Про двух кумов. Закарпатская сказка

     В каком-то городе, не в нашей округе, была большая ярмарка.
Собрался на торговище один бедный портной. Идёт, идёт и по дороге
встречает кума-хлебороба. А до города было ого-го как далеко, и они
договорились так, что будут в дороге вместе, чтобы помогать друг
другу. И действительно, почему бы и нет? Где это видано, чтобы кум
не помог дорогому куму?
     А когда добрались до города, то первым же делом сговорились,
где должны встретиться, чтобы отправиться обратно домой.
     Портной потратил на торговище последние деньжата — остался у
него один крейцер. А у кума-хлебороба осталось ещё кое-что на
обратный путь. Два попутчика начали жаловаться на судьбу — какие они
бедные и несчастные, и, наконец, портной попросил кума-хлебороба:
     —  Послушай, послушай, мой кум дорогой, не мог бы ты дать мне
поесть?
     —  Конечно, мой друг, почему бы и нет? — ответил ему хлебороб
и дал портному еды и питья — всё то же, что пил-ел он сам. На
последней остановке не забыли заглянуть и в корчму. Кума-хлебороба
сморила дорога и ему не повредил бы теперь какой-нибудь глоток-другой
водки. Но у него осталось только пять крейцеров, а за такие
деньги не дали бы выпить на двоих — один бокальчик стоил шесть
крейцеров. Тогда портной сказал куму, что у него остался всё же один
крейцер и, если очень надо, то одолжит ему и последний.
     Кум-хлебороб задумался. «Ну дела! — подумал он про себя, — за все
три дня, что мы были в пути, я давал ему есть и пить, а теперь он даёт
мне свой крейцер взаймы и не может меня угостить. Да бог с ним,
взаймы, так взаймы.»
     Взял мужик тот крейцер, заплатил за водку и выпили оба.
     А когда дошли они до своего села, портной спрашивает кума-
хлебороба — когда тот отдаст крейцер? Хлебороб на то ответил,
чтобы он не беспокоился, потому что через неделю получит он свой
крейцер назад. На том кумовья и раскланялись.
     Неделя пролетела так быстро, словно её и не бывало. И портной
проведал хлебороба — зашёл сказать, чтобы тот отдал свой долг. Но
крестьянин нигде не мог раздобыть того крейцера и попросил ещё
неделю подождать.
     —  Ладно, добро, пускай так и будет! Неделю ещё подожду, —
согласился портной.
     Вторая неделя пролетела ещё быстрее и кум-портной снова проведал
кума-хлебороба с одной только целью — попросить свой крейцер. Но
крестьянин не мог и теперь отдать свой долг. И, не зная, что ему сказать,
как выкручиваться снова, чтобы избавиться поскорее от этого
взаимодавца, прикинулся кум-хлебороб мёртвым. Жонка так заливалась
слезами над своим муженьком, что аж страшно было слушать, как
йойкает.
     —  Чего ты так плачешь? — спросил портной.
     —  Да как же не плакать, — ответила жонка, — когда уже муж мой
лежит распростёртый, без признаков жизни и взгляд его мёртвый!
     Кум-портной, как на поминках, начал вспоминать, какой хороший
челядник[1] умер и сказал, что хочет за него помолиться. Взял огарок
свечи, зажёг и поставил мёртвому на́ нос, а сам стал на колени. Свечка
быстро догорала и кум-хлебороб зашевелился. Увидел это кум-портной
и радостно позвал куму:
     —  Беги, кумушка, сюда, ибо муж твой пробуждается! Он жив! жив!
     И сразу задул свечку на ку́мовом носу и начал упрекать, что не
стоило из-за одного крейцера убегать на тот свет.
     На этом они снова договорились, что портной подождёт ещё одну
неделю. Но бедный хлебороб так и не раздобыл ему этот крейцер.
Что тут поделаешь? Думал он, думал — да и сколотил себе гроб. Потом
вынес его на чердак, а когда увидел, что портной идёт по долги, залез
в этот гроб и лежит. Жонка стала плакать-заливаться, аж билась и
кричала до беспамятства. Взаимодавец подошёл и спрашивает куму:
     —  Чего ты так плачешь, кума?
