В. В. Набоков Solus Rex

Владимир Владимирович Набоков: небольшие семейные проблемы и кажущаяся широта натуры. О неоконченном романе Solus Rex («Одинокий король»).
Набоков пытается освободить свою жизненную практику от подражания, которое себя не оправдывает. Ведь имитация для каждого – это «встреча» со структурой, которая представляется как энергетический «донор», это заимствование энергии, которая мыслится как родственная, находящаяся на одной планке не с самим человеком, но с его представлениями о себе.
Набоков представляет – но не себя, а себя отдельно от жизненного процесса. Потому что процесс жизни для него представляется суетой и гонкой за смертью. О слуге Фрее он говорит: «спешка была не в его духе, раз он не умер». Настроенность на чересчур медленное постижение процесса (Король вначале постигает то, чему следует) совпадает не с сохранением ресурса, а с эмоциональной реакцией недовольства наличным окружением, которое вызывает «непривычную тяжесть и в мыслях, и в мышцах».  Раздражает «постоянное число секунд» для запаздывания дополуденной стражи. Раздражает «луч мыльного света», не нравится «чересчур аккуратная предутренняя стража». «Куриные перья» и «битые горшки» также проходят свой уровень неназойливой и не останавливающейся на подробностях фиксации. «Бледный треугольник дня» - спасительная, но совсем не обязательная рамка для «пасмурного царствования». Спасительная – потому что кратковременная. Необязательная – потому что путь медленного протекания безразличной мысли ассоциируется не только со «смертью», но и с «ключом».  «Ключ» не дается в имитации, потому что ключ – это не ресурс и не отсутствие необходимого. То, что «молодость короля протекла с млечной тихостью», а «цены утратили спасительную чувствительность» - не условие для какого-то особого понимания. Парадоксально, но для того, чтобы получить «ключ», а не «смерть», Набоков балансирует на отказе - а не на преобразовании эмоциональной составляющей личной жизненной стратегии. Такой отказ по-своему запускает ощущение «смерти» - вместе с ощущением своего «авторства». Подобно Изобретателю, «который покончил с собой, предварительно запатентовав комнатную виселицу». Жалкая попытка стать "прообразом процесса". Мужественная готовность Набокова-короля преодолеть «свободное невежество лживой улыбки» соседствует с брюзгливым недовольством: «ни одной приличной горы для занятий альпинизмом». Альпинизм не решил бы проблему опутывающих линий трансформации действительности в жизненной практике: «мелкая, сладкая снедь на тарелочках с золотыми жилками»…
По сути, Король Набокова отправился в трудный, томительный и немного пугающий путь «на поиски утреннего завтрака»…