Словно Бах, Иоганн Себастьяныч...

* * *



Не забыть, как серёжки черешен и пригоршни песен
на июльской ладони мне жадина-жизнь подносила.
И когда прогрызёт мне кадык тупиковая плесень,
оживёт в переулке-струне молодильная сила.
Не сказать, как вишнёвых деревьев пунцовые кроны
над забором-горбом ни за грош, по любви, вызревали!
И когда упаду я обломком лепнины с фронтона,
карнавалы красавиц и дружных стрижей фестивали

мне качнутся вослед, догоняя, рифмуя, прощая...
Снова синь грозовая чернильною станет и чёрной.
Над простыми предметами и непростыми вещами
головою качну я в ответ, понапрасну учёной.
А проснусь ли живым – подпою! Ибо вечные звуки,
махи пчёл, махаонов, стрекоз , темперируют воздух –
Словно Бах, Иоганн Себастьяныч, берёт на поруки
Фредди Меркури шалого – в тающих утренних звёздах...





Уроки пения



Небесный альт, с подворья чад резины...
Давно пора забыть, как Робертино
завидовал ты долгих тыщу лет –
с тринадцати до паспорта врученья –
был пресен вкус морковного печенья
и в линзе с глицерином мутен свет...

Бельканто и теперь в печёнке где-то
вибрирует. А прежде – бела света
не видел ты, когда уже сверх сил,
с душой саднящей, с кирзовой гортанью,
глотая угловатое молчанье,
опять пластинку певчую крутил.

О, солнечные трели Робертино!..
У той любви был едкий зев ангины,
у ревности, меж тем, не чёрный цвет...
Она, скорее, в ромбах арлекина,
в расцветке шахмат следственно-причинной,
ступала за тобою - след во след.

Бредя асфальтом, чуял ты отчасти,
что в той кручине был задаток счастья, –
и фокус этот сладил царь Горох, -
и что душе для истинного пенья
куда нужней, чем голое везенье,
солёно-горький повивальный вздох...

А втер дул – то холодно, то жарко.
Водил ты в парк чепрачную овчарку,
и незаметно из рутины дней
в соседнем классе, небесам в острастку,
блеснула поступь маленькой гимнастки,
и что-то чисто серебрилось в ней.

Была ли снова песня безголосой?
На все по геометрии вопросы
циркачке ты серьёзно отвечал.
И зыбко, словно дискант издалёка,
светился легконогий абрис сбоку,
у странного начала всех начал...

Небесный альт, с асфальт чад резины...
Любовь да ревность – юные кузины.
Не рассудить, кто краше, кто умней!
Жаль одного: заметить, как стареют,
добреют-расползаются, дурнеют,
дабы исчезнуть за чертою дней...