Законы просты

Рано встал, приготовил еды в дорогу. Оделся,
Закинул разгруз и полез до восхода в полесье,
Кругом браконьеры, бандиты сердитые, хоть убейся,
Но у меня на тот счет инструменты имеются,

Треть часа думал о собаке сдохшей, да о жене бывшей,
Потом на холм взбирался дольше. Много сил вышло,
Прислушался, еле слышно где-то, но громче мыши,
Кто-то кружится возле телевышки лыжной,

Двинул в чащу, следы гостей не прошенных,
Помню раньше, тут двигались осторожнее,
Зная наших, прежних, егерь им таможня,
Я им и как судья. А впереди строение брошенное,

Трава примята. Вскинул обрез. Вошел в барак,
Справа упырь да бес, слева анёл и малак,
В груди страх, но пара. Вперед шаг, ступила нога,
Скрип половиц. Вот дыра! Никого. Пустота.

Сел за стол. Теплый стакан. Консервы. Крошки,
Нож еще в масле. В дыре пола сорняк проросший,
Окурок между сырых досок, в углу, небрежно брошен,
Стало больше вопросов, но ответ вскоре возможен.

Подождал пока стемнело, гвоздик скреб на стенах,
Нарисовал большого человечка и домик ему по колено,
Но у других было дело, шли шумно и смело,
Тащили тяжести, двоих из четверых спиртное грело,

Остановились у входа, глядят, что-то не так,
Вроде колода на вольтах, но один не дурак,
Почуял запах беды и пошел в кусты в полумрак,
Я достаю ТТ из кобуры, слежу из-за угла...

Двое вошли не спеша волоча тушу оленью,
Высокий худой - стал мне хорошей мишенью,
Пуля вошла в шею, по моему первому мнению,
Но того хватило, а второго лишаю зрения.

Голова кричала ртом, кашель кровью лил,
Третий куда попало из гладкоствольного палил,
Пожалел циклопа с половиной черепа и сил,
Но не тут-то было, его свой же и завалил,

Значит вечер удался, эвтаназия проведена,
Вор видимо умаялся, тишина, штаны полны говна?
А может уже порвались, но это же не беда!
Заштопаю иглой, калибра семь шестьдесят два...

Надоели горы! Магомед сам пошел в лес,
Шекспир говорил ад пуст, все бесы здесь?
Амфитеатр вмещает тут невозможно много мест,
Но похоже безбилетник не увидит больше пьесс.

Третий браконьер, сошел с ума, застрелил себя,
Значит остался зассыха, но не осталось следа?   
Среднего роста, с виду килограмм шестьдесят,
Срежу через косогор. Успею. Отыщу беглеца,

Сбросил обрез в подпол. Нож при мне, на ремне,
Полным ходом по полю, где на ладони все, при луне,
К холму. За оврагом, лежит там, ждет, схрон с СВД,
Вот теперь началась на врага охота - это уже по мне.

Ладони вспотели. Сердце колотится. Отдышался,
В перекрестье наводится треск сучков. Отстрелялся,
Крик возвестил, что кричащий убит и в этом признался,
Пусть знают. Смерть лишь здесь водится, кто еще не наигрался.

До восхода не много. Обратно дорога. Скорей спать на печи,
Сны о прошлом Афгана. На душе старые раны вспоминать. Лечить,
Ворошить бы поменьше, но былое как клещи, придется тащить,
Пусть минувший вечер, сезон гостей и их встречи скорее прошли.

На плечи взгромоздились Белобог и Чернобог, ворохи, мечты,
Пока ноги шли. Сторожка ближе. Трофеи позади, кормят костры,
Люди знают, в лесу должны петь птицы, цвести цветы,
Еще зверям и людям полезно врознь жить, законы просты...

Ветеран устало брел в дом, где портреты деда в тельняшке,
Где в огороде с множеством ран захоронено тело друга-дворняжки,
Где адрес городской многоэтажки комбата на бумажке,
Шторка мятая, скатерть на столе с заплатою, и дыхание пятого... 

P.S.

У меня в руках нож острый, бреет мне бороду,
Раз не дышат ноздри, не себе, не другим... поровну.
Законы просты, мама прости, а пластилин после,
Кому писать холсты, кому строгать кресты,
Наверху вероятно не спросят: Вы тельцы? Или стрельцы?
Не держал нос по ветру? Не плач, бери леденцы...
В городе не выжить было, менты-козлы,
Облавы, загоны на флажки, погоны, кошельки,
Законы просты, мама, но в бетоне нет кислорода,
А на свободе, тем более в лесу, его много вроде,
Завтра нож меня накормит тут, согреет кишки,
Жаль нарвались на охотника, окоченели корешки,
Но не надел очки, меня не заметил в ночи,
Теперь посплю за него на печи, поем куличи...