты толковый,
Как узнаешь свет.

Попашу годов с десяток
С дочками я здесь,
Слава Господу, достаток
В нашей хате есть.

Запрягает лошадь спешно,
В руки плеть – и в путь,
И не дал себе, конечно,
В душу заглянуть.

В город Белый путь не близкий –
Верст за пятьдесят,
Не удержишь в горсти мысли,
Душу бередят.

– Справлюсь ли? Себя оставил
На такой мели...
Ведь намедни клин добавил,
Прикупил земли.

Труд тяжел... Эх ты, дубина,
Ведь загнешься сам!..
Ничего, живу для сына,
Что там девки - хлам.

Доживу, коль Бог позволит,
Грамотный сынок
Все хозяйство перестроит,
Чтобы был в нём толк.

Я двенадцать лет сбивался,
Всё копил деньгу,
Чтоб надел мой расширялся
И кормил семью.

Дед привозит сына в город,
Сразу же к родне:
– Вот мой Вася, он хоть молод,
Хваткою - по мне.

Пусть у вас живет покуда,
Все ж свои, родня.
Вот: мука, медок, посуда –
Это от меня.

Все расходы содержанья
На себя беру.
Чтобы мне без баловства тут,
Васька, отдеру.

И с надеждой перемены
Утром дед мой шёл
В гимназические стены,
И сынка привёл.

Директрисса расспросила:
– Кто, откуда, как?
К чаю деда пригласила,
Как-никак - земляк.

Не преминул дед похвастать,
Что когда-то он
Был способный, головастый,
По годам смышлён,

Что в церковно-приходскую
Две зимы ходил,
Что три группы за два года
Первым завершил.

– Барыня мне лист похвальный
Выдала в конце, –
Даже гордости прибавил
Дед мой на лице, –

Только не сумел я боле
Грамоту постичь –
С батькой надо было в поле
Сеять и косить.

А теперь живу надеждой –
Выучить сынка,
У крестьян ведь, как и прежде,
Доля не легка.

– Что ж, пусть учится. Возможно
Будет с сына толк,
Предсказать, конечно, сложно...
Что, Васёк, примолк?

Но к гимназии мой батя
Так и не прирос,
Заскучал по милой хате.
Что с мальца за спрос?

И, едва лёд тронул кромку,
Он без лишних слов
Потихоньку взял котомку,
Шасть – и был здоров!

Целый день топтал дорогу.
Вдруг сообразил:
– Дома ж батя! – враз тревогу
В душу положил,

Но, летит – спина вся в мыле.
Вот уж и гумно.
Присмотрелся мать в овине
Шевелит зерно.

Сразу к ней: «Прости, маманя,
Я там не могу,
Лучше ты скажи папане –
Тут я помогу...

Что тут делать? Мать не знает
Что и предпринять.
– Ничего, сынок, не станет
Он тебя ругать,

Очень тяжко он трудился
Без тебя один,
Шесть недель со мной ершился,
Будто господин.

В избу входят, словно в хвори.
Дед едва взглянул.
И – ни слова, ни полслова,
Как язык втянул.

А назавтра до рассвета
Приказал вставать:
– Запрягай живей Валета,
Едем зябь пахать.

Раз, сынок, мои надежды
Ты не разделил,
Будешь жить при мне невеждой,
Но, чтоб не скулил!

И в тринадцать-то годочков
Вася, мой отец,
На карьере ставит точку,
Он - косец и жнец.

           III

В эту пору перемены
Ждали всех селян.
Табаком коптили стены,
В головах туман.

Революции кипели,
Накаляли страсть.
Хлеборобы всё скрипели:
– Как бы не пропасть!

– Ну, не может того статься,
Кормим же страну.
– Нам с землею не расстаться,
Легче в вир, ко дну!

– Ведь сказал же Ленин прямо
Обчеству всему:
«Землю всю отдать крестьянам»,–
Верю я ему.

– Да, братва, ведь вот что всплыло –
Дать по едокам,
А при царской власти было –
Только мужикам...

