Осколок
Ваня шёл по деревне, озабоченно о чём-то думая и
машинально отбрасывая из-под ног камни, валявшиеся то тут, то там на дороге. Это было извечной проблемой сельчан. То колесо телеги сломает кто-нибудь из ездовых, а то машина наедет на камень, а тот как снаряд потом вылетает из-под колеса. Того и гляди, кого-нибудь зацепит. В прошлом году Маруси Семёновой тёлку убило. Прямо в лоб камень попал. Люди с опаской ходят вдоль дороги. Но изменить ситуацию никак не удавалось. На строительство дороги у колхоза своих денег не было, а район об этом даже думать не хотел. Откуда же брались эти камни? Люди, помня об опасности, которую они причиняют, периодически убирали их с дороги, но, через какое-то время они опять появлялись. Всё очень просто. Дожди здесь бывают часто, земля рыхлая, вот камни и вымывает из-под почвы. Говорят, когда-то в старину по этим местам проходило русло реки. А сейчас река далеко ушла за село. Детворе приходится бегать на речку километра за полтора, два.
Ваня шёл, глядя себе под ноги и, почёсывая затылок, о чём-то бубнил просебя. Он работал помощником главного колхозного конюха, деда Максима, уже давно занимающего эту должность. Лошади у главного конюха всегда были ухожены, с чистыми расчёсанными гривами, бока аж лоснились от сытости. Быть помощником у такого конюха очень ответственно. А Ваня по молодости ещё не всё понимал в жизни, никакого пороха не нюхал, потому что до армии ему ещё два года ждать придётся. Вот и доставалось вьюноше на пироги с вишнями. Он, конечно, на деда не серчал, понимал, что за дело. Теперь шёл домой, переживал.
Дед же, Максим, голоса никогда ни на кого не повышал, говорил спокойно, но слова подбирал такие, что аж мурашки по спине бегали. Ваня это на себе прочувствовал. Постепенно дед приучал Ваню к добросовестной работе, иногда добавляя, что это необходимо делать не только на конюшне, но и везде, где человек прикладывает к чему-то свои руки.
Кстати сказать, у деда была своя пасека и огромный сад. Где он брал столько времени, чтобы со всем этим управляться, недоумевал Ваня? Ваня представил, как бы он ухаживал за садом и пасекой, и понял, что у него ничего бы не получилось. А дед Максим везде успевал. Он жил со своей женой, бабкой Евфросиньей, снискавшей уважение односельчан за свою добрую душу. Бывало, случится у кого-нибудь какая беда, или заболеет кто, к бабке бегут поплакаться, в медпункт не идут. А от неё возвращаются умиротворённые. Что она им такое говорит? Как выяснилось, каждому своё.
Говорят, что бабка с дедом после войны, с фронта вместе приехали, потом выяснилось, что и служили в одной части. Они тогда ещё не были бабкой и дедом, а выглядели молодцом, как и подобает военным. Дед был в звании старшины, а бабка, старший лейтенант медицинской службы. Но в семейной жизни, как видно, разница в званиях не помешала, живут, душа в душу.
И ещё одна мысль сверлила голову Ване, что он скажет отцу, когда тот спросит, почему так рано пришёл домой. Ведь это отец сподобил Ваню на работу в конюшне до конца лета. А отец не терпел вранья и сам никогда не врал. Вот и думал Ваня, какой будет реакция отца, когда он скажет, что Дед Максим отослал его домой, чтобы хоть там помогал отцу с матерью, если не может управиться с лошадьми. Так он сказал потому, что Ваня перепутал корма при раздаче лошадям, не развесил по своим местам сбрую, увлёкся интересной книгой про шпионов, забыв закрыть загородки с лошадьми, и те гуляли по конюшне полдня.
Уже заплетающимися ногами подходил Ваня к своему дому. Он знал, что отца нет сейчас, но, догадываясь о серьёзности предстоящего разговора, испытывал трепет-ное волнение. Нет, отец его никогда не наказывал, но умел отчитать так, что мало не покажется, при этом умудрялся ничем и никак не оскорбить. Отец работал главным механиком колхоза, умел говорить с людьми разными и по характеру и по моральным качествам. Срочную он служил в танковых войсках, после армии поступил в институт машиностроения, успешно закончил его, но, по распределению не пошел, а вернулся в родной колхоз. Люди уважали отца, но, побаивались за его требовательность. Председатель в нём души не чаял. Частенько оставлял за себя, если вызывали в район. Предлагал отцу сменить его на этой должности, уверенный, что тот обязательно справится. Но отец не хотел отказываться от своей любимой работы. Поэтому, все остались при своих интересах.
Мать встретила Ваню, никак не выказав своего удивления, спросила только:
- Есть будешь?
Ваня мотнул отрицательно головой и усевшись возле окна, сделал вид, что наблюдает за самым большим гусём, который в развалочку ходил по двору, гордо вытянув голову вверх. Но, поняв, что это его никак не спасает, повернулся к матери.
