Старик

Я в поезде ехал в холодном купе,
Был вечер. Задумчивый, странный.
Столбы и деревья мелькали в окне
И линий провисших лианы.

Хмельной проводник разносил тёплый чай,
Локтями снося занавески,
Сморкался, и кашлял, и в двери стучал
Под лязги вагонной подвески.

К такому комфорту давно я привык,
Полжизни по рельсам мотался,
В проёме двери появился старик,
Напротив присел и остался.

Глаза его были туманны, темны,
Во мраке немного светились,
И волосы были, как вьюга белы,
А пряди на плечи ложились.

Одет как-то странно: в заплатах штаны,
Рубаха почти до колена,
И нити торчали сквозь грубые швы,
И запах подвального тлена.

Я имя у старца тихонько спросил,
Бросая на столик газету,
А он мне ответил, что имя забыл,
Вернее, его уже нету.

- «Куда держишь путь?»
Мне старик отвечал, сверля мутным взглядом гардины,
Что едет он к той, что когда-то назвал
Единственной, неповторимой.

К той музе, что встретил в московских дворах
Со взглядом возлюбленной розы,
К той самой, что молча держала в руках
Унылые ветки мимозы.

Поведал о тёмном подвале в Москве,
Где жил и любил эту птицу,
Пожухлую книгу сжимая в руке
С каймой от огня на страницах.

Ещё он сказал, что живёт сотни лет
В безумном затерянном мире,
Искал на больные вопросы ответ,
Бывал на Луне, на Памире.

Знавал очень многих великих людей
И тех, кто считал, что велики.
Разрушил немало бредовых идей,
Вкушая предсмертные крики.

И тут я подумал: «Старик всё наврал!»
Слова его брал под сомненья,
А он мне в ответ мою жизнь пролистал
От края до крика рожденья.

Ещё говорил про святые места,
Дал десять полезных советов,
Где молча любовь прославляли уста
Потерянных ветхих заветов.

Сидел я и слушал, как старец вещал,
Вспотевший почёсывал нос,
А он говорил, что людей измельчал
Банальный квартирный вопрос.

Но в полночь он вышел, а поезд пошёл,
Вонзаясь в рутину проблем,
На полке на верхней под утро нашёл
Я шапочку с литерой «М».