когда пальцы дрожат от усталости фандомное
***
Когда пальцы дрожат от усталости,
что осталось,
кроме сна беспробудного, хотеть,
без ударов в спину.
Говорит, я надеюсь -
дослушай меня, пожалуйста -
что, однажды уйдя,
навек это все покину.
Без возврата уйдя.
И сминает, ломая в крошево,
рвет тугой тетивой, от давление извне лопнутой.
И пульсирует что-то, и льется из горла алое,
словно то не слова,
словно стрелы его в грудь
воткнуты.
***
Вместо теплых объятий греет теперь лишь страх,
заставляет идти, дальше двигаться, не сдаваться.
Тебе только двенадцать, но боль всю, что ты познал,
не должны видеть дети, когда им еще двенадцать.
Щенок тычется матери в бок, только черен бок,
и щенку - молока вместо - кровью теперь напиться.
Тебе только двенадцать, но то, о чем ты узнал,
обрамляет морщинами скорби любые лица,
заставляет тебя глядеть в бездну во все глаза,
замерзая под взглядом бездны немым и стылым.
Но ты выдумал сказку красивую для сестры,
чтоб, когда она спросит, соврать ей, что детство - было.
***
Это война, и ты выбираешь сторону.
Силы неравны, живых здесь давно не поровну
с мертвыми, только один живой стоит тысячи.
Кровью на камне потомкам, коль будут, высечь:
"Это война. Свое выбирай оружие".
Мертвым ни мир, ни будущее не нужно.
***
Приземляясь на лапы, сломанные семь раз,
восьмой ценишь особо. Ощетинившись зло от страха,
ты искала средь запахов не манящих и чужих
тот единственный, ставший родственным тебе запах,
и теперь, утыкаясь носом в его плечо,
вы в мечтах о будущем греетесь, как котята.
Только диким зверем навстречу выходит смерть,
а лимиты жизней кончаются на девятой.
Ни милость, ни жалость больше здесь не нужны
Ни милость, ни жалость больше здесь не нужны,
только б спокойствия да тишины немного.
Раньше глядела светло во все глаза
на этот мир, теперь сделался взгляд твой строгим,
плечи ровней. Напряженность, как часть тебя,
и невозможность справиться, смотать нервы
в крепкий доспех. "Для хороших здесь места нет", -
так говорил он.
А ты подтвердила первой.
***
Та, что была тобой,
теперь ходит по миру мертвая,
прошлое и плохое
наконец из нее стерто.
Ты ее крестишь вслед,
но не льешь по ней слез искренних,
потому что погибла та,
чтоб позволить тебе выстоять,
потому что погибла та,
чтоб пройтись по мосту горящему
от ее хладного трупа
к родному и настоящему.
***
Это просто еще одна точка боли. Ее пройти -
что раз плюнуть. Так вам казалось когда-то, только
изнутри что-то умерло, разбилось на град осколков,
и теперь, как ни пробуй, вместе их не сплести,
не на клей светлых слов собрать. Лишь в себе нести,
краем острым раня беспощадно себя и близких.
Вы ведете каждый мысленно свои списки,
и в нем прочерки, накладываясь, выглядят, как кресты.
***
Долго ли, коротко ли - сказке пришел конец.
Сказке кровавой, черной и очень страшной.
Спросишь его: "Чему тебя научил
мир?" Он ответит: "Делить на чужих и наших".
Больно ли, грустно ли - сказке настал итог,
финишной лентой вьющийся алой-алой.
Спросишь ее: "Научил тебя чему мир?"
Тихо ответит: "Как превозмогать усталость,
как хоронить и не плача идти вперед,
как класть в могилы, не вспомнив потом дорог к ним".
Если попросишь сказку их рассказать,
они не расскажут, но каждый
тихонько
вздрогнет.
***
Надо же, это дом - загрудинный, спокойный, теплый.
Трогаешь прочность стен, дышишь на его стекла,
плачешь: попасть сюда, потеряв путь вовне, обратно.
Тихо его зовешь - неродного - зачем-то братом,
чувствуя: ближе нет, чем того, что случилось между.
Это не повторить пальцами под одежду,
это не повторить кровной с рожденья нитью.
Ты лоскуты взяла, он разрешил сшить.
Широко полотно - вас двоих бы укрыть ткани.
Чувствуешь, как болишь, как на сердце его тянешь,
словно порез больной? Заживать не спешишь, длишься.
Может, бог не сказал, но...
ты тоже
ему
снишься.
***
Оставил живую, вернули из воска статую.
Я погиб с ней в тот миг, я уже ни за что не ратую:
ни за жизнь здесь вечную, чуть дольше, чем сутки, дляющуюся,
ни за смерть ту, навсегдашнюю, настоящую,
ни за свободу, на которую б раньше все до копейки выменял -
лишь бы глаза открыла да позвала по имени.
***
Говорил, что бездушный. Плакал - сильнее всех.
И рвалось всех острее, костью стальной торчало
в горле, пряча слова, выпуская их в волчий вой.
Так волк смотрит бессильно на гибель своих волчат.
Так кладут свою жизнь на алтарь, мол, бери взамен,
только им жить оставь, слышишь, боже, прошу не тронь их.
Но в ответ бог, задумчиво взвесив твою же боль,
как от грязи, свои отряхивает ладони.
Свидетельство о публикации №115081107870