Азовские строки Василия Фёдорова

АЗОВСТАЛЬСКИЕ СТРОКИ ВАСИЛИЯ ФЁДОРОВА
Понедельник, Январь 23rd, 2012

   Эта книга попалась мне на глаза лет тридцать пять тому назад. Из­дана она «Молодой гвардией» в 1953 году, называется «Зрелость». Ав­тор этой документальной повести об азовстальском сталеваре Нико­лае Переверзеве — Василий Фёдоров.

   За поэтическим творчеством Василия Фёдорова (он и тогда был уже знаменит) я следил давно и с большим интересом, но пишет ли он (или писал) прозу — этого не знал. Да и, по правде сказать, так не похо­жа повесть на стихи и поэмы, подписанные этим же именем, что воз­никла мысль: известный поэт не имеет никакого отношения к «Зрело­сти», а речь в данном случае идёт, очевидно, об однофамильце.

   Ни один источник, к которым я обращался, не помог проверить эту версию, к тому же, надо заметить, в годы, когда вышла книга, не принято было, как сейчас, сообщать на последней странице не только фамилию, но также имя и отчество автора. Создалась несколько курьезная ситу­ация, когда для выяснения вопроса нужно было спросить самого поэта, является ли он автором «Зрелости».

   Василий Дмитриевич любезно ответил на мои вопросы. Сейчас, когда поэт ушёл из жизни, его письмо от 20 июня 1969 года представляет собой важный, на мой взгляд, документ, проливающий свет на некото­рые моменты творческой биографии Василия Фёдорова (1918-1984).

   Поэтому привожу его целиком, опустив только обращение:

   «Книга «Зрелость» о ждановском сталеваре Николае Переверзеве действительно моя. В своё время я довольно много занимал­ся очерками, в частности, очерка­ми о металлургах. Помнится, в 1952 году или на год раньше я на­печатал в «Новом мире» большой очерк «Кузнецкие сталевары». Мне довелось побывать на многих металлургических заводах страны, в том числе и дважды на ждановском. В первый раз, видимо, в 1952 году, второй раз — где-то в начале 53-го.

   Кроме «Зрелости», я работал для «Нового мира» над большим очерком «Керченская проблема», который был набран, но не был на­печатан. В то время существовала система редакционных согласова­ний с министерствами, а в моём очерке был материал и критический.

   О Николае Переверзеве я услышал впервые в Москве в комсомоль­ских кругах. Издательство «Молодая гвардия» предложило мне позна­комиться с ним поближе. Первый раз я побывал в Жданове около месяца, второй раз поменьше. Побывал в Камыш-Буруне и на морских судах-рудовозах.

   В моих стихах можно встретить «металлургические темы». В поэме «Проданная Венера», например, вы обнаружите сцену, происходящую в мартеновском цехе. Есть такие стихи, как «Их взяли тронутыми гарью», «Его Величество», «О синем стекле». Поскольку я побывал на многих заводах, то все эти впечатления не могу приписать в какой-то один адрес. Лишь стихи «О синем стекле» зародились, бесспорно, на ждановском заводе. Чтобы вспомнить конкретно имя сталевара, я хотел заглянуть в «Зрелость», где, помнится, оно названо, но этой книги в дан­ный момент у меня не оказалось.

   Вот кратко то, что могу Вам сообщить.

С уважением — Вас.Фёдоров».

   У Василия Фёдорова есть та­кие строки: «Всё пишу, будто лезу драться, сжавши гневные кулаки. Всё хочу, хочу дописаться до какой-то большой строки».

Своей цели он, к счастью, до­бился, и критики совершенно правы, когда пишут, что стихи и поэмы Василия Фёдорова по силе драматизма, образности, эмоциональной напряженности созвучны эпическому дыханию шолоховской прозы. Автора поэм «Проданная Венера», «Золо­тая жила», «Бетховен», «Седьмое небо», «Женитьба Дон-Жуана», знаменитой «Книги любви», мно­гочисленных лирических сборни­ков с полным правом, думаю, можно назвать классиком русской литературы.

Но что касается «Зрелости», то приходится с сожалением признать, что книга эта не относится к «большой строке» Василия Фёдорова. По своим художественным достоинствам эта документальная повесть на­ходится на среднем, в общем-то не очень высоком уровне, характерном для большинства подобных произведений начала 50-х годов.

В то время поэт был автором одной лишь изданной книги «Лири­ческая трилогия», вышедшей в 1947 году, он напряжённо искал себя, пробовал перо в разных жанрах. Теперь мы знаем, что нашёл он себя не в прозе, а в поэзии, но нынешняя вполне заслуженная репутация Василия Фёдорова как большого поэта вызывает желание ещё раз перечитать его раннюю повесть, хотя в пятитомное собрание его сочи­нений она и не включена по указанной выше причине.

О Южной Магнитке — «Азовстали» — написано много: и в прозе, и в стихах. Чаще всего этот металлургический гигант сравнивается с ог­ромным многотрубным кораблем, готовым вот-вот сняться с якоря и выйти в открытое море. Это сравнение встречается у самых различных авторов не потому, конечно, что кто-то у кого-то его заимствовал: про­сто сходные обстоятельства, как это нередко случается, рождают сход­ные мысли и образы.