У Пахома вон – семь девок,
Двое мужиков,
Боле чем две десятины
Каждому из ртов,

У Матвея же – пять братьев,
А землицы – шишь.
– Ну и что же, будем драться?
Нет уж, брат, шалишь,

Не сравняешь всех, однако,
Вся загвоздка здесь.
Я так думаю: кто пашет –
Тот и должен есть.

У Матвея батька сроду
Сеять не хотел,
За гармонь – и пить к соседу.
А Пахом потел...

– Пусть-ка твой Матвей распашет
Возле речки клин...
– Он распашет! Первый скажет:
«Вам – калач, мне – блин?»

Но не только у Матвея
Зуб огнем горел
На хорошую землицу,
Колос где звенел.

Начались большие склоки,
Взялись за дубье,
Заряжал мужик для драки
Тульское ружье.

Со скандалами сумели
Землю поделить,
От забот таких хмелели,
Что и говорить.

Богачам пришлось ужаться,
Свой отдать кусок.
Кто-то в банды стал сбиваться,
Палец - на курок.

Не причислен дед к богатым, –
Жил своим трудом
На своей земле. Он с братом
Слыл середняком.

А в округе пахло дымом –
Не шутил богач,
Становился волос дыбом,
По деревням плач…

Жил в селе Иван Богданов,
Большевик он был.
Это он ходил с наганом,
Земли все делил.

С год за ним гонялась банда,
Что в леса ушла.
Раз зимою их команда
Ваньку стерегла.

Он в уезд поехал к другу,
Должен быть вот-вот.
– Подождем. Избавим суку
От его хлопот.

Ненасытно жажда мести
Разъедала всех:
– По своей засудим чести,
Нашим будет верх.

И когда уже смеркалось –
Встретили, лоб в лоб.
Рассказал он сам, что сталось,
После сквозь озноб.

– Ну, попался, гад ползучий, –
Говорит главарь, –
Нам сегодня день везучий!..
Раздевайся, тварь.

Сапоги, тулуп, папаху
Сняли, матерясь,
Лишь оставили рубаху
Да кальсоны, мразь...

А мороз! За все за двадцать.
Как на грех – луна...
Вижу – некуда деваться,
Думаю - хана...

С большака взашей погнали
Сажен на сто в лес,
Где поленницы лежали...
А мороз – что бес!

– Становись к дровам, паскуда,
Кончим твою власть!
Тут кольнуло: только чудо
Мне не даст пропасть...

И, собрав свои все силы,
Сжав себя в комок,
За дрова – и от могилы
Меж дерёв утек...

Прибегаю в Доброселье
Голый, босиком,
К одному стучу, к другому –
Жалости ни в ком...

Я оттуда в Воробьево,
Проще там народ,
Тоже все пускать боятся –
Банда, мол, сожгёт.

От деревни на отшибе
Жил мой дед Пахом.
И Иван, на жизнь в обиде,
К деду прямиком.

Словно белый призрак шалый
Стукнул под окном:
– Всё, кончаюсь, Пахом Палыч,
Видишь – голяком.

Наши батьки были в дружбе,
Отвори, впусти,
А не то – замерзну тут же,
У твоей двери.

– Заходи, тут не до звону,
Синий весь уже.
Васса! Живо самогону,
Пока дух в душе.

Кружку целую заставил
Выпить первача,
Рядом четверть всю поставил:
– Ну, терпи пока.

И с мужицким приговором
Начал растирать,
Докучая разговором,
Не давая спать.

– Да, хватил ты, Ванька, лиха.
На тот свет глядел.
Это всё – твоя шумиха,
Что людям ты пел.

Где ж она, твоя подмога,
Новая-то власть?
Все, как есть, забыли Бога
И лютуют всласть.

И опять без передышки
Ноги трёт и грудь,
А в мозгах кипит мыслишка:
– Что как тут найдут?

Не напрасно дед елозил,
Краснота пошла.
– Вань, ты ноги отморозил,
Плохи, брат, дела.

Хоть бы фельдшер. Что же делать?
Нету, хоть убей!
Надо везть в больницу, в Белый...
Вась, коня живей!

Сам меж тем гусиным салом,
Что приберегал,
Смазал полностью Ивана,
Чтоб не замерзал.

Кой-какую одежонку
На него надел,
Положил харчи в котомку,
Тут и сын приспел.

