Коловращение Велесовой любви
В глуши лесной, в тиши полян,
Среди холмов и рек Валдая,
Заветы предков соблюдая,
Жил испокон народ славян.
Для деревянной остроги
Всегда достаточно работы.
Полны пчелиным мёдом соты,
Усердны на поле быки.
Сметлива быстрая стрела,
Что дичь пернатую дарила.
Из-за холмов вставал Ярило,
Согнав дремотный сон с чела.
Деревня – дюжина дворов.
На каждой приступке – старуха.
В избе протоплено и сухо,
В хлеву – мычание коров.
За разнополой детворой,
Что выпасала скот рогатый,
Следил дружинник - соглядатай,
Прошедших подвигов, герой.
Своей стопою искривлённой
Он истоптал далёкий край.
Теперь поручено: играй
С растущей порослью шалёной.
Детей ничем не удержать.
Далёкий лес и речка манят.
Но лишь Перун из облак грянет -
Бегут к нему и ну, визжать.
Деревня или поселение,
Простое русское село
В любви и здравии жило
Почти от мира сотворения.
Прекрасно ладили соседи.
Друзьям дарили дочерей
И в ночь открытую дверей
Купале ставили букетик.
Таков обычай был в общине.
Делились всем, чем Бог послал.
Тем, кто любовью воспылал,
Стелили мох в сухой лощине.
Дубравка, девушка-подросток
В кругу отчаянных подруг
Из камыша вязала струг,
Уже готов был жёсткий остов.
Доверясь детскому чутью,
Они тростинки клали ловко.
Сплеталась в толстый жгут верёвка,
Крепя в шпангоутах ладью.
Какие могут быть игрушки?
Уже нарощены борта.
Уже изделием горда
Дубравка и её подружки.
Гирляндой солнечных цветов
Преображают чудо – лодку.
Пригожий раб, не в меру робкий,
Катать по речке их готов.
Дубравка им не помыкает,
Раб молод, строен и плечист.
Пред ней, трепещет будто лист.
Любую прихоть исполняет.
А поодаль друзья – ребятки
Ещё не воины – юнцы,
Рубили малые венцы,
Садили идола на пятки.
Уж больно славный вышел Бог.
Губастый, толстый, бесноватый
Из брёвен сделан старой хаты,
Служившей людям долгий срок.
Добрыня - парень хоть куда!
Он ростом с батьку скоро станет.
Томленьем чувств он очень занят.
Влюблён в Дубравку. Вот беда!
Любимец старого Всеславля.
Не раз в боях Всеславль сечён
Учил владеть рукой с мечом,
Ссекая травы в полнотравие.
И младший сын пошёл в отца.
Задорен, гладок, осторожен.
За зря не рвал он меч из ножен..,
По хватке видно молодца.
Янёк - раб, травы не косил,
Оберегал покой Дубравки;
Постель стелил в углу на лавке.
Она клалась в постель без сил.
Он о Латгалии ей пел -
Земле, в которой народился,
Где в пене вод прибой кипел
И день -деньской о берег бился.
Законы прадедов строги.
Нельзя их походя нарушить
И силу чресл своих обрушить
На эти юные соски.
Не в тягость девушкам интим,
Нагие в игрищах небрежны.
Пушок на выпуклостях нежных
Почти рукой не ощутим.
Всеславлю это по нутру.
Славянам чужды злые нравы.
Все успокоятся к утру...
И в этом наши предки правы.
Тот, кто сравнит себя с богами,
Потом низвергнет и богов.
А опыт множества веков
Растопчет потными ногами.
Упрятав мужество в штаны
Он уподобится Ярилу.
Но лишь штаны его мерило,
А Бог блистает с вышины.
Мысль рождена, чтобы витать
Средь облаков и туч небесных.
Когда ты гол, ты тем и честный.
Штаны нас быстро учат лгать.
Всеславль, девчонок не бранил.
Он стар. Он видел побеждённых:
Детей, что меч его пленил
Отцов, к землице пригвождённых.
Смотрел, как строят девы струг,
Что скоро выплывет на стрежень.
Суровый взгляд бойца был нежен.
Он детям дед, товарищ, друг.
Старик сказал себе: гляди...
Уж зазвенели бабьи струны.
За лето вызрели их луны,
Но доля бабья впереди.
