Пиррова победа вариативности

В течение десятилетий советская образовательная система считалась одной из лучших в мире. После запуска Советским Союзом первого спутника Земли многие страны стали углубленно изучать, а местами и копировать советское образование. В 1958 году в американском журнале Life вышла статья о кризисе образовательной системы США, построенная на сопоставлении жизни советского и американского школьника. После статьи было проведено сравнительное исследование советской и американской школьных систем и сделаны соответствующие выводы. Первый состоял в необходимости улучшения собственной системы. Второй — в ослаблении конкурента путем разрушения его системы образования. То есть, была объявлена война с образованием.

В последующих статьях, посвященных этой теме, мы намерены обсудить реформы образования, проводившиеся в советский период. И попытаться найти ответ на вопрос, чем являлись не слишком удачные реформы — следствием недальновидности отечественных реформаторов или же этапами большой войны, направленной на наше ослабление. Пока же констатируем очевидное: окончательное обрушение советской образовательной системы произошло в годы перестройки.

Но прежде чем приступить к обсуждению войны с образованием, определим, что такое образование, против чего ведется война.

Образование — это передача от поколения к поколению всех накопленных знаний, навыков, духовных богатств. В русской дореволюционной и советской традиции образование, помимо обучения (передачи знаний, умений и навыков), включало в себя и воспитание (формирование личности человека). В СССР с детских лет человека рассматривали как будущего строителя коммунизма, а значит, школа должна была воспитывать учащихся в соответствии с системой ценностей, задаваемой коммунистической идеологией.

Разрушение СССР и постсоветское реформирование РФ были основаны на разрыве с советским прошлым, поношении этого прошлого, дискредитации всего, что осуществлялось в «чудовищном Советском Союзе». Если все так дискредитируется, то образование оказывается подударным. И неважно, что оно было лучшее в мире! Его надо дискредитировать, потому что оно — важнейшая часть наследства «проклятого советизма».

Если отбрасывать «проклятое советское прошлое», в котором ставка делалась на воспитание, и выворачивать все наизнанку, да еще подгонять это «шиворот-навыворот» под либеральные западные стандарты, то что делать с воспитанием как элементом образования? Его надо выкинуть на свалку! Тем более что образование предполагает передачу не только знаний и навыков, но и духовных богатств. А теперь вообще нужно отказываться от понятия «духовные богатства», «идеалы». То есть отбрасывать не только конкретные советские духовные богатства и идеалы, но и саму необходимость обладания духовными богатствами и идеалами. А также необходимость передачи их от поколения к поколению. Если это не разгром образования, то что это?

Для того чтобы не быть заподозренным в предвзятости и дилетантизме, даю слово ректору Московского гуманитарного университета, доктору философских наук И.;М.;Ильинскому: «В 1994 г. воспитательная функция была изъята из школ и вузов; воспитатели оказались без работы... Так продолжалось около пяти лет, пока не пришло озарение: «С исчезновением воспитания в России исчезло и образование, а осталось только обучение». Тогда министр образования тех лет В.;М.;Филиппов выступил в «Российской газете» со статьей «Не хочу быть министром обучения!»

Под руководством Ильинского был подготовлен доклад Комитета РФ по делам молодежи Правительству России, где доказывалась ошибочность такого изъятия. Правительство признало доклад «очернительским» и запретило рассылать его в регионы.«Но через пять лет воспитательную функцию вернули в школы и вузы, признав ее изъятие ошибкой, — пишет Ильинский. —Однако кадры воспитателей, знания и опыт в этой области были утрачены. Несколько лет школьники и студенты были лишены наставников и советчиков, в которых так нуждаются становящиеся ум и душа… Огромный вред нанесла России эта «рекомендация».

Мы уже говорили о том, что бездумное отбрасывание всего советского даже в случае, если это советское давало великолепные результаты (а с образованием это, безусловно, было именно так), сочеталось у наших постсоветских реформаторов с таким же бездумным копированием западных образовательных стандартов. Причем именно либеральных. А нигде западный либерализм не является столь вредоносным, как в образовательной сфере.

Изымая воспитание из системы образования, наши горе-реформаторы ориентировались на наиболее либеральные английскую или американскую системы образования, для которых характерны изъятие воспитательной компоненты и отстраненность государства от процесса обучения. Вот что об этом говорил английский педагог XIX века Фитч: «Департамент народного образования существует для того, чтобы помогать деньгами и всеми другими способами всякому добросовестному труду на пользу народного образования, а не для того, чтобы навязывать всей нации свои педагогические теории и указывать, кого и как следует учить».

Такая ориентация на западный либерализм входила в глубочайшее противоречие не только с нашей советской, но и с досоветской системой образования. В России государство занималось образованием всегда. И, между прочим, далеко не худшим способом.

В 1802 году было учреждено Министерство народного просвещения (МНП) и объявлены совершенно новые и очень продвинутые для своего времени принципы, положенные в систему образования и реализованные на деле. Первый из этих принципов — бессословность учебных заведений. Вдумаемся — начало XIX века. Крепостное право. Объявить при этом одним из основных принципов бессословность... Смелое решение, не правда ли?

Второй принцип — бесплатность обучения на низших ступенях.

Третий принцип — преемственность учебных программ.

Централизованная система образования в Российской империи, основанная на четырех разрядах учебных заведений (одноклассные приходские училища, трехклассные уездные училища, семилетние губернские училища или гимназии, и наконец, университеты), была весьма и весьма продвинутой. При этом МНП ведало уставами и правилами учебных заведений, назначением и перемещением преподавателей, снабжением учебных заведений учебными пособиями и книгами. И занималось этим не худшим способом.

