Так было

Филипп Филиппыч Иванов
Не верил вовсе в докторов,
Но верил в бога.
Вино считал большим грехом
И шапку рвал при входе в дом
Еще с порога.

Он не курил совсем табак
И помогал всем просто так
Лишь за "спасибо"
И не сказать, чтобы дурак,
Но вот повадился чудак
К жене "начсиба".

Начсиб - начальник очень строг
И сей позор снести не мог
Ни до, ни после...
Филипп Филиппыча упек
Он за дела его в острог,
Вскипев от злости.

А в тот острог спустили план
На тысяч тридцать каторжан
И там решили...
Коль сей указ был свыше дан,
То эти тыщи россиян
Сгноить в Сибири.

И вот этап уже готов
И по этапу Иванов
Средь урок разных
Пошел в сибирские края,
Где всходит ранняя заря
В глазах печальных.

Он шел этапом, как баран
В безвольном стаде каторжан,
Звеня цепями...
И минуло не мало стран,
Пока не встретил Магадан
Этап огнями.

Филипп остался в тех местах,
На пограничных рубежах
Страны великой.
В цинготных, страшных лагерях,
Державу строя на века
Толпой безликой.

Шли дни, недели, месяца,
Не покидала скорбь лица,
а сердца стужа.
Молил он бога, стервеца
И жаждал скорого конца,
как влаги лужа.

А бог далек был и суров.
Он  ненавидел слизняков
И заключенных.
Он тех людей лишь уважал,
Кто мог иметь свой капитал
В делах доходных.

Филипп Филиппыч Иванов
Имел одно - он был здоров,
Как бык колхозный.
Но бог не внял его мольбе,
Не допустив раба к себе
Из мест казенных.

Пришлось Филиппу  вдалеке
Влачить житье в глухой тоске
Слезах и стонах.
Лес вековой валить в тайге
В мороз и слякоть  налегке
И гнить в вагонах.

Не мало лет прошло с тех пор,
Но этот край - немой укор
Былым владыкам.
И тюрем множества забор
Простерся от Уральских гор
До вод великих.

А на запястьях стариков
Следы от старых тех оков
Видны поныне.
И много тех сибиряков,
Кто помнит запах рудников,
Хотя их нет в помине.

       июнь 1991 г.


.