Уже друг к другу пары льнут,
Уже качают силы вены,
Что к совлеченью манят члены.
Внезапно вспыхнет страсти трут.
Мечом железным в камень-Гром
Как билом звонко он ударит,
Чтоб каждый чувствовал нутром:
Всеславля, служба не состарит.
Ишь, шалапуты! Делу время!
Старик взглянул на небосвод:
Там в облаках купал живот
Ярило, выпятив беремя.
Уже бесполая звезда
В лучах светила пламенела.
В знак завершённого труда
Пчела в колоде опьянела.
Тянулись редкой чередой
Мужчины - рубщики из леса
И обмерялся мерой веса
Их труд – общинною едой.
Все окружали стол - чурбан
И ели; вождь и раб негожий.
Походов славных ветеран,
Приставший случаем прохожий.
Всем места просто не хватало.
Кормили Янека в углу.
С утра он брался за метлу:
Какая брань – такая Слава.
А было... Плыл горячий конь
Копыта втаптывали стяги.
Спасала храбрых в битвах бронь,
Бежали: Литы, Жмуть, Варяги.
Победа – только след борьбы.
Одна на всех. За всех не скажешь.
Но если сразу в землю ляжешь,
То избежишь иной судьбы.
Вот он в плену. Он храбрый витязь,
Но здесь он просто жалкий раб.
Он мог любить лишь старых баб,
Но ими,сами подавитесь.
Стан обернув льнянком посуше,
Лицо и руки сполоснув,
На Янка искоса взглянув,
Дубравка тоже села кушать.
Ребята важничают, пусть.
Уж, не в вожди ли метят скопом?
Когда бы рыжик вырос в груздь,
Чертополоху быть укропом.
« Вот завтра спустим в воду струг.
Он поплывёт, рекой влекомый.
Поток под вёслами упруг.
В нём все протоки мне знакомы».
Сказал отец, на миску дуя:
Ох, добре, добре щец упрел.
И ложкой липовой огрел
Подростка сына, обалдуя.
Кто за столом на шалость скор
Людей бесстыдством обижает.
Отца и мать не уважает
Марш, и скорёхонько, во двор!
А Янку совесть бережёт.
В послеобеденную дрёму
Он брал трёхлетнего Ярёму
И шёл гулять с ним на лужок.
Там речка малая текла.
Вдоль берегов костры горели,
Коровы тучные жирели -
Там мать сметанники пекла.
В одеждах белых - хоровод
Невест и звёзд – одно обличие.
Когда погаснет небосвод -
Враз отменялись все приличия.
Он деву в плавни увлекал,
На камыши они ложились
И звёзды бешено кружились,
Пока челнок рисунок ткал.
Но, чу! Всеславль, зовёт назад;
Нет, не сбежать ему из плена.
Бывает раб уделу рад.
К чему рабу родные стены?
Рука Всеславля тяжела.
Его деревня уважает.
С десяток баб, что год рожают
От стража русского села.
Отец Добрыни – храбрый воин,
Недаром прозванный, Всесил.
Он старца Нестора просил
Взглянуть на сына: ладно ль скроен?
Пора бы парня испытать.
Отдать в учение бобылке.
Уже провисли в мудях килки,
Вся на виду мужская стать.
Пора вручить ему копьё.
Проверить ловкость и бесстрашье,
Чтоб не смогла ватага вражья
Кружить здесь словно вороньё.
В Добрыню верю, – молвил Нестор
Задатки в нём богатыря,
А чтоб не бил баклуши зря,
Найдём ему в дружине место.
И вот в штаны уже одет.
Бобылкой ушлой дважды мечен.
Легла накидкою на плечи
Медвежья лапа – амулет.
«Сынок, ты вырос незаметно.
В тебе все стати от отца.
Посохнут девичьи сердца,
Коль им не дашь любви ответной.
Скажи... я мать. Пора любви
Зовёт самцов к боям оленьим.
Ты имя девы назови»…
Кладёт тоска под веки тени.
«Дубравка. Спутница затей.
И весела, и своенравна,
Я от неё хочу детей
Сосватаешь - и, будет славно».
Сказал тут Нестор, добрый старец:,
- Дубравку видел, хороша.
Ты окуни в неё ерша,
Чтоб жар любви оплавил смалец.
А нет - другую мы найдём.
Без мужа женщины бледнеют.