По-своему увидел заводской пейзаж Василий Фёдоров. Описывая Кальмиус, он вспоминает, что в русских летописях эта река называлась Калкой (для точности заметим, что так назывался приток Кальмиуса — Кальчик), вспоминает древнюю битву, прогремевшую невдалеке от этих мест, и сражения недавней войны. По закономерной ассоциации воз­никает и своеобразное видение пейзажа «Над водами залива высились домны. Они походили на богатырей, пришедших с далекого севера. Шли, шли плечом к плечу — подошли и остановились. Коричневые от загара, они смотрят на море, гордо при­подняв свои причудливые шлемы. За ними виднелись трубы марте­новских печей. Их было шесть, но только из двух в небо поднимался дым: от первой — густой и темный, от второй — легкий, чуть-чуть сизова­тый».

К сожалению, таких тонких поэтических зарисовок в книге немного. Чаще всего описание города, лишённое конкретности и запоминаю­щихся художественных деталей, не поднимается выше уровня рядово­го газетного очерка. Например:

«По воскресеньям, особенно в солнечные дни, город Жданов стано­вится многолюдным и веселым, как все южные приморские города. В парках, в скверах — толпы по-праздничному одетых людей: парни, де­вушки, парами и группами, взрослые солидные люди с детьми и без детей, почтенные старички и старушки самой различной бодрости. На остановках — длинные очереди. Нетерпеливые идут пешком».

И всё же «Зрелость» сохраняет интерес и ценность как книга, запе­чатлевшая целый этап в жизни «Азовстали». С тех пор, как повесть опуб­ликована, прошло много лет. Уже нет в живых самого автора, его героя Николая Переверзева, кавалера ордена Ленина, воспитавшего целую плеяду прославленных сталеваров в том числе и дважды Героя Соци­алистического Труда Г.Я.Горбаня. Ушёл из жизни изображённый в по­вести как начальник мартеновского цеха, а впоследствии генеральный директор «Азовстали» Владимир Владимирович Лепорский.

Мы видим, что выбор писателем героев для своего произведения был безошибочным.

На «Азовстали» Василию Фёдорову рассказали интересную исто­рию о Никифоре Цышнатом (именно этого сталевара поэт упоминает в приведенном выше письме). Уходя на фронт, Цышнатый положил в карман синие сталеварские очки с твёрдой верой, что ему удастся по­смотреть сквозь них на будущий металл мартена. За долгие годы вой­ны ему приходилось видеть огни горящих деревень и городов… Они постоянно напоминали ему о сталеварских очках, которые ждали дру­гого огня — огня плавок.

Никифор Цышнатый, пройдя фронт, вернулся в цех с этими легендарными очками.

Поэтическая история, услышанная Василием Фёдоровым на «Азовстали», легла в основу его стихотворения «О синем стекле». К сожалению, она включалась далеко не во все сборники поэта и, несмотря на массовые тиражи его книг, не всегда доступна читателям. Поэтому считаю полезным привести здесь стихи «О синем стекле» полностью:

Когда сталевар уходил

На фронт от печей огневых,

Наш мастер ему подарил

Стекло негустой синевы.

Бери, эта ноша легка,

Руки и плеча не натрёт…

Дорога твоя далека,

Но помни, что цех тебя ждёт.

Завод покидая и дом,

Он принял от мастера дар.

На сердце, под серым сукном,

Запрятал его сталевар.

Ладонь придержал на груди.

Не скрыл набежавшую грусть:

Останется целым — вернусь,

Расколото будет — не жди.

Бывало, бойцу невтерпёж,

Бывало, губительный жар

Палил ему очи, но всё ж

Не вынул стекла сталевар.

Себе говорил он:

-Не тронь!

Тут надо терпеть и терпеть!

На этот смертельный огонь

Я должен открыто глядеть.

Подарок всё там, на груди,

Как прежде,у сердца, и — пусть.

Останется целым — вернусь,

Расколото будет — не жди.

В чужих побывал он краях,

Откуда нахлынуло зло…

Пять ран получил он в боях,

Но целым осталось стекло.

От встречи горела ладонь –

Пожатья друзей горячи…

И старый товарищ — огонь

Тянулся к нему из печи.

Стекло задрожало в руке…

Впервые за синью стекла

По смуглой солдатской щеке

Большая слеза протекла.

Он, тронутый счастьем до слёз,

С тем синим стеклом через даль

Любовь свою к жизни пронёс…

Зато и крепка его сталь.

Очень хотелось бы, чтобы эта баллада, воспевающая солдатский и трудовой подвиг  сталевара Никифора Цышнатого, была положена на музыку.

Когда мы издадим антологию «Город Мариуполь в художественной литературе» (а я уверен, что такое издание рано или поздно увидит свет), заметное место в ней займут лучшие страницы «Зрелости» и стихи «О синем стекле» замечательного поэта Василия Фёдорова.

Лев Яруцкий

«Приазовский рабочий» от 21 февраля 1988 г.

*
https://ru.wikipedia.org/wiki/Яруцкий,_Лев_Давыдович