Валенки едва надели,
Ноги пухнут – жуть.
Принесли тулуп, присели.
Труден будет путь.

На пороге дед схватился:
– Вась, ружье! Так вот!
Сам на кут, перекрестился:
– Ну, как Бог пошлет!

Не прознали, между прочим,
Что богач Пахом
По такой рисковой ночи
Мчал с большевиком.

Хорошо, что дед в округе
Знает каждый куст.
Подтянул ловчей подпругу,
Сбросил с себя трусь,

На рысях погнал к болоту,
Мимо большака,
Чтоб объехать ту стервоту,
Сумерки пока.

Всё продумал дед мой верно,
Был рисков и сам,
Но попасться было б скверно
Ванькиным врагам.

И охотничьей дорогой,
А кой-где тропой,
Выехал, подмяв тревогу,
На большак прямой.

– Ну, Ванюх, теперь мы ходом,
Проскочили лес!..
Все же зря ты так с народом
На рожон полез.

Ты что думаешь, Демьяну
На земле пахать?
Нахозяйствует он с пьяну,
По всему видать!

Зависть – это ж как короста,
Чешется, хоть плачь!
Разорить хозяев просто,
Разве это власть?

Землю дали. Её потом
Надо поливать.
Кто учил его с расчётом
Делом управлять?

Батька – был лентяй заядлый,
Дети все – в него.
Взбаламутить – тут он ладный,
Аж кривит всего.

Я тебе всю правду-матку
Выложить хочу,
И на тех, кто жил в достатке,
Хватит лить мочу...
        ………………………….

Подъезжаем, Ванька, слышь-ка!
Вот и лазарет.
Жив? Ну, то-то! Раз не крышка –
Будешь жить сто лет.

Вмиг врачи засуетились,
Санитары тут,
На носилки – и в палату
На руках несут.

Рост Иванов – дай мне, боже!
– Коек таких нет,
Ноги некуда.
                – Ну, что же,
Ставьте табурет.

Ноги стали, словно палки,
Валенки не снять.
– Разрезайте, мне не жалко, –
Дед успел тут встрять.

– Ну, Иван, видать в рубахе
Мы родились, брат,
Пронесло нас мимо плахи...
Мне теперь назад.

– Буду жив – век не забуду
Я тебя, Пахом.
Верю я – простому люду
Жизнь забьет ключом.

И тебе пусть светит счастье
На твоем веку.
Для советской нашей власти
Жизнь я сберегу...

– Ладно, Вань, ты поправляйся,
Знаем только мы:
От сумы не зарекайся,
Как и от тюрьмы.

Не узнал никто в деревне
Где блудил мой дед.
Сохранял лет десять в тайне
Дед Пахом секрет.


          IV

Утихал накал Гражданской,
Страсти улеглись,
У крестьян – удел крестьянский,
Только не ленись.

От весны до первотропа
Сей, коси, паши,
Хлеб – вот главная забота,
С ним всегда спеши.

В голове дед держит прочно
Замыслы свои,
Всё рассчитывает точно,
Чтоб доходы шли.

Потихоньку облегчает
Труд семьи своей,
Уж на жнейке сын летает
Посреди полей.

Конный привод к молотилке
Вскоре заимел,
И телеги, и косилки
Дед нажить сумел.

Сам сварганил сортировку
«Красную Звезду»,
Много лет гордясь сноровкой.
Воплощал мечту.

Жизнь как будто бы входила
В берега свои.
Пчёл развел мой дед для дела,
Двадцать две семьи.

Разве мог бы знать он точно,
Где дано упасть?
Оказалось, что непрочно
Держит слово власть.

И теперь уже с наганом
Ни тверёз, ни пьян,
По деревне басурманом
Шествует Демьян.

– Все в колхоз! Единоличник –
Собственник, кулак.
Стало быть, он бедным лично
Классовый есть враг.

Раз, когда наган на деда
Посягнуть дерзнул,
Тот Демьяну за беседой
В ухо звезданул.

– Ты, Пахом, еще поплачешь,
Кровью будешь ссать,
За такое... вышку схватишь,
Растакую мать!

По Демьянову доносу
Деда загребли.
Походил кулак по носу,
Как с двора вели.