Едва заходят сваты в дом -
Они от груза чувств немеют.
Возьмите правнучку Коляты.
Скромна, покорна и робка.
От её мягкого лобка
Исходит свежий запах мяты.-
Нет, лишь Дубравку хочет сын.
Других и видеть не желает.
Уже горит его овин.
В нём семя пламенем пылает.
Беда, что любим своих чад,
Нас чады гладят против шерсти.
Монисты золотом бренчат.
Где много золота – нет чести.
«Ах, мама, мама, я ль не дочь!
Добрыня - друг, но и довольно!
Сваты придут и выйдут прочь -
Мне говорить об этом больно».
«Молчи! Ты избрана Добрыней.
Тебе сулят его в мужья.
Какого рожна и рожья
Ты от него бежишь отныне?
Бить нужно матери челом.
Почтенья требуют законы.
Не то, окрутят всем селом
И как гулящую – в попоны.
И розги валеную шерсть
Собьют в раздёрганные клочья.
Что соберу тогда я в персть?
Лишь пыль дорожную с обочин».
Обычай строг, а нравы просты.
Муж молодой в покой войдёт.
Любовь со временем придёт.
Познав тебя, он станет взрослым.
Но ты привадила раба.
Раб - человек другого сорта
Я с ним и властна и груба…
А ты? Заигрываешь с чёртом.
Когда не слушается Лада,
Мой долг тебя уговорить.
Мужчине семенем сорить
По молодым телам – отрада.
Обед готовить, штопать, шить...
Ох, тяжела у бабы доля!
Ещё вчера в поступках – воля;
Сегодня - шагу не ступить.
Да, Янек нравился. Пусть раб,
Но как красив и как отважен!
Всесил противен. Нестор важен.
Добрыня – гоголь среди баб.
Дубравка всем дала отпор.
Чтобы о ней ни говорили,
Поставить нечего в укор.
Все мы лишь данники Яриле.
Юна. Порою расцвела.
По ней не бегали ручищи.
А на общественных игрищах
Была отважна и смела.
Дала себя уговорить,
Но тут же в поле убежала.
Хотела вены отворить,
Но не добралась до кинжала.
За полем Янек лес рубил.
К груди его как сноп прижалась.
И тихо требует лишь малость:
Чтоб раб Дубравку полюбил.
Ах, Янка, Янка, помоги!
Меня насильно гонят замуж.
По мне - скорее брошусь в яму,
Чтоб по воде пошли круги.
Давай, Иванка, убежим.
Отец Добрыни муж всевластный,
С любой женою спит, несчастной,
И мне судьба лежать под ним.
Я твои руки наложу
На сердце, что стучит как било.
Бежим за финскую межу,
Где всё, конечно, мне не мило.
Я нынче чувствую угар,
Его перстами не измерить.
Любовь - она ведь Божий дар
И, в этот дар, хочу я верить.
Ей отвечал Янёк – прибалт:
У вас, славян, эмоций много.
Иных вы судите, ох, строго!
Иной безвинен, а пропал.
Один понравился, другой...
У вас любви начала шатки.
Вас дьявол валит на лопатки,
Мужей сменяя чередой.
А старики? Вещая ложно,
Невесток тащат на полать.
Им всё бессовестное можно.
Чего же более желать?
Бежим, родной! Ладья готова.
Она нас выдержит двоих.
Не беспокойся за моих!
Бежим. Я жду мужского слова.
Я проведу тебя лесами
Ты вновь увидишь отчий дом.
Бежим, пока спит камень – Гром,
В твою страну за чудесами.
Устал от бдения Всеслав,
Спиной к осине привалился.
Вздремнул чуток и провалился
В былое. В тихий шорох трав.
И снится жуткий сон Всеславу.
Враги, бесчётные числом,
Подняли чары за столом
И славят огненную Славу.
Они, победу торжествуя,
Весь день насиловали дев.
Среди других и мать нагую
Он видел, разумом истлев.
Обезображенный варяг,
От сладких мук истошно воя,
Ожесточившись, с перепоя,
Её насиловал как хряк.
С усохших уст слетали вопли.
В реке топили жён, их плод.
Они захлёбываясь, топли,
Когда вода врывалась в рот.
Варяг всё крутит жернова.
Ужель Перун меня не слышит?
Под его игом мать не дышит.
Так помоги, огонь-трава!
