Сказ про то, как Иван-Дурак ****у лизал...

В тридевятом царстве, в семихолмовом государстве в верхнемайском дворце, что меж парковых улиц, жила-была Елена-Премудрая с мужем, как в сказках водится, Иваном-Дураком.  Жили они долго и счастливо. Детей красивых родили и вырастили, не один дом вместе построили. Даже скатертью-самобранкой обзавелись да тридевятое царство семихолмовое государство диковинной едой кормили. А люд благодарный монеты, кто золотые, кто серебряные, в казну их нес. Так и богатство потихоньку приумножалось.  Елена, на то она и Премудрая, поперед мужа не лезла, везде только и говорила, да писала о его талантах и способностях. Дурак на Руси - это ж не потерянный человек, а особенный, не такой как все, в чем-то может и лучший. Два дела Иван-Дурак в своей жизни хорошо освоил. Дома строил он сказочные, о чем Елена-Премудрая миру-то и вещала, словно птица Феникс, во всех красках и подробностях. И слава об Иване-Дураке шла не только в тридевятом царстве, но и за пределами его. А о втором деле, в котором Иван-Дурак, не одного умного превзошел, Елена-Премудрая помалкивала. Дабы беды избежать. Иван-Дурак виртуозный ****олиз был. Так он ****у лизал, словно на музыкальном инструменте играл: то симфонию, то скетч, то просто пиццикато. И мало ему одной ****ы стало. Для симфонии оркестр все-таки нужен. И пошел тогда Иван-Дурак по тридевятому царству семихолмовому государству инструменты собирать для симфонии своей. Весть эта дошла и до Елены-Премудрой. Не стала она мешать Ивану-дураку в мечте своей реализовываться, сказала лишь однажды, ложе супружеское ко сну готовя: "Ты бы, Иванушка, не лизал ****ы чужой. Не царское это дело, да и в книжках умных написано, что полижешь-полижешь чужой ****ы, соков ее напьешься, станешь Чудой-Юдой. Зачем тебе, Иванушка, посмешищем в нашем царстве быть, да и за пределами его? У дурной молвы ведь не ноги, а крылья".  Но Иван-Дурак даже усом не повел, да и не было его у него. И волос тоже не было. Лыс был, от того и дурак, наверное. Усом не повел, а к зеркалу подошел таки. Посмотрел на себя внимательно и подумал: "Умная у меня Ленка, но иногда перемудрит так, что смех едва сдержать можно. Знала бы она сколько я уже полизал, глупостей таких не говорила бы! В зеркале-то совсем не Чудо-Юдо, а я - Иван, головою гладок, ***м стоек. А баба, она и есть баба-дура, хоть и Премудрая!" 
Пошел с мыслями этими Иван-Дурак на площадь, где друг его Борис-Борец, борец так себе, но гусляр отменный, народ любил развлекать, струны перебирая. Возьмет Борис-Борец гусли в руки, до струн дотронется, и такая мелодия разносится по тридевятому царству семихолмовому государству, что и стар и млад, богатый и нищий, простолюдин и ко двору приближенный, все на площади собираются. Пришел и Иван-Дурак песнь Бориса-Борца послушать да средь люда на площади инструмент в свой оркестр симфонический поискать. Долго ли коротко ли глаз Иванов блуждал по бабским юбкам, но уперся он в сискастый перекресток: направо - сиська, налево - сиська, а меж ними Манька-Доярка, кровь с молоком, щиколотка-молотком. Руки свои раскинула да как обоймет Ивана-Дурака, тот так с головой своей в ****у ейную и погрузился. А Манька-Доярка только того и ждала. Покуда голова иванова ****ой манькиной занята была, Манька-Доярка время зря не теряла. Поводок короткий на иванову шею надела, да доильный аппарат на все богатые добром места приладила. А Иван-Дурак все лизал ****у манькину и лизал, над предостережениям Елены-Премудрой посмеиваясь, но домой возвращался мужем вроде как примерным. Год так лизал Иван-Дурак ****у манькину, второй, а на третий стали с ним происходить перемены, глазу его незаметные, зато людям чужим очевидные. Чаще стал он на четырех лапах бегать, блеять что-то невнятное и, что самое диковинное - вымя дойное у него отрасло. Стали поговаривать люди, что в тридевятом царстве семихолмовом государстве Чудо-Юдо поселилось: смесь диковинная рыбы, таксы, козла и коровы. Поняла тогда Елена-Премудрая, что её Иван-Дурак отравленной ****ы полизал, и стала искать противоядие. А Маньку-Доярку превращения эти и вовсе не смутили. На ферме своей она укротительницей чудищ заморский простыла. Сядет вечерком Манька-Доярка в срубе колхозном перед окном, закинет ногу на ногу в сетке капроновой и скажет: "Не хочу перед окном сидеть и на поля глядеть, а хочу в балете сидеть и на лебедей смотреть! Апорт, Ваняня!" И Иван-Дурак рыбой обернется за билетами метнется и опять к ноге манькиной. А из вымени иванова, тем временем, манькины бидоны доильным аппаратом молоком наполняются. Или сядет Манька-Доярка на крыльцо, затянет поводок на шее Ивана-Дурака потуже, так что бедняга Иван едва только не кашляет, и жалобным голосом