И в смоленскую централку
Прочно сел Пахом.
Перегнув в горячке палку,
Стал властям врагом.

– Не простой ты враг, кулацкий,
Тварь и мироед.
Ты, копив своё богатство,
Грабил сколько лет?

Скольких ты держал людишков?
Как платил кому?
Что молчишь? Приходит крышка
Классу твоему.

– Двух старух на две недели
В жатву нанимал,
Не задаром, пили, ели,
Как людей держал.

– Вот поэтому – кулак ты.
Плох ему колхоз!
Выселять будем из хаты,
В рот тебе мороз!

Да к тому ж рукоприкладство.
Ты ж на власть попёр!
Ты нарушил наше братство,
Раз занёс топор.

– Да какой топор? Демьяну
В ухо дал разок.
Он грозил наганом спьяну,
Проучил чуток.

Разговор в тюрьме короток,
Факты в деле есть,
Поневоле будешь кроток,
Чтоб на срок не сесть.

Как-то надо выбираться
Из казённых стен.
Бесполезно дожидаться
Властных перемен.

Тут и вспомнил дед Ивана,
Что от белых спас.
Тот пробился к власти рано
И в Москве сейчас.

Передал записку сыну
С почтой потайной.
Тот скорей в Москву к Ивану
С батькиной бедой.

Шесть недель в тюрьме томился
Мой строптивый дед,
Пока Вася объявился
И привез пакет.

Справка в нём, в ней подтверждалось:
Так и так – Пахом
Лично сам отвёл расправу
Над большевиком,

Что кулацким мироедом
Никогда не слыл,
Что примерным был соседом,
Сам семью кормил…

Вызывают. Посмотрели –
Вроде взгляд другой.
– Ох, из хитрой ты артели!
Что ж, ступай домой.

О колхозе всё ж подумай,
Если ты таков.
Дорожи своей фортуной
У большевиков.

И пешком Пахом потопал
К дому – путь не в крюк.
Боль свою дорогой штопал:
– Хорошо, есть друг!

Дома ждал разор полнейший:
Землю взял колхоз,
Инвентарь пропал новейший,
В скотном – лишь навоз,

Даже пчёл не пожалели,
Мёд втоптали в грязь.
– Хоть бы с пользой люди съели,
Вот тебе и власть!..

Где же ты, та справедливость,
Жаждал что народ?
Поселили в людях дикость,
Даже труд не в счет!

Сколько жив был, дед обиду
Помнил ту всегда,
Не показывая виду,
Что горька беда.

Но в колхоз, как ни склоняли,
Так и не вступил.
С хуторов когда сгоняли –
Молча пережил.

И под Ярцевом у речки
Место присмотрел,
Перевёз всё, кроме печки
И любимых дел.


          V

По суровым будням предков,
Память теребя,
Дети ходят слишком редко,
Даже их любя.

Я сдержать порыв не в силах,
Зря или не зря,-
Пусть они в своих могилах
Не бранят меня.

Долг велит вернуться снова,
Вспомнить про отца –
Молодого, удалого,
Крепкого юнца.

Ростом мой отец не вышел,
Но лицом красив,
Деловит, здоровьем пышет,
По годам спесив.

Вот когда он был в расцвете
Дел своих и сил,
Случай Васю в летний вечер
С Таней подружил.

Та была стройна, красива,
И росток под стать.
Пара, вроде, всем на диво.
– Надо в жёны брать. –

Справил свадьбу дед как надо,
Не ударил в грязь…
Только Таня, вот досада,
Вскоре сорвалась.

Уж сыночек подрастает,
Года три ему.
– Танька-то с другим гуляет, –
Слухи по селу.

Как-то раз в разгар покоса
Прикатил дружок:
– Вась, скачи, твоя заноза
С Петькой... там стожок...

Как огонь, Василий вспыхнул,
Закипела кровь,
На коня, и дико крикнул,
Мрачно сдвинув бровь:

– Заколю её, заразу!
Мало ей меня?!
Кончить дело, так уж сразу.
Не держи коня!!!

И уже сдержать не в силах
Ни дружок, ни мать.
Грудью встав, не дали вилы
Для расправы взять.

