Шибальба

Два брата, явившись в царство мертвых,
Имя которому Шибальба,
По приглашению вестников гордых,
Два повелителя – два раба,

Игру разделили с владыками смерти,
На кон поставив земную власть.
Немало кругов совершила планета,
Когда упала неверная масть.

В момент обернувшись, в крылатом обличье,
Четыре совы и владыки теней
Предстали пред братьями в образе птичьем
В мерцании пламенно-жгучих огней,

Срубили им головы враз, без пощады,
Священному дереву в дар возложив.
Бесплодное дерево мертвого сада
Объяло их ветвями, тотчас ожив.

Взросли среди листьев могучие плоды
Прекраснее солнца и ярче огня.
И запах их плыл за далекие своды,
Бабочек призрачных в сети пленяя.

И там, где головы ране висели,
Боле не видно юных черт.
Духом впитавшись, полнеет и спеет
Дерево-жизнь и дерево-смерть.

Легенды о нем облетели границы.
И царства земные познали пути.
Так, дочь одного из царей, любопытству
Поддавшись, решила дорогу найти.

И вот одиноко спустившись к подножью
Могучего дерева, кликнула вслух:
«Ах, что за плоды! Не вкусить невозможно
Их мякоть. И столь чародейственный дух

Внимаю всем телом. И смерти нет боле.
А если и есть. То умру ли я вмиг,
Отведав тот плод, что так манит собою,
Листву освещая, как солнечный блик?»

И череп, что был головою когда-то,
А ныне дитя благородных ветвей,
Ответил ей: «Странница дивного сада,
Что ищешь ты здесь, среди мертвых аллей?

Ты, будто бы бабочка, падаешь в сети.
Твой взор одурманен, а вера слепа.
Вокруг оглянись. Это дерево смерти,
А плоды манящие – лишь черепа».

«Пусть так! Только сок их сладостней меда».
Страсть одолела девичью прыть.
«Мне не страшны муки исхода,
Только бы малую долю вкусить».

И протянула руки под крону
К самому плоду, что с ней говорил.
Теплая влага омыла ладони
Юной принцессы далекой земли.

Но посмотрела на руки принцесса,
Заговорил ее дивный плод,
Вмиг растворившись, влага исчезла.
Кожа впитала прозрачную плоть.

«Дар мой прими – безграничное чудо.
Он сотворит тебе двух сыновей.
Чистым лучом в твоем чреве пребудет,
Новою жизнью мертвых костей.

Так поколенья возродятся. Образ
В детях моих будет жить. И теперь
Ты мои руки, глаза и мой голос,
Солнечный свет и сияющий день».

Так поднялась она. Солнце узрела
И возвратилась в родные края.
Месяцы шли. Предсказание зрело
В теле прекрасном. И день ото дня

Тайна ее становилась яснее
Взору отца. И созвал он совет,
Чтобы мудрейших просить, как смелее
Вырвать из уст ее верный ответ.

Падшей блудницей ее почитая
И в наказание смертью страша,
Вызвал отец свою дочь на признанье,
Должный к ответу ее вопрошать:

«Чьи это дети, которых ты носишь
В чреве своем, моя дочь? Не таись».
«Тайны здесь нет. Это чудо. Ты просишь.
Так я отвечу. То новая жизнь.

Мертвого сада сиянье ночное.
Жизнь, порожденная кровью отца.
Дух мертвеца в колыбели покоя,
Вновь обретающий черты лица.

Клятву даю, что не знала мужчины…»
«Жалкая лгунья. Блудница. Позор!
Мне не поведав достойной причины,
Ты сотворила себе приговор!»

В гневе владыка в покой удалился.
Вновь созывал он мудрейший совет:
«Дочь моя боле не дочь мне. Блудница!
Лживая бестия в юности лет.

Вот мое слово. Сегодня же ночью
Грязную плоть ее в жертву заклать.
Сердце горящее, что кровоточит
В тыквенной чаше совету подать».

Четверо вестников, вскинув на плечи
Бедную девушку, двинулись в путь.
Взяли и чашу и каменный меч,
Дабы изрезать девичью грудь.

Вестники-совы несли свою ношу.
Жертва взмолилась: «Нет, это не ложь!
Вы не убьете меня. Невозможно,
Чтобы вершило все слово вельмож.

Дети во мне – это дар, не проклятье,
Мертвого сада живая душа,
Ваше святилище – дерево счастья.
Я к нему этой тропою пришла

И попросила. И внемлела чудо
Кожей, глазами, всем духом своим.
Я этот миг никогда не забуду,
Чистой, святой, сокровенной любви.

К вам уповаю, О, вестники мертвых!»
Так прозвучала принцессы мольба
В каждом узоре уснувшей природы,
В каждой росинке в тени Шибальба.

Странники смерти ей отвечали:
«Сердце, сраженное острым мечом,
В жертвенной чаше подать обещали
Мудрым советникам с первым лучом.

Но и для нас ты отныне святыня.
Чистая вестница. Первая Мать.
Жизнь пробудится и в мертвой пустыне.
Семенем света покроется тьма.

Алыми струями хлынул из древа
Сильный поток и полился на дно
Тыквенной чаши. Заполнились стены
Кровью сгустившейся, будто вином.

Плотно друг к другу частицы сжимались
Теплого сока в нечно одно.
Девушка, к странникам взор обращая,
Тихо промолвила: «Это оно».

Сердце лиловое, словно гранат,
Чашу насытило сладким дурманом.
И встрепенулся таинственный сад,
Силы воздав своему талисману.

Девушка чашу прижала к груди
И, передав ее вестникам смерти,
Повелевала совету нести
Ложный трофей, укрывая подмену.

«Им не пленить мое сердце отныне.
Будущим детям оно отдано.
Пусть воспылает слепая гордыня
Властной жестокости черным огнем.

Пусть им достанутся череп и тело
Мнимой распутницы. А на костре
Угли погаснут. Развеется пепел
Утренним ветром. Настанет рассвет.

Луч новый день принесет и откроет
Скрытую ночь, поведет за собой.
Нет, не убийцами быть вам. Покоем
Жить суждено, охраняя любовь».

С первым лучом ожидали ответа
В полном собрании мужи. Тотчас
В залу ступили прислужники смерти
С жертвенной ношей в руках: «В этой чаше

Сердце ее». И владыка промолвил:
«Бросьте в огонь эту адскую плоть,
Чтобы не ведал и в смерти покоя
Дух ее темный, и грешный приплод».

Только настигло священное пламя
Преданый жертве ложный трофей,
Как воспарила сизая стая,
Вестников-сов из открытых дверей

В небо. Развеялся утренним ветром
Жаркий костер. И на месте его
Вырос цветок, озаренный рассветом,
Ярче, чем солнце, прекраснее слов.

В сад сокровенный в обличии птичьем
Вестники прибыли. В полной луне
Древо цвело. В изумрудном величье
Крона раскинулась. И в вышине

Взор их увидел звезду. Ее крылья
Благостным светом затмили луну.
В дивном потоке владыки узрили
Жизнь породившую мать и жену.

Первый потомок наследовал вечность,
Где существо начинает исток.
Властью второму дана бесконечность.
Там, где душа преступает порог.

Дух бытия, выходящий из чрева,
Первый Отец в саду Шибальба,
Корни пустившее, мертвое древо,
Ввысь уходящее древо – Сейба.

03.08.2015.