Да, в 1828 году бессословность была фактически отменена школьным уставом, который привязал названные выше разряды учебных заведений к сословиям (низшим, средним и высшим). Но в 1864 году вновь было введено всесословное образование. В гимназии принимали детей всех сословий, способных оплатить обучение.

К сожалению, всеобщего обязательного образования в Российской империи не ввели. И это, безусловно, оказалось одним из факторов ее обрушения.

Ввели всеобщее обязательное бесплатное образование именно большевики. И в этом их огромная историческая заслуга. Причем большевики не просто ввели такое образование. Они начали с огромной страстью ликвидировать неграмотность, приобщать к культуре и знанию представителей социальных низов.

Конечно, новая большевистская система образования строилась методом проб и ошибок. Но по завершении переходного периода она приобрела очень понятный и убедительный характер. В сжатом виде можно это сформулировать так. Советская система взяла все лучшее из традиций классического досоветского образования и соединила это лучшее с принципом бесплатности и общедоступности. При этом с учащимися не цацкались — по крайней мере, на том этапе, когда функционировала именно классическая система советского образования. Нравится это кому-то или нет, но в качестве классической советская образовательная система функционировала именно при Сталине.

Итак, с учащимися не цацкались, а соединяли заботу о представителях социальных низов, получающих образование, с требовательностью. Это-то и давало очень высокие результаты. Кроме того, советская школа искала и находила новые формы воспитания, позволявшие уйти от палочной дисциплины, травмировавшей досоветское образование. И при этом избежать анархии, распущенности, снижения образовательных стандартов.

Разумеется, советская образовательная система сохранила ту разумную централизованность, которая была свойственна досоветской образовательной системе. Сохранила она и свойственные нам традиции коллективизма и взаимопомощи. Правомочно ли при этом обвинять советскую образовательную систему в излишней унификации? Думается, что эти обвинения носят ложный, тенденциозный характер.

Во-первых, что такое «излишняя унификация»? Великая русская традиция, пронизывающая все сферы нашей жизни, основана на симфонизме. То есть единстве общих стратегических принципов, сочетаемом с вариативностью. А.Н. Леонтьев называл это «цветущей сложностью». Разве не было этой «цветущей сложности» в советском образовании? Разве у нас не было спецшкол, интернатов для особо одаренных детей? Разве у нас не было очень своеобразных школ для детей с теми или иными отклонениями? Чего стоила, например, знаменитая школа Ильенкова для слепоглухонемых, один из выпускников которой стал доктором психологических наук! Разве у нас не было ПТУ, позволивших за беспрецедентно короткий срок создать высококачественный рабочий класс?

Все эти великие достижения были беспощадно разгромлены постсоветскими реформаторами, которые безумствовали на ниве образования даже более оголтело, нежели в иных сферах. Их действия нельзя назвать иначе, как войной с образованием. Разве не войной с образованием являются заявления высоких лиц, отвечающих за образование, в которых прямо говорится, что мы не страна первого мира, и нам нужны стандарты образования, позволяющие правильно функционировать в качестве страны третьего мира? Страны, способной что-то копировать, действовать на подхвате у стран первого мира, используя так называемые отверточные технологии.

В рамках какой концепции, какой стратегии, какой доктрины проводится нынешняя образовательная политика? Ведь не может быть образовательной политики вообще. Мы хотим стать страной первого мира? Но становятся ли странами первого мира по своему желанию? Первый мир — это закрытый клуб, куда должны впустить, и где действуют подходы и принципы, отшлифованные за столетия. Мы столетиями исповедовали другие подходы и принципы. И просто не сумеем перестроиться за короткие сроки. Да и зачем нам перестраиваться в той же сфере образования, если американцы — как главная страна первого мира — подстраивались под нас?

Мы хотим стать страной третьего мира? Но это унизительно и невозможно. Унизительно потому, что это чудовищное падение. А невозможно потому, что, так пав, мы не удержим страну, которая уже вкусила от стандартов иного, не третьемирского, бытия.

И Российская империя, и Советский Союз были вторым миром, постоянно спорящим с первым миром. И в этом втором мире действовали свои подходы во всех сферах, включая сферу образования. Эти подходы давали блестящие результаты. И чего ради надо было от них отказываться?

Но ведь отказались, тупо переходя на банальные либеральные схемы, якобы позволяющие осуществлять более эффективное «вариативное обучение». Вариативное, говорите? В каких рамках будет осуществляться вариативность? И каков будет ее практический результат?

В педагогическом энциклопедическом словаре 2002 года говорится, что принцип вариативности вводится для преодоления унификации и единообразия образования. «Вариативность образования, в конечном счёте, нацелена на обеспечение максимально возможной степени индивидуализации образования». Она осуществляется через создание многообразных образовательных программ, учреждений, плюрализм и гибкость этих программ, учебников. Через возможность выбора образовательных технологий.

Что такое «максимально возможная степень индивидуализации образования»? Максимальная — значит, каждый индивидуум получает свое образование. И как после этого собравшиеся вместе индивидуумы будут работать на одном заводе или в одном институте? Надо же, максимальная индивидуализация! Сказали бы хотя бы — оптимальная. И задали критерии оптимальности. Но критерии задают тогда, когда хотят добиться определенного позитивного результата. А когда воюют, разрушая создаваемое веками, то гораздо проще говорить о максимальной индивидуализации, то есть о максимальной деструкции.