Без седла, как скиф, помчался
Оскорбленный муж,
На оглобле лишь болтался
Срезанный им гуж.

Следом друг спешит галопом,
Горячит коня,
Обзывая остолопом
За тот шквал огня.

А блудливая Татьяна
Не ждала беды –
Молодые в любви пьяны,
Смелы и горды.

Топот конский лишь встревожил,
Пот слегка прошиб.
– Это ж твой мужик, похоже,
Как бы не зашиб.

Словно беркут, наш Василий
К стогу подлетел,
Хочет крикнуть – нету силы,
Голос напрочь сел.

Смог лишь взглядом васильковым
С искрою слезы
Бросить в Танькины альковы
Гнев своей бузы.

– Уходи, – сказал, и круто
Развернул коня...
Говорил мне дед, что будто
Он хворал три дня.

У своих живёт Татьяна,
Давит сердце грусть.
Батька сыплет соль на рану:
– Пусть страдает, пусть!

Надоело жить по чести,
Петька ей милей!
Я б на Васькином бы месте...
Мочи нет – зашей!..

Хошь не хошь, а как-то надо
Молодым помочь,
Дочь одна, и внук – отрада,
– Ведь родная ж дочь.

Запрягли коня в пролётку,
В праздник, на «Илью»,
Сам отец повёз красотку
К мужу своему.

Входят вежливо, с поклоном,
Четверть первача
Ставит тесть на стол со звоном,
Шутки бормоча:

– Слышь, Пахом, забудь обиду,
Вась, тебя прошу,
Не хочу даже для виду
Вешать вам лапшу.

Виновата дочь, обидно,
Только ж сын у вас.
Ну, попала шлея-злыдня,
Ей под хвост в тот час...

– Ну-ка, Тань, давай-ка выйдем, –
Муж позвал жену, –
Мы кого же за нос водим?
Что-то не пойму.

Говори, давно ты любишь
Петьку своего?
Не молчи! Семью ведь губишь,
Стою я того?

– Да, люблю... Давно... Не знаю
Как и совладать,
И себя всегда ругаю...
Вась, где силы взять?

– Вот что, краля, я не буду
На двоих делить
Ни постель, ни сына! Блуду
Мне не пособить.

Выбирай, у меня нынче ж
Кончился завод:
Или к Петьке шастать кончишь,
Или всё – развод.

– Сын при чем? Что б ни случилось,
Сына не отдам!
– Не отдашь?! Сама скрутилась
По чужим скирдам,

Сына хочешь мне испортить?
Я тебе не дам! –
Не сдержался в своей скорби:
Р-раз ей по глазам...

Ужас вдруг объял обоих,
Кровь с лица – ручьём,
А Василий, будто порох,
Пулей за конём.

На руках отнёс в пролетку...
Вёз в больницу сам.
Жаль и боль схватили глотку,
Волю дал слезам.

Тяжко мне повествованье
Про отцовский путь,
Но из правды в оправданье
Мне не повернуть.

Всё в его коротком веке
Было непростым.
Сердце ж в этом человеке
Не было пустым,

Всё, что в нём – не для забавы,
Всё серьезно в нём:
И любовь, и радость славы,
И семейный дом,

Ревность и страданий муки,
И мечты отца,
И мозолистые руки
С детства до конца.

Но вернусь к рассказу снова,
Чуть отвлекся я.
Не хочу вранья ни слова,
Верьте мне, друзья.

Таню быстро подлечили,
Зренье доктор спас,
Только шрам, хоть честно шили,
Портит левый глаз.

Вася каждый день в окошке
Жалость выдаёт.
Таня тоже на дорожке
Часто мужа ждёт.

Объяснялись долго, трудно,
Но вдвоём – домой.
Теперь тесть вредил подспудно,
Видел путь другой:

– Засужу,– сказал,– и точка.
Дело подал в суд.
Сколько ни просила дочка:
– Нет,– сказал,– он – плут.

Вот и суд... Полтора года –
Таков приговор.
Их семейная погода
Не дала отпор.

Но не сразу взят под стражу,
Места что ли нет,
Чтобы всех судимых сразу
Взять в тот лазарет.

