11. Зловещий орден Чёрных капюшонов. Миледи и все,

    (предыдущий фрагмент "10.Страсть озарима счастьем на двоих":
          http://www.stihi.ru/2015/08/09/3936).

...Дворцовый статус – слабый оберег.
Всех прошлых удовольствий опыт мерк
пред новым и казался деве тенью.
Летел за мигом миг. В телах томленье
над разумом одерживало верх.
Французский поцелуй  для утоленья
взаимной страсти – первое кормленье.

«Со всех сторон тебя я обведу.
Со всей  душОй  к тебе стремглав иду»! –
так язычки друг дружку трут на пару…

…Желанный ты иль временно опальный –
быть у объекта страсти на виду
не значит сделать страсть взаимно пьяной.
Чужое сердце сколько не вербуй,
останется чужим. Взаимность – явней!
Но… сказочно стремительно, не плавно

октябрь обратился вдруг в июль.
Мир сделался уютней и шикарней.
С души упал (открыв дорогу к тайне)
пугающе больших пропорций куль.

…Влеченье, поцелуй комплементарны.
Шокирующе  сладок  поцелуй,
что длительными выстрадан мечтами.
Любовный ураган – не ветродуй.
Влюблённые следов не заметали…

Нет, фактор оберега не забыт.
Всегда найдётся и проявит прыть
недоброжелатель, что в шпионском тоне
доносом замахнётся на святое.
Но тут влюблённых некому топить.
Подружек-фрейлин у принцессы трое –
безгрешных. Никому из них мастит

не страшен был, как плата за шпионство.
Вокруг и так в избытке вероломства!
Смолчать про честь принцессы очень просто.
Пусть, если что,  корОль  сестру гвоздит
и хахаля доводит до погоста…
             .            .            .
Принцессу за строптивость и «разврат»,
точней, за шашни с графом-гугенотом,
отправил венценосный старший брат
в неблизкий монастырь – остыть. Да   чтО там!

Принцессу, нелюбимую в семье,
могли и   вОвсе  вычеркнуть из списка
семейного подряда. И не пискнул
никто в её защиту бы извне.
Шиш монастырской узнице! Чёрт с ней!

Изрядно репутацию загваздал
принцессе пресловутый д’ Эгмон.
А женский монастырь к числу имён
своих мог приобщить навек (чем хвастал)

ещё и  тИтул  громкий бы. Однажды
в округе монастырской (плен не плен,
а пленница гулять с Мари-Мадлен
за стены выходила в день аж дважды)

принцессе «повезло» вдали от стен
наткнуться у дороги на три трупа.
Рок девушек берёг, а между тем,
едва ли подавал кошмары скупо.
Подруги поднимать не стали вой,
узрев, что третий труп ещё живой

и был обременён ещё вещами.
Себя девицы долго не стращали.
Не то чтоб был им мил кровавый вид…
Нет, женский мозг  загАдкой  просто занят.
Кровавый обыск – самоистязанье,
но трепет Генриеттой был изжит,
поскольку в ней проснулся следопыт.

У раненого (слёг он без сознанья
и мог совсем откинуться с копыт)
нашлось в камзол зашитое посланье.
Пакет ещё заведомо был вскрыт,

наверно, получателем. Средь прочих
вещей нашёлся перстень. В кулаке.
Принцесса по нему смекнула, кем
мог быть сей недобитый, без проблем.

По просьбе Генриетты местный возчик
доставил жертву прямо в монастырь.
Принцессу поразил знакомый почерк,
равно как содержание и стиль
из тайного письма. Прощай-прости
спокойствие души для Генриетты!
Едва ли проявлением вендетты,
тем паче, не разбоем вовсе, нет,
являлся сей кровавый инцидент.

Полезна ль будет инициатива?
Внедренье в тайный мир необратимо.
И речь не про любовный тут роман.
Посланье – политическая мина!
Писал собственноручно де Роан,
а принц Субиз – его второе имя.

Серьёзный фигурант, не шарлатан,
вождь гугенотов Франции был рьян
по части   оппозиции,  вестимо.
Принцесса напряглась. Чёрт де Роан!
Ему-то и служил её Арман.
Читалось  тЯжко  ей. Невыносимо!

Что в душах у людей? Апломб? Нажива?
Письмо (предмет её душевных ран)
по части козней, в кои  встрял  Арман,
в её глазах не выглядело льстиво.
Принцесса ужаснулась: чёртом зван,
граф вёл себя не   просто  шаловливо.

Не зря считаясь тёртым калачом,
её любимый мог быть уличён
тут в преступленьях не  одной  строкою!
Арман был заговорщиком, причём
не рядовым, а правою  рукою
стал принцу де Субизу. Не мечом,

ну, так пером большого дипломата
другую чашу выбрал он весов.
План действий агрессивного формата
(смекнула Генриетта с первых слов),
как есть, против   Луи   был, против брата!..

…В устах Луи сошла  за гнев тирада:
«Субиз творцом премногих катастроф
мог стать, не сделай я свой трон преградой»…
Принцесса прошептала безотрадно
(в душе же это был не шёпот – рёв):

«Арман с Субизом  наломают  дров –
блеск дел былых покажется аскезой –
коль граф решил, что этот гоблин – Цезарь»!..
…Оставив перстень у владельца, в рай
себе путь не  отрЕзала  принцесса.

