Воспоминание о 1980-м годе
Скрипни, трамваев чета, в повороте!
«Дом Офицеров». Там и поныне –
Ночь на подходе, закат на отлёте,
Луч на подхвате. В несколько линий
Вкручена камня, металла и плоти
Чёртова прорва. Волк на помине.
Силятся лисы и тужатся волки
Поворожить, покуражиться словом.
Мне после горней моей самоволки
Горько в недобром и нездоровом.
Чертят летучих мышей треуголки
Многоугольники в небе дворовом.
Лет через двадцать: – весь век испытую
Здешние истины, хочется высшей.
Камера сумерки мерит впустую.
Око сомкнётся – пластунья над крышей
Честное шествие шестистиший
Смотрит, крылом отбивает шестую.
Ветер белёсую носит пылищу
И духотищу: восьмидесятый.
Про девятьсот не забудь и про тыщу,
В пищу пространству и времени взятый.
Оборотнем подворотенным рыщу,
Шастаю мышью ушастой, носатой.
Я уж не помню, в каком балагане.
«Дом Офицеров»? Спит моя сила.
Пили, вопили – что за цыгане?
Малость подсела: всё будет, как было.
Скучно, без пыла, ничуть не желанней
Мшистой коряжки, жёлтого ила.
Скучно и душно… Да что, бога ради:
Восьмидесятый – без лавров колонна,
Только торчит в бороде-винограде
Тяжеловесная челюсть балкона.
Тёмно-коричневы, рушатся пряди
Безблагодатной лишенки закона.
Хоть по случайной пьянке скажи ей:
В этой твоей не вполне преисподней
Мы иномерны, иногородни,
Призрачно вхожи в окна чужие…
Свадьба, конверты. Поезд сегодня.
Спят, ну и ладно, не трогай, нех жие.
Разве ты знаешь, какую обнову
Утро подарит? Греха не помянем.
Конь пролетает, роняет подкову.
Поезд колотится за шеломянем.
Кто не прислушался к нашему зову,
Пусть пропадает, уже не заманим.
Вор на вагоне. Герб на подкове.
На полуслове: твой выбор, безумец?
Ворон двуострый прокаркает: крови!
Клювом добудет и выпьет сосудец.
Прянет на лебедя сокол-трезубец,
В княжеском, важном прославленный лове.
Серп разогнётся на силу отцову.
Вскинется молот – ладонь продырявит.
Разве известно, какую основу
Утро поставит, рассольцем поправит?
Старое-новое – режет и давит.
Гаснут писанья, сбываясь по слову.
Ждать и гадать неучёну и нищу,
Слепо склоняясь над пастью разъятой.
Что ж, по гноищу да пепелищу
Дом познаётся: за это и ратуй.
Ветер горстями считает пылищу –
Напоминает, что восьмидесятый.
В восьмидесятом сумерничать славно,
Досветла уличничать по безлюдью.
Не уличённый ни тайно, ни явно,
Тот приложил уже руку к орудью.
Друг, не захватывай воздуха грудью,
Не заводи «это было недавно».
Хмель на исходе. Синяк на закате.
Парк на обрыве. Скамья на отшибе.
Кошка мурлычет, устроясь на дыбе.
Аист на хате. Не спится дитяти.
В каждый висок уложилось по глыбе,
Чтоб високоснее, восьмидесятей.
Камера щёлкнет – останется в щёлке
Что? – Поглядим и поздравим с уловом.
Чиркают, чёркаются треуголки
В голом, огромном, багровом, днепровом.
Вот как балуются лисы и волки-
Оборотни человеческим словом.
2000
Свидетельство о публикации №115073002176
Друг, не захватывай воздуха грудью,
Не заводи «это было недавно».
Не буду) но странное ощущение: как будто на комнату Сталкера оглядываешься. И какая там поразительная концовка: девочка читает стихи о любви, но способна только взглядом двигать стаканы. Вошли мы в эту комнату или не вошли?
Спасибо Вам, Дмитрий)
Марина Марея 16.04.2024 08:53 Заявить о нарушении
Спасибо за отзыв, Марина! Если уж Вы читаете этот цикл, могу предложить ещё вот что: http://stihi.ru/2015/07/30/2107
Дмитрий Каратеев 17.04.2024 07:35 Заявить о нарушении
Марина Марея 17.04.2024 16:17 Заявить о нарушении