Месяц, два живут, полгода,
В доме, вроде, лад,
Дышит уж весной природа,
И грачи летят.

Вновь Татьяна батьку просит:
– Дело, пап, закрой.
Тот послушал, глазом косит:
– Ладно, не чужой.

Приезжают: Таня, Вася,
Тесть – все вместе – в суд.
– Э, да ты, брат, загулялся,
Хватит, шалопут.

И не стали  разбираться…
Таня сразу в вой.
Пять минут, чтоб попрощаться,
Вызвали конвой...

И туда, куда Макарка
Не гонял телят,
Повезли, не перестарков –
Молодых ребят.

В это время строить стали
Беломорканал.
«Всех туда», – приказ дал Сталин.
И отец попал...

С тачкой в северных болотах
Землю повозил...
И цингу, и кровь, и рвоту –
Всё переносил.

Не сломался, выжил чудом,
В срок пришёл домой.
Но к Татьяне с её блудом
Больше ни ногой.

Дед жалел, любил невестку,
Хороша была.
И она ему в отместку
Пироги пекла.

Принесёт, тихонько сядет:
– Пап, поговори,
Может Вася со мной сладит,
С Петькой нет любви.

Но, не вышло дело. Вскоре
Дом туда свезли,
Где на ярцевском просторе
Взят кусок земли.


          VI

Тот, кто был в краю Смоленском,
Кто бродил в лесах
И в просторах деревенских
На её холмах,

Там, где сможешь даль окинуть
Верст на десять ты,
И к тебе невольно ринут
Светлые мечты,

Кто художник, хоть немножко,
Тот меня поймёт, –
Здесь ведь каждое окошко
Мне приветы шлёт.

Воспевал наш край Твардовский,
Исаковский жил,
А Кутузов, князь Смоленский,
Здесь француза бил.

Мне куда? Мой голос тонок,
Я нахальством взял,
Для того лишь, чтоб потомок
Вспомнил и понял.

Настежь душу открываю
У родных могил,
Каждый год сюда летаю,
Чтоб набраться сил,

Чтоб вон там, где бор сосновый
У реки Вопи,
Где деревня есть  Дуброво,
Родничок испить.

Здесь когда-то и поставил
Дед свой старый дом,
Но без шику. Жизнь простая
Нынче в доме том.

Место чудное, раздолье –
Сколько видит глаз.
(Деревенское приволье
Вспомнишь сколько раз!)

Дочки – Паша и Мария,
Вышли замуж тут.
Всех зятьёв к себе дед принял:
– Внуки пусть растут.

Сын подался вскоре в город:
– Бать, мне надо жить,
И очаг свой, пока молод,
Новый заложить.

Кто я тут? Теперь другие
Пашут дедов клин.
Носит лишь мечты благие
Твой крестьянский сын.

На казённой я работе,
В ней не закипишь,
Как на нашем обмолоте,
Когда хрен поспишь

От рассвета до заката...
Тут же – от и до.
Небольшая пусть зарплата,
Во-время зато.

– Не могу тебя неволить,
Сам в тоске живу...
Снится мне родное поле
И родник во рву.

Что ж, ищи другую долю,
Может, повезёт.
Не давай потачки горю,
Жизня-то идёт.


          VII

А теперь велит мне память
Мамин образ взять,
И портрет в тяжёлой раме
Памятью писать.

Не могу сдержать волненья,
Кисть моя дрожит,
Пусть та память без забвенья
Вам принадлежит.

В стороне от шумной трассы,
Что в Москву ведёт,
Деревенька небольшая–
Булохи – живёт.

В этой тихой деревушке
Дед второй мой жил.
Звать – Егор, бедняк. С подружкой
Варей он дружил.

Поженились, народили
Семерых детей.
Дед Егор с Варварой милой
Много плёл лаптей.

Илья, Анна, Вера, Коля,
Уля – мать моя,
Все росли на сельской воле,
Дружная семья.

И Егор вовсю старался,
Чтоб детей поднять,
Но в работе надорвался
И не смог уж встать.

Да к тому ж в годах двадцатых
Грозно грянул тиф,
Стал гулять в бедняцких хатах,
Детский смех утих.

У Варвары двух детишек
Унесла та хворь.
И над Улей в след мальчишкам
Тиф занёс топор.