     —  Да как же не плакать, — ответила жонка, — Случилась беда в
этом доме, мой муж... недолго пожил после прошлого раза... и вот его
нет — мой муж снова умер.
     —  А где он?
     —  Ой, на чердаке он, в гробу!
     Кум-портной вылез на чердак, взял гроб на плечо и потащил его
вниз, потом, не сказав куме ни слова, потопал со своей ношею прочь.
Но его повело кругами, потому что зашёл он в лесу в такие дебри,
откуда не знал дороги ни домой, ни куда-то ещё. Пришлось идти
наугад — не мог он бросить кума-хлебороба. Правда, очень уже
измучился от тяжкой своей ноши. Вот уже и ночь мину́ла, развидне-
лось, а портной всё не знал, куда податься. Идёт он идёт и вот перед
ним появился огромный дом. Зашёл он туда, чтобы чего-то поесть.
Положил тяжкий гроб в сенях, а сам вошёл в первую комнату и видит
длинный стол, накрытый на шестнадцать человек. Зашёл в другую,
а там — сабли, ружья, пистолеты и другое оружие. А в третьей комнате,
свалены в кучу, лежали убитые люди. Портной застыл от страха и уже
не надо было ему ни есть, ни пить. Услышал он, что в дом вошли
какие-то люди и быстро залез в постель под покрывало.
     Когда хозяева дома, а это были бандюки-разбойники, пришли
пообедать, один из них говорит:
     —  Какой боженька добрый, помнит про нас, вот и дров нам
подкинул! — так он подумал о гробе, лежащем в сенях.
     Вошли они и высыпали посреди комнаты страхоту деньжищ —
целую гору. А один из побратимов схватил топор и засадил его с
размаха в гроб. Кум-хлебороб с перепугу начал кричать. А портной
под постелью подумал, что кума-хлебороба уже убивают и тоже
поднял крик. Разбойники от такой неожиданности разбежались в
разные стороны, забыли и про обед — каждый бежал куда глядели
глаза, обезумев от ужаса.
     А два кума повылезали — один из гроба, другой из постели, сели
к столу и угостились. Потом мирно начали делить огромную кучу
золота и серебра. Меряли каждый свою долю шапками. Но когда всё
поделили кум-портной снова вспомнил и потребовал, чтобы кум-
хлебороб отдал ему крейцер. Слово за́ слово и поссорились так, что
хлебороб швырнул портному в голову полную шапку золотых монет.
А один разбойник вернулся, чтобы что-то подсмотреть и как раз
увидел в окно эту ссору. И тут же бросился наутёк, как ошпаренный,
потому что подумал, что это деруться черти. И разбойники со страху
дали дёру — побежали так, что уже и не вернулись.
     А два кума с большими деньгами подались домой, помирились и
мне верится, что живут они мирно до сих пор.



1. Челядник — ремесленник у цехового мастера в городах Польши
     и Великого княжества Литовского.


Перевод с украинского языка
и литературная обработка 27.07.2015



На Закарпатье народные сказки начали записывать  в 60-70 годах 19 века.
Эту работу начал юрист, переводчик, фольклорист Михаил Финцицкий,
который жил в центре Ужгорода (мемориальную доску, установленную ему,
можно увидеть на улице Духновича, если подниматься к Кафедральному собору).
В конце века было собрано немало текстов, но издать, из-за недостатка
средств, их не удалось. Тогда Михаил Финцицкий перевел собранные сказки
на венгерский язык, но и их издать было не суждено, ведь помешала
І Мировая война: украиноязычная рукопись исчезла. И только в 1970 году,
т.е. спустя почти 100 лет, нашли и напечатали венгерский вариант,
из которого уже впоследствии Юрий Шкробинець сделал переводы, и сказки
вышли  под названием «Тайна стеклянной горы». Из этой книги эта сказка.




                ПРО  ДВОХ  КУМІВ

    У  якомусь  місті,  не  в  нашій  околиці,  був  великий  торг.
Зібрався  на  торговицю  один  бідний  швець.  Йде,  йде  і  по
дорозі  зустрічає  кума-хлібороба.  А  до  міста  було  геть  да-
леко,  і  вони  домовилися  так,  що  у  дорозі  будуть  разом,
аби  допомагати  один  одному.  Та  й  чому  би  ні?  Чому  би
кум  не  допоміг  дорогому  кумові!