Короткий опыт жизни не соврал:
узор на перстне олицетворял
зловещий Орден Чёрных капюшонов.
И где не наводил бы Орден шорох,

там Смерть касалась высшего звена
заслуженных  папистов иль  матёрых.
Подход свирепей был, чем у зверья,
а корень зла – живей, чем корень пня.
Спасённый – лев, иль орденский подонок?
Насколько он бесчувственней бревна?
В монастыре, в доступных ей покоях,
взирая на бойца из незнакомых,
была принцесса вновь удивлена…

…Очнувшийся маркиз де Молина
свою сиделку встретил с подозреньем,
но слишком был пригож лицом, сложеньем,
чтоб девушке казаться бирюком:
– Да разрази меня – дебила – гром,
   чтоб возле вас познать бы воскресенье!..

  Должно быть,  вам  обязан был спасеньем 
  Эрнандо Молина. Не слаб я зреньем,
  но, верно, обескровлен был врагом –
  козлом, что взял меня своим везеньем.

  Жизнь возвратили вы каким мне зельем?!
  Я где лежу? Каким, узнать бы, злом
   похищен у меня пакет с письмом»!
Принцесса протянула с омерзеньем
ему пакет: – Прошу простить за шмон.
   Лежали без гербов вы и знамён.

  Надеюсь, оклемавшись, не в обиде
  вы на меня, что я во вскрытом виде
  нашла письмо? Коль есть такой изъян,
  пакет предназначался явно вам,

  Эрнандо Молина.             – Маркиз Валенса.
   Могли б определить вы по кровям.
– Да, кровь у вас  обИльно  шла из ран.
  Кто с вами был так груб, я ни бельмеса.

– В привязке к монастырским конурам,
  вы не скромнее ждавших нас у леса.
– Мерси, что вы не жертва энуреза!
    Считайте, мы в расчёте по нулям, –

в глазах маркиза дрянь (не мать Тереза),
принцесса всё ж не корчилась от стресса:
– Предвзятостью  достали  вы! Ну, прям
всезнайка кафедрального замеса!
– Подкладку распороть сочли уместным!

Такая любознательность к нутрам
чужих камзолов –  мерзость,  в самом деле!
Вы склонны к мародёрству по утрам?!
– Мы ради  перевЯзки  вас раздели.

Печётесь о письме, как неврастеник.
Да ваш камзол открыт был всем ветрам!
Маркиз был слаб, но вылез из постели,
глаза открыто  гневом  заблестели:
– И вы, мадам, прочли – что за бедлам! –
   всё, что не предназначено в нём вам?!
  Но в чём же заключалась доблесть цели?!

  В пристрастии к вещам и хреновням?!
   Вас мародёром сделала власть денег?
– Я не мадам, любезный неврастеник.
  Мадемуазель. Вы с того  света  впрямь

  изъяты Генриеттою Французской!
– Я думал, монастырской карапузкой.
Пардон, не  дрЯнь  вы. Но  письмо  не хлам!..
Что ж,  к вашему высочеству не хам
какой-то обращается! Я спуску
  за мародёрство ваше вам не дам!

– Кто тут сильней, вопрос пока что спорный.
  Оставьте неуместный тон ваш вздорный!
  Вас  вообще  никто не грабил: шпоры
  серебряные, золото – при вас.
  Бывает всё обходится без бойни,
  но до белья ограбят, не кривясь…
  Хотя… при вас нет ни коня, ни пони…

  Письмо и перстень целы, а препоны
  никто в монастыре вам не чинит
   и вам тут никого не очернить…
Принцесса призадумалась, припомнив
письма повествовательную нить.
Субиз усвоил все уроки, кроме
того как  им папистов приструнить.

Ла Рош-Гюйон, что в Лувре бдит при троне,
помочь бессилен, хоть и эрудит.
Таиться в стороне – не стоит крови?
Всегда Лувр актуальнее, чем скит,
но в Лувре и  прелАт  отнюдь не спит.

Принц сетовал, что всех французских терний
не избежать, как тех хитросплетений,
что внёс де Ришелье со всех сторон.
Людовик, мол, отнюдь не отстранён
от Ла-Рошели в мыслях. Факт измены
озвучен кардиналом откровенно.

В Париже бьют тревогу, не ровён
час, Ла-Рошель восстанет беспримерно!
Уж коль очаг войны не устранён,
король велит усилить непременно
пред Ла-Рошелью весь укрепрайон.
Всё даст, чтоб ларошельцам стало скверно
от мыслей про измену. Не про дом.

И вот тогда… в дерьме – весь план… пардон…
встаёт пред протестантами проблема:
коль всё пойдёт по воле суверена,
создать анклав свой –  мыслимая  ль тема?!

В письме ничем таким не окрылён,
Субиз писал в нём, что Ла Рош-Гюйон
от герцога узнал, от Бекингема,
что принцу Карлу прочат с двух сторон

в невесты аж испанскую инфанту.
Кому теперь потрафить может Фатум –
загадка для ближайших же времён.
Мятежный дух любя сильней знамён,
подполье не считая вороватым,
Субиз   своЁ  б вознёс из всех имён.

Взывая к адресату экспрессивно,
Субиз просил употребить все силы
на то, чтоб провоцировать отказ
Мадрида от союза всякий раз,
когда Карл будет свататься с поклоном.

Пока что Бекингем рад и беконом,
и флотом, и десантом слать привет
соседям-протестантам. Паритет
с Парижем нынче выглядит исконным...

     (продолжение диалога в http://www.stihi.ru/2015/08/11/8536).