- Мам. Ну почему мне так невезёт во всём? За что бы я не взялся, ничего не выходит.
Мать посмотрела на него ласково.
- Ты так считаешь? Ведь в школе у тебя неплохие отметки и Марья Ивановна о тебе хорошо отзывается. Говорит, усидчивости только немного нехватает. Отвлекаешься по мелочам, забывая о главном. Вот соберёшься, обязательно всё будет получаться.
Мать намеренно не спрашивала, по какой причине Ваня так рано пришёл домой, знала, что обязательно расскажет сам. Но, Ваня почему-то не спешил рассказывать, наверно обдумывал, как выложить перед матерью все свои переживания от сегодняшнего случая. А случай-то серьёзный, папаня не будет фамильярничать, а сразу даст соответствующую оценку. Мать подошла к нему и села напротив. Ваня на какое-то мгновенье опустил глаза, но, тут же поднял их и стал говорить. Он говорил о совести, что мучит его за случившееся, что виноват он не только перед дедом Максимом, но и перед всем колхозом, который доверил Ване такое ответственное дело, и что ему очень стыдно за себя. Как теперь он будет отцу в глаза смот-реть, а тем более, деду Максиму?
- Ты не казни себя, сынок. - сказала мать - То, что ты осознал, как ты сказал, свою вину, это уже хорошо. Мне кажется, ты должен найти в себе смелость вернуться и попросить прощения у деда Максима. Но, учти, что после этого каждый свой шаг ты должен делать осмысленно.
Учись сам давать оценку своим действиям, сынок.
Ваня, как впервые увидел свою мать. Его глаза расширились а лицо вспыхнуло ярким румянцем. Мать с ним никогда ещё так не говорила. Всё время говорил с ним только отец на такие темы. Ваня, как в младенчестве прижался к матери и заплакал. Мать молча гладила его по голове одной рукой, а второй вытирала глаза, только не
Ване, а себе. Так они посидели ещё немного. Затем Ваня встал, умылся прохладной водой из колодца и пошёл на конюшню.
Дед Максим в это время чистил шерсть «Гвоздику» специальной щёткой, самим им изготовленной из свиной щетины. Поливал спину и бока жеребца тёплой водой и аккуратно счищал невидимую для постороннего наблюдателя грязь. Ваня какое-то время стоял в нерешительности, боясь пошевельнуться, молча гляда, с какой любовью делает свою работу дед Максим. А тот, не замечая присутствия постороннего человека, вытер насухо чистой мешковиной спину и бока жеребца, наконец устало разогнулся.
И тут увидел Ваню.
Ваня не успел открыть рот, чтобы сказать слова, что по дороге в конюшню продумал, как увидел, что дед Максим медленно сползает на землю. Ваня очень испугался.
Он думал, что это из-за него деду Максиму стало плохо и быстро подбежал к деду. Хотел всё-таки сказать всё, что вынес, но дед поманил пальцем к себе и что-то еле слышно стал говорить. Ваня всё-таки догадался, что сказал дед:
- Позови Фросю...
Ваня перебирал в уме, кто такая Фрося... Потом, как молнией ударило – дед Максим имеет в виду свою жену. И побежал к бабке Евфросинье.
Когда они с бабкой прибежали в конюшню, дед ещё был жив. Он посмотрел на бабку, улыбнулся и сказал:
- Сласибо тебе за всё, Фрося. Прощай...
и глаза его закрылись. Бабка Евфросинья стояла над телом деда Максима и тихо плакала. Потом в сердцах погрозила кому-то кулаком:
- Проклятый осколок. Доконал-таки Макса...
Ваня стоял позади и не мог понять, кому грозила бабка кулаком, какой осколок доконал деда Максима, почему-то бабкой названного Максом?
Это уже после похорон деда Ваня узнал, что старшина танковой роты Максим Иванович Загорский в одном из боёв был тяжело ранен. Осколок вражеского снаряда вошёл в тело и остановился в миллиметрах от сердца. Врачи побоялись его извлекать. Сказали, что сделали всё, чтобы он дальше не пошёл. Но, предупредили о недопущении силовых нагрузок. Но, кто не знает деда Максима? Разве мог такой человек жить спокойно и не трудиться? Такой уж у него характер. То, что произошло в конюшне, наверно, было последней каплей, переполнившей чашу его возможностей. Не стало деда Максима, так и не услышавшего извинительные Ванины слова.
Но, Ваня был уже не тот юнец, кто не всё понимал в жизни. Он теперь понесёт в памяти то отношение к труду, которое проявилось у деда Максима, у бабушки Евфросиньи, у папы, у мамы, и у многих других хороших трудолюбивых людей, которыми полна наша русская земля.
Майкоп. Июль-август 2010 года.
Свидетельство о публикации №115081107324