И летний дождь прошёл...

И летний дождь прошёл, и облака кивок
позвал тебя в свои лазури безвозвратно.
И заструился от земли пар. Кипяток
обжёг закат. На тёмном горизонте пятна

от этого ожога. Отсыревший парк
пропах кустарниками пурпурных азалий.
Ворона в купине пророкотала «карк!»
Ты потеряла пряжку от своих сандалий.

Да, полно! Тоже скину туфли! Босиком
давай с тобою в заросли бежать, поглубже!
Там, неожиданно, от птичьих глаз тайком
тебя я поцелую, бросив наземь тут же.

Тут зеркала небес и нет других зеркал,
единорог зовёт в чащобу ржаньем трубным.
Давно садовник старых троп не просекал,
и статуи покрыты слоем изумрудным.

Их тысячи, они из множества времён,
они стоят –  империй догоревших знаки.
Вон, девушка с веслом, с кифарой Аполлон,
на части Актеона рвущие собаки.

Нам что до них? Поляну наполняет стон,
напор усиливаю, мглы висит завеса.
Краснеет пионер с трубой, но Аполлон
глядит с антично-современным интересом.

Идёт волна золотокудрого руна,
и обволок сердца богами мир сулимый,
но девушка с веслом сменяется вдруг на
с косой старуху говорящею: «Любимый…»

И Персефона, открывая рот, твердит:
«Есть в аромате страсти жжёный запах смерти…»
Она права. Её дыхание смердит,
но, страсть и смерть – всё на планете по примете

Я выйду вон из парка, выйду вновь один,
и зарядят дожди посмертно и натужно.
Когда вернусь домой, приму валокордин,
мне надо выспаться, а ночью будет душно.