заноет: "Ваняня, чувствуешь, как тяжело здесь дышится. Воздуха не хватает. Мочи нет. А вот на морях, люди говорят, грудь, как парус от бриза морского надувается, и так жить легко! Хочу морем дышать и шампанское вкушать! Апорт, Ваняня!" И Иван-Дурак рыбой обернется за билетами метнется и опять к ноге манькиной. А из вымени иванова, как и прежде, манькины бидоны доильным аппаратом молоком наполняются. Елена-Премудрая меж тем рецепт снадобья отворотного в старинных книжках отыскала, да перед сном, когда Иван-Дурак во дворце верхнемайском, что средь парковых улиц, ночевал, в кубке старинном испить мужу своему подносила. А Иван-дурак и в ус не дул. Так ведь и не было его у него. Снадобье то Елена-Премудрая готовила строго по рецепту; внимательно, а главное, терпеливо. Любила она Ивана-Дурака, не один пуд соли с ним съела, да и не хотела, чтобы слава ****олиза Маньки-Доярки затмила  славу лучшего строителя в тридевятом царстве семихолмовом государстве. И так уж люд простой Ивана-дурака за глаза Чудой-Юдой кликать стал. Рецепт снадобья из двух компонентов состоял: Старость и Бедность. Первый  компонент на Ивана-Дурака действовать раньше стал. Смотрит, как прежде, Иван-Дурак на себя в зеркало, и понять до конца не может :" В зеркале, вроде, совсем не Чудо-Юдо, а я - Иван, головою гладок, ***м почему-то не слишком стоек! Даже совсем надо сказать не стоек!" Закручинился Иван-Дурак, голову лысую ладошкой потер да к Маньке-Доярке побрел. А Манька-доярка его сердобольным голосом и спрашивает: "Что, Ваняня, ты не весел? Что ты голову повесил?" А Иван-Дурак ей, как на духу и отвечает: " Я, Маняня, так взгрустнул, потому что *** уснул. И не на день, не на час, он, Манянь, на век угас!" "Ой, Ваняня, ты не плачь, языком ****у хреначь! *** не главное, пойми!" Тут Иван-Дурак совсем обмяк, слеза старческая из глаз непроизвольно покатилась и диковинная помесь рыбы, таксы, козла и коровы на глазах стала превращаться в нечто еще более чудное: помесь шарпея и кастрированного овцебыка - это второй компонент противоядия Елены-Премудрой действовать начал. А Манька-Доярка, как будто перемен этих не замечает и нашептывает Ивану-Дураку в морщинистое ухо: " Не хочу, Ваняня, Манькой-Дояркой быть, а хочу стать Царевной-Несмеяной! Во дворце жить и семихолмовым государством править! Апорт, Ваняня!" Хотел было Иван-Дурак рыбой метнуться, да складки шарпея так ноги опутали, что упал Иван-Дурак, нос расшиб, ключицу сломал да пара ребер еще треснула. А покуда бороздил носом Иван-дурак землю русскую доильный аппарат манькин с него и соскочил, потому как богатые места Ивана-Дурака изрядно похудели, ведь под воздействием противоядия богатство свое он Елене-Премудрой все принес и сам же наказал вложить его в ремонт всех своих домов и дворцов, что за жизнь долгую построил. Елена-Премудрая, не долго думая, так и сделала. Увидела Манька-Доярка, что бидоны ее уж не полны,  доильный аппарат в холостую работает, а пред ней с носом ободранным, ключицей поломанной и ребрами треснувшими старое Чудо-Юдо стоит, ножками затопала, ручками захлопала да как закричит: "Пошел вон, шарпей вонючий, овцебык неебучий! Я Манька-Доярка кровь с молоком, щиколотка-молотком с Чудой-Юдой жить не хочу!" "Смилуйся, Маняня, " - плакал Иван-Дурак - "я ****у тебе полижу да еще может на что сгожусь!" "****у не лижи, а вот аппарат мой на место былое привяжи!" Обрадовался Иван-Дурак, взял аппарат и давай на место прилаживать, а какое ж у овцебыка вымя? Хуй только остался, да и тот навек уснул. Увидела и Манька-Доярка, что вымя исчезло. Тут же
захлопнула дверь фермы перед разбитым носом Ивана-Дурака, со словами: "На ферме коровы дойные живут, а овцебыкам здесь не место!" И побрел Иван-Дурак через все свое семихолмовое государство во дворец верхнемайский, что средь парковых улиц. Брел он медленно и долго. Плутал. Глаза от разбитого носа затекли, ключица поломанная болела, а ребра треснувшие дышать мешали. Так с болью выходило из его тела Чудо-Юдо. Встретила его во дворце Елена-Премудрая и все ей стало понятно: сработало противоядие. Взяла она Ивана-Дурака под белы рученьки, в бане помыла, в чистые одежды нарядила, накормила-напоила и спать уложила.
Долго они потом жили вместе. Внуков вырастили и еще не один дом построили. А Иван-Дурак, подходя к зеркалу, так и думал: "Умная у меня Ленка, но иногда перемудрит так, что смех едва сдержать можно. Знала бы она сколько я за свою жизнь полизал, глупостей таких тогда мне не сказала бы! В зеркале-то никогда Чуду-Юду не видывал, всегда только я - Иван, головою гладок, ***м, правда уж давно, не стоек. А баба, она и есть баба-дура, хоть и Премудрая!" 
Тут и сказочки конец, а кто слушал, понял, что "основано на реальных событиях ".