Было ей всего двенадцать
Девичьих годков.
Всей семьёй в тифу кататься –
Страшно, нету слов.

Мимо пронеслась косая,
Поваляв дитя,
Но за ней беда другая
Катит, не шутя –

Уля глохнет, в ушах звоны,
Петухи поют,
И чужие чьи-то стоны
Спать ей не дают.

Часто к хворому Егору
Уля подойдет:
– Пап, я слышать буду скоро?
– Скоро,– тот кивнет

И по стриженой головке
Проведёт рукой.
Дочь уйдет – он втихомолку
Мочит грудь слезой.

И куда ни обращались –
К знахарям, к врачам, –
Звуки жизни не добрались
К Улиным ушам.
В
скоре умер дед Егорка.
В доме пять сирот.
Взяв его кисет с махоркой,
Варя горе пьёт.

Сколько надо сил и воли,
Чтоб преодолеть
Эту тяжесть бабьей доли
И детей согреть,

Не упасть, не преклониться
Перед злой судьбой,
Что велит ей покориться,
Брешь закрыв собой.

Одолела всё Варвара -
Горе, нищету,
Хлеб ребятам добывала
В саднящем поту.

Как могла детей учила,
Сеяла добро,
Даже Уля получила
Грамоты зерно.

Женихи уж Анну кружат,
И Илья женат,
На морфлоте Коля служит
И безмерно рад.

А семья актеров знатных
Сговорила мать
Для услуг домашних платных
Веру им отдать.

И теперь в Москве, в народе
Верочка живёт,
В школу ходит, сыта вроде...
Так их жизнь идёт...

А Ульяна хорошеет,
Все в руках горит,
Но вот уши... Кто сумеет
Улю исцелить?

И над сыном мать упорно
Начала зудеть:
– Вези в город, Ульку должен
Доктор поглядеть.

Братец к ярцевской знакомой
Девушку привез,
Сам надеждою влекомый, –
Жаль сестру до слез.

Доктор начал курс леченья.
Месяц лечит, два,
Только мало утешенья –
Звуков плоть мертва.

Уля вовсе не скучает,
В доме, где живёт,
Вяжет, штопает, стирает,
Платья детям шьёт.
К
ак-то мячиком ребята
Вышибли стекло,
Было это, вот судьба-то,
Улино окно.

Шалость детскую исправить
Вася приглашён.
Красотой в оконной раме
Напрочь поражен.

Сама юность из окошка
Весело глядит,
Застеснявшись вдруг немножко.
А сама молчит.

Подкатил к хозяйке Жене
Вася вечерком:
– Кто в окне, как на иконе?
Женя, познакомь.

Посмотрела Женя строго:
– Уля здесь одна,
Эту девушку не трогай,
Лечится она.

– Не обижу вот на столько,
Жень, влюблён всерьёз.
– Ну, гляди! Попробуй только
Довести до слёз!

Через день принарядился,
Взял цветов, вина,
Входит, скромно поклонился
Уле у окна.

Та как маков цвет зарделась,
Гостя не ждала,
Улыбнувшись, посмотрела
И цветы взяла.

Пили чай. Хозяйка шутит:
– Уля, за тобой, –
У виска ладонью крутит, –
Парень с головой!

По-над Вопью после чая
Вышли погулять...
– Здесь большой любви начало, –
Смею я сказать, –

Бескорыстной, чистой, нежной, 
Трудной, но большой.
Лишь мечты от жизни прежней
Каждый взял с собой.

Уля говор понимала
Друга своего
С губ, с улыбкой узнавала
О любви его.

Вот уж с девушкой Василий
То к врачам спешит,
То без видимых усилий
С нею говорит.

Всё сказал о своей драме,
Что есть Витя, сын,
Об отце, о сёстрах, маме,
Что теперь один.

– Выходи за меня замуж,
Если сердцу мил.
– Ты мне люб, вот если...как уж...
Брат бы разрешил...

– Это уж моя забота –
С братом говорить,
Пусть хоть гонит за ворота
Или станет бить.

Вижу я, тебя смущает
Недостаток твой,
А мои сомненья тают,
Когда ты со мной.