    А  коли  прийшли  до  міста,  то  найпершим  ділом  погодили
між  собою  те,  де  мають  зійтися,  аби  разом  рушати  додому.
    Швець  витратив  на  торзі  останні  грошенята  —  залишив-
ся  в  нього  один  крейцер.  А  в  кума-хлібороба  ще  дещо  бу-
ло  на  зворотну  дорогу.  Два  подорожні  почали  скаржитися
на  долю,  і  бідкання  закінчилися  тим,  що  швець  попросив
кума-хлібороба:
    —  Слухай  сюди,  куме,  чи  не  дав  би  ти  мені  поїсти,  доки
дійдемо  додому?
    —  Та  де  би  ні?  — сказав  хлібороб  і  давав  шевцеві  їсти-
пити,  де  їв  і  пив  сам.  На  останній  зупинці  зайшли  собі
й  до  корчми.  Кума-хлібороба  зморила  дорога,  і  йому  би
тепер  не  зашкодив  якийсь  ковток  паленки.  Та  в  нього  за-
лишилося  вже  тільки  п’ять  крейцерів,  а  за  такі  гроші  не
дали  би  випити  на  двох  —  один  погарчик  коштував  шість
крейцерів.  Тоді  швець  почав  казати  кумові,  що  в  нього  за-
лишився  лише  один  крейцер,  але  як  дуже  треба,  то  пози-
чить  йому  і  останнього.
    Кум-хлібороб  задумався: «Якось тото чудно! —  каже
сам  до  себе. —  За  всі  три  дні,  відколи  ми  в  дорозі,  я  да-
вав  йому  і  їсти  й  пити,  а  тепер  він  на  свій  же  хосен  пози-
чає  мені  один  крейцер.  Ну,  та  вже  най  буде!»
    Узяв  чоловік  крейцера,  заплатив  за  паленку,  і  випили
обидва.
    Дійшли  вони  до  свого  села,  і  швець  звідає  кума-хлібо-
роба  —  коли  той  віддасть  крейцер?  Хлібороб  на  те  сказав,
аби  він  не  журився,  бо  десь  через  тиждень  дістане  свого
крейцера  назад.  На  тому  кумове  й  відклонилися.
    Тиждень  минув  так  швидко,  гейби  його  й  не  було,  і
швець  прийшов  до  хлібороба,  аби  той  віддав  борг.  Та  се-
лянин  не  міг  ніде  роздобути  крайцера  і  попросив  пози¬
чальника  зачекати  іще  один  тиждень.
    —  Ну,  добре,  най  буде!  Почекаю  ще  тиждень,—  при-
став  на  те  швець.
    Другий  тиждень  минув  ще  скоріше,  і  кум-швець  при-
йшов  до  кума-хлібороба  просити  свій  крейцер.  А  селянин
не  міг  і  тепер  віддати  йому  борг.  Та  й  без  того,  аби  знов
хитрити,  захотілося  йому  позбиткуватися  із  кума.  І,  коли
той  увійшов,  кум-хлібороб  прикинувся  мертвим.  Жінка  за-
ливалася  слізьми  над  своїм  чоловіком,  аж  страшно  було
слухати,  як  йойкає.
    —  Чого  ти  так  плачеш?  —  зазвідав  її  швець.
    —  Як  мені  не  плакати,—  відповідає  жінка,—  коли  мій
чоловічок  уже  лежить  простертий!
    Кум-швець  почав  дуже  шкодувати,  що  такий  добрий
челядник  помер,  і  сказав,  що  хоче  за  нього  помолитися.
Узяв  кусочок  свічки,  запалив  її  і  поставив  мертвому  на  ніс,
а  сам  став  на  коліна.  Свічка  швидко  стала  догоряти,  і  кум-
хлібороб  нараз  заворушився.  Увидів  то  кум-швець  і  з  ра¬
дістю  закликав  куму:
    —  Біжи,  кумочко,  сюди,  бо  чоловік  пробуджується!  Він
уже  живий!
    Одразу  задув  свічку  на  кумовому  носі  й  почав  докоряти,
що  з-за  одного  крейцера  не  варто  було  втікати  на  той  світ.
