Трагедия

Это как накуриться в первый раз.
Я даже снова пишу прозу, ого.
Умирать где-то там зачем-то и воскрешать на 15-ой минуте этой странной связи.
Я целую в уголок губ, уворачиваясь от самих губ, тянущихся за поцелуем, мне хочется позлить;
Целую в щеку;
Кончик носа;
Переносицу;
В глаза;
В лоб, широкий и бледный;
Я словно целую одну из так мной любимых мраморных статуй….
Следуя кольцевой композиции я возвращаюсь к подбородку,
Осторожно цепляюсь за него пальцами,
В этот раз у меня уже нет сил увернуться.

Наверно, я так сильно прославляла мрамор, что это теперь мое наказание. Я влюбилась вторично, по-настоящему и по-дурацки, страждуще, безотчетно, пошло, нежно, как группи или религиозный фанатик;
Я влюбилась в мраморную статую.
Спасите.
Он так холоден, так сдержан, говорит немного в нос, взгляд прищуривает, словно он насмехается над вами или что-то задумал; первое – постоянно, второе – он заставляет вас в это верить, что он думает постоянно о чем-то, он так убедителен, что это может дать вам надежду; как ребенок, но взрослый, взрослый, но как ребенок.
А так во всем. Противоречивее надо еще поискать, но скажи ему, что он противоречив – он горько посмотрит, мол,  не понят, снова.
Я целую в браслеты.
Говорит в нос, немного. Говорит много. Говорит просто, используя простые примеры, мне смешно и грустно, я всегда напряжена, потому что этот его голос не дает сосредоточиться, и мне приходится словно глупой студентке на паре старательно, истязаясь, направлять свое внимание на лекцию, в попытке уловить смысл. А ты не веришь, что я вообще тебя слушаю.
Говорит про голод, говорит про желание, отвечаю, что я тоже считаю, что желание важнее, я сейчас в это верю. И после. И теперь.
Я кусаю зачем-то в плечо, так сильно, что остаются ссадины.
Он говорит, что засосы – для школьников, что это как пометка человека. Я смущаюсь и злюсь, но скорее на то, что он прав, подсознательно этим я хотела остаться на память. Глупая.
Сколько еще это продлится ?
Я отчетливо помню, как ты засыпаешь, это очень смешно.
В первую ночь я не могла уснуть, я лишь смотрела на тебя и думала, как хочу обнять и успокоить.
Ты ворочаешься, смущенно улыбаешься и бормочешь сонное «я тебя разбудил? прости», снова ворочаешься…..
Я недавно впервые рассказала об этом. Это оказалось так приятно, говорить о воспоминании, которое хранишь в самой глубине памяти, дабы оно не стерло свою свежесть, искренность и правдоподобность, потому что оно вызывает у тебя слезы и делает радостным одновременно.
В последнюю ночь, видя это, мне хотелось тихонько плакать, впрочем, в ту ночь и на утро мне хотелось этого постоянно.
Я касаюсь кончиками пальцев твоих кончиков пальцев.
Ты позволяешь коснуться середины ладони, я чувствую, что сейчас нам обоим это важно.
Я пытаюсь сосредоточиться на фильме, который подходит своей атмосферой, но разочаровывает сюжетом.
Утыкается в плечо;
Держит за руку.
Я мучительно соображаю, влюбилась?
Вокруг полумрак и тепло.
Еще нет.
Но скоро.
Через несколько часов приключений и новых ощущений, поездки на электричке, ссоры с родителями, крепкого сна…
Я осознаю
Впервые
Что перестала
Любить
Спать
Одна.
И теперь наступление ночи не имеет той значимости;
И даже страдание, которое спустя пару месяцев снова подступает, оно больше не приносит удовольствие, я больше не упиваюсь своим страданием, о, ужас;
И одиночество не приносит того удовлетворения, какое интроверт получает от общения с самим собой;
И все внутри корчится, истощается, воет, вопит и сопротивляется.
Уповаю на то, что это окажется глупой выдумкой, фантазией, капризом одиночества.
-это Ваша проблема?
-это моя трагедия.