Что не слышишь, Уля, этим
Сердце не тревожь,
Уши вместе мы полечим,
Ты ещё споёшь.

Робко радость уж стучится
В Улиной груди:
– Без семьи мне не решиться,
С мамой говори.

Вася в принятом решеньи
Непоколебим.
Первым делом все сомненья
С батей погасил.

– Да, мне девка-то по нраву,
Только вот дефект...
Что ж, гляди, коль для забавы –
Сказ мой будет – нет!

– Для забавы, скажешь тоже!
Улю я люблю,
Что не слышит, я, быть может,
Больше всех скорблю.

Но, пока я жив, – не брошу,
Это ангел мой,
И с душой такой хорошей.
Еду к ней домой!

Вот и Улина деревня.
Дом на пять окон,
Рядом скотный двор и евня,
Для овец загон.

У крылечка мать стирала,
Брат привез дрова.
Уля Васю увидала,
Бросила дела,

Познакомила с родными.
Объяснив приезд,
Попросил руки Василий.
Братец наотрез:

– Ну, куда Ульяне замуж?
Пусть при мне живёт.
Девке голову туманишь?
Грех тебе падёт.

Сомневается Варвара:
– Ну, ты, парень, хват!
Улька ведь тебе не пара!
Ты уж был женат...

Уля тут вступила смело:
– Мам... Илья, пойми...
Не согласны – ваше дело,
Сговорились мы.

– Как хотите, дорогие,
Я вам так скажу:
С намереньями благими
Улю увожу.

Ты, Илья, теряешь няньку,
Вижу – трёх растишь.
Только нам свою бы ляльку,
Если разрешишь.

С приговорами и с шуткой
Брата убедил.
Тут и мать, всплакнув минуткой:
– Что ж, бери, раз мил.

И увёз Василь невесту.
Васса и Пахом
Улю встретили приветно,
Но, всё ж с холодком.

Уля любит и не видит
Этих мелочей,
В доме мухи не обидит,
В деле – всех ловчей,

Дня не может без работы,
Чистит, моет, шьёт,
И семейные заботы
Ей уже не в счёт.

А Василий счастьем полон –
Ведь нашёл любовь,
Кончив с жизнью бестолковой
И начав всё вновь.

Так смогла судьба навечно
Сердца два связать.
Были то, как вам известно,
Мой отец и мать.


          VIII

Если мой рассказ наскучил,
Не обижусь я, –
Отложи на другой случай,
Не трать время зря.

Пусть доверю лишь бумаге
Память прошлых лет.
Но когда возникнет тяга,
Вспомни всех портрет.

Рассмотри его серьёзно,
Но не осуждай
Никого из предков  ложно,
Только поминай.

Помяни их добрым словом
И свечу поставь.
Слишком был у них суровый
Жизненный устав.

И не мой покойным кости,
Души их не тронь.
Пусть спокойно на погосте
Смотрят вечный сон…

А расстались мы в Дуброве.
Там родился внук –
Радость свёкру и свекрови,
Колею зовут.

В это время предписанье
Дед мой получил:
Чтобы с хутора снял зданье
И в деревне жил.

Мол, от хуторской системы
Отошла страна,
Ты ж, Пахом, ушёл от схемы,
Иль плоха она?

Дед собрал зятьев и сына:
– Больше нету сил,
С сельской жизнью всё, кончина, –
Так постановил.

Вновь над Вопью в лихолетье
Дед возводит дом,
Что за целых полстолетья
Свыкся с мужиком.

Стал еще скромней и меньше,
Как убрали гниль,
Только свой, дышать в нём легче,
Каждый угол мил.

На весёлом месте строит,
Сажнях в ста – шоссе,
Хвойный бор, а рядом город,
Где удобства все.

В новый дом уже стучится
Сорок первый год.
И на свет здесь появиться
Мой пришел черёд.

Вспоминала мать бывало:
– Вася мой шутил,
Мол, вот хоть и ростом мал я,
Лишь сынов родил...

Но о том, что дальше было,
В другой раз рассказ,
Только б сердце не остыло
В неурочный час.

 
Из сборника "Я в этом времени живу"
(на фото - мой дедушка Пахом Павлович)
1994