Великому Бунину. Конюшня
Всюду была своя прелесть!
В конюшне лошади жили своей особой, лошадиной жизнью,
заключавшейся в стояньи и звучном жеваньи сена и овса, особо зимой и осенью.
Как и когда они спали? Когда и их тарантасы.
Это случалось, очевидно, в какие-то самые глухие ночные часы,
а обычно лошади стояли в стойлах и весь день в молоко размалывали на зубах овёс на крупицы,
теребили и забирали в мягкие губы сено и были они все красавицы, –
могучие, с лоснящимися крупами,
коснуться лошадей было большое удовольствие, особо когда гладишь их руками,
все были с жёсткими, до земли, хвостами и женственными гривами,
с крупными лиловыми глазами,
которыми они порой грозно и дивно косили, особо под вечер,
напоминая нам то страшное, что рассказывал кучер:
что каждая лошадь имеет в году свой заветный день,
день Флора и Лавра, когда она норовит убить человека, это ей – что лягнуть пень –
в отместку за своё рабство у него, за свою лошадиную жизнь,
заключающуюся в постоянном ожиданьи запряжки, но в ней не отдыхать,
а в исполненьи своего странного назначенья на свете –
только возить, только бегать...
А в каретном сарае стояли беговые дрожки, тарантас,
старозаветный дедушкин возок для нас;
и всё это соединялось с мечтами о далёких путешествиях, где б все дороги знал ямщик,
а в задке тарантаса обязательно был бы необыкновенно занятный и таинственный дорожный ящик;
возок тянул к себе своей старинной неуклюжестью и –
тайным присутствием чего-то оставшегося в мире от дедушки...
–––––––––
Иван Бунин. Жизнь Арсеньева.
КНИГА ПЕРВАЯ. (Отрывок.)
VII
Всюду была своя прелесть!
В конюшне жили своей особой, лошадиной жизнью, заключавшейся в стояньи и звучном жеваньи сена и овса, лошади. Как и когда они спали? Это случалось, очевидно, в какие-то самые глухие ночные часы, а обычно лошади стояли в стойлах и весь день в молоко размалывали на зубах овес, теребили и забирали в мягкие губы сено, и были они все красавицы, могучие, с лоснящимися крупами, коснуться которых было большое удовольствие, с жесткими хвостами до земли и женственными гривами, с крупными лиловыми глазами, которыми они порой грозно и дивно косили, напоминая нам то страшное, что рассказывал кучер: что каждая лошадь имеет в году свой заветный день, день Флора и Лавра, когда она норовит убить человека в отместку за свое рабство у него, за свою лошадиную жизнь, заключающуюся в постоянном ожиданьи запряжки, в исполненьи своего странного назначенья на свете -- только возить, только бегать...
А в каретном сарае стояли беговые дрожки, тарантас, старозаветный дедушкин возок; и все это соединялось с мечтами о далеких путешествиях, в задке тарантаса был необыкновенно занятный и таинственный дорожный ящик, возок тянул к себе своей старинной неуклюжестью и тайным присутствием чего-то оставшегося в мире от дедушки...
Свидетельство о публикации №115080508573