    Тоді  домовилися  знову,  що  швець  почекає  іще  один  тиж-
день.  Але  бідний  хлібороб  так  і  не  змігся  на  крейцер.  Що
було  чинити?  Думав  собі,  думав  та  й  збив  домовину.  По-
тім  виніс  її  на  горище,  а  коли  увидів,  що  швець  іде  по
борг,  ліг  у  домовину.  Жінка  стала  плакати-заводити,  аж  не
пам’яталася.  Позичальник  увійшов  і  звідає  куму:
    —  Чого  ти  так  плачеш?
    —  Як  мені  не  плакати,—  відповідає  жінка.—  Мій  чоло-
вік  помер  знову!
    —  А  де  він?
    —  Ой,  на  горищі,  в  домовині!
    Кум-швець  виліз  на  горище,  взяв  домовину  на  плече
і  зніс  її  униз.  Потім,  не  сказавши  кумі  ані  слова,  почала-
пав  із  ношею  геть.  Але  його  почало  водити,  бо  завернув
у  хащу,  звідки  не  знав  дороги  ні  додому,  ані  в  інший  бік.
    Мусив  іти  вперед  навмання,  не  хотів  лишити  кума-хліборо-
ба.  Правда,  дуже  змучився  від  тяжкої  ноші.  Уже  минула  й
нічка,  розвиднілося,  а  чоловік  не  знав,  де  подітися.  Іде  він,
іде  —  і  перед  ним  з'явилася  велика  будівля.  Зайшов  ту-
ди,  аби  щось  поїсти.  Поклав  тяжку  домовину  в  сінях,  а
сам  зайшов  у  першу  кімнату,  в  якій  увидів  довгий  стіл,
накритий  на  шістнадцять  чоловік.  Пройшов  до  другої  кім-
нати,  а  там  —  шаблі,  рушниці,  пістолі  та  ще  інша  зброя.
А  в  третій  кімнаті  купою  лежали  вбиті  люди.  Швець  за-
стиг  од  страху  і  вже  йому  не  треба  було  ні  їсти,  ні  пити.
Швидко  заліз  під  постіль.
    Коли  господарі  будинку,  а  то  були  злодії-розбійники,
прийшли  полуднувати,  один  із  них  каже:
 —  Який  богочко  добрий,  як  дбає  про  нас,  ще  й  дров
нам  приніс!  —  він  подумав  на  ту  домовину,  що  лежала
в  сінях.
     Зайшли  до  кімнати  і  посеред  неї  висипали  страхоту  гро-
шей.  Один  із  побратимів  ухопив  сокиру  й  затяв  у  домо-
вину.  Кум-хлібороб  дуже  налякався  і  почав  кричати.
А  швець  під  постіллю  подумав,  що  кума-хібороба  вже
вбивають,  і  так  само  підняв  крик.  Розбійники  з  такої  неспо-
діванки  нараз  порозбігалися,  забули  й  про  полуденок  —
кожний  тікав,  не  тямлячись,  куди  вели  очі.
    А  два  куми  повилізали  —  один  із  домовини,  другий
з-під  постелі  —  сіли  собі  до  столу  й  погостилися.  Потім
мирно  почали  ділити  велику  купу  золота  і  срібла.  Кожний
свою  частину  вимірював  шапкою.  Але,  як  поділилися,  кум-
швець  і  далі  вимагав,  аби  кум-хлібороб  віддав  йому  крей-
цера.  Слово  поза  слово  —  і  посварилися  так,  що  хлібороб
жбурнув  у  шевцеву  голову  повною  шапкою  грошей.  А  один
розбійник  повернувся,  аби  щось  підгледіти,  і  якраз  увидів
крізь  вікно  ту  сварку.  Він  одразу  пустився  втікати,  як  ош-
парений,  бо  гадав,  що  то  б’ються  чорти.  І  розбійники  зі
страху  дали  ногам  знати  —  побігли  так,  що  вже  й  не  вер-
нулися.
    А  два  куми  з  великими  грішми  подалися  додому,  по-
мирилися  та  й,  на  мою  душу,  вам  кажу,  живуть  і  донині,
як  не  повмирали.