О, помоги, отец Перун!
Всеслав пружинит мускул груды
И слышит: рвутся петель путы,
Звеня, как жилы тонких струн.
Он поднимает чей-то меч
И сносит головы варягам.
Ворам, разбойникам, бродягам
И, продолжает пьяных сечь...
Река вошла в огромный лес.
Вершины леса в поднебесье.
Там облака, как морды песьи,
Ворча, глядят на мир окрест.
Беглец, орудуя шестом
Ладью в стремнину направляет.
Ладья плывёт, кормой виляет,
Как сучка верная хвостом.
Дубравка длинной острогой
В воде прозрачной стерлядь глушит
То по корме стучит ногой
То, искупавшись, платье сушит.
Вот ужо вырежет судно.
Готова липовая ложка.
Уха, конечно не вино…
Но, сытность есть, хотя немножко.
Промчался день. Другой проходит.
След беглецов в воде незрим.
За то, что солнышко восходит,
Тебя, Перун, благодарим.
Ночей бессонных длинный ряд.
Шесты ломаются всё чаще…
Сошли на берег, в самой чаще
Ветвей намяли, крепко спят.
И снится Янке сон чудесный.
Блестит знакомая река.
В её запрудах спят века
И пахнет тиной воздух пресный.
На небе полная Луна.
Вниз от неё бежит дорожка.
В платке зелёного горошка
Выходит девушка из сна.
Её округлые бока
К себе приковывают взоры.
Среди парней вскипают споры;
Все перед ней ровны пока.
Янёк подал свою ладонь,
Она в ладонь вложила пальчик.
Был Ян неопытен как мальчик,
Но в нём уже горел огонь.
Он целовал её уста,
Он брал бока её в объятья
И соскользнуло с бёдер платье,
Как лист малиновый с куста.
К его плечам прильнула шало,
Прижав к ограде молодца.
То, что досталось от отца,
В своих ладонях подержала.
Чувств неизведанных накал
Их на подстилку хвои бросил.
Катился волн девятый вал.
Качались в такт верхушки сосен.
С десяток воинов, как тати
Неслышно на берег взошли
И, пару юную нашли,
Что изнывала в сладкой рати.
Туман, любовный сбросив жар,
Истлел дыханием над выей.
А бёдра девичьи литые
Теряли утренний нектар.
Застыли воины. Вот, пава!
Ей мало будет две длины...
Возьмёмся вместе, пацаны,
Пусть поползёт дурная слава!
Добрыня, ноги не сломай!
Рубища рабского подстилка!
Ты нынче станешь общей, милка,
Проворней парни начинай!
Отпрянул Янек в копий круг.
Жизнь завершалась слишком быстро.
С десяток очень крепких рук
Его готовили убийство.
Вонзались в тело острия...
Мечу нужна мужская жертва..
И разверзает щель земля.
Ей пищей служат соки мёртвых.
Неточен первый робкий взмах.
Но тут, какое-то отродье...
Над камнем, через пень – колодье
Несётся, сея ужас, страх.
Медведь – шатун, опередил
Задумку сабельки разящей
И, спрыгнув, многих зацепил
Здесь, не во славу зло творящих.
Худой, голодный и бездушный,
Неуязвимый для меча…
Он был лишь идолу послушный
И, силе звёздного луча.
Добрыня спрятался за ствол
Сосны огромной в три обхвата.
Боец беспомощен и зол,
Не меч, а плеть в руке зажата.
Медведь, как будто протрезвев,
Схватил дружинника потолще,
Взревел, показывая зев…
И колесом вломился в рощу.
А Ян с седою головой
Побрёл чащобою без смысла.
Лежал Добрыня чуть живой
Хоругвь души его, обвисла.
И вышла девушка к мужам
Сказала: -я такая сроду…
Дубравный корень я кряжам
И семя русском народу.
Прощай, Добрыня, ухожу.
Пусть пропаду в дремучей чаще!
Лишь голос матери, щемящий
С собою в сердце уношу. .
Сказал Добрыне в уши Велес:
-Путь будет труден и нелёгок.
Кто слышит птиц и листьев шелест,
Тому накатана дорога.
Что будет, то произойдёт...
И ты служи своей Родиме...
А жизнь бойцов произведёт,
Что отстоят Отчизны имя.-
Свидетельство о публикации №115081502850