Великому Бунину. На огородах

Жизнь Арсеньева. На  огородах.

  Но уж где было настоящее богатство всякой земляной снеди,
так это на  огородах...
можно было запастись  посоленной  коркой чёрного хлеба, как и делали дети, 
и есть длинные зелёные стрелки лука
с серыми зернистыми махорчиками на  остриях и, отмыв от земли в речных водах, –
красную редиску, белую редьку, маленькие, шершавые и бугристые  огурчики,   
которые так приятно было  искать,  шурша  под  бесконечными   ползучими  плетями, красивыми, хоть и в беспорядке,
лежавшими  на рассыпчатых грядках...
      На что нам было всё это, разве голодны  мы были?
Нет, конечно, но мы за этой  трапезой, сами  того  не сознавая,
приобщались самой земли, маленького рая,
всего того чувственного, вещественного, из чего создан мир всего нашего края.
    Помню: Cолнце  пекло всё  горячее траву
и  каменное  корыто  на дворе, воздух  всё тяжелел,  тускнел; покрывая дубраву,
облака  сходились всё медленнее и теснее  кругом
и наконец стали подёргиваться  острым малиновым блеском, 
    стали  где-то, в самой глубокой и звучной высоте своей погромыхивать, 
а  потом греметь, раскатываться  гулким гулом  всё сильнее
и разражаться мощными ударами да всё полновеснее, величавей, великолепнее...
   Был  потом мрак, огонь, ураган над всей дубравой, садом, 
обломный ливень с трескучим градом,
всё и всюду метало, трепетало,
казалось гибнущим, сверкало...
Зато какое облегченье настало  потом, 
когда  всё стихло,  успокоилось,
всей  грудью вдыхая невыразимо-отрадную сырую свежесть пресыщенных  влагой  полей...   
всё улеглось...

–––––––––
Иван Бунин. Жизнь Арсеньева.
КНИГА ПЕРВАЯ. (Отрывок.)
VI
Но уж где было настоящее богатство всякой земляной снеди, так это на  огородах.... можно было запастись  посоленной  коркой черного хлеба  и  есть длинные зеленые стрелки лука с  серыми зернистыми  махорчиками на  остриях, красную  редиску,  белую редьку, маленькие, шершавые и бугристые  огурчики,   которые так приятно было  искать,  шурша  под  бесконечными   ползучими  плетями,  лежавшими  на рассыпчатых грядках... На что нам было все это, разве голодны  мы были? Нет, конечно, но мы за этой  трапезой, сами  того  не сознавая, приобщались самой земли, всего  того чувственного, вещественного,  из чего создан мир. Помню: солнце  пекло все  горячее траву  и  каменное  корыто  на дворе, воздух  все тяжелел,  тускнел, облака  сходились все медленнее и теснее  и наконец стали подергиваться  острым малиновым блеском,  стали  где-то, в самой глубокой  и звучной высоте своей погромыхивать,  а  потом греметь, раскатываться  гулким гулом  и  разражаться   мощными   ударами  да  все  полновеснее,  величавей, великолепнее ... Был  потом мрак, огонь, ураган,  обломный ливень с трескучим градом,  все и всюду металось,  трепетало, казалось  гибнущим... Зато какое облегченье настало  потом, когда  все стихло,  успокоилось, всей  грудью вдыхая невыразимо-отрадную сырую свежесть пресыщенных  влагой  полей...