Экзальтированный бред

Мои стихи не без изъяна,
В моих стихах полно бурьяна,
И кажется, бурьян опять
Затмил эпитетов кустарник,
Должно быть, я неважный травник,
Такой посев мне не унять.
Как тяжело себя понять,
Смотреть сквозь зеркало на душу,
Пока в груди разится стужа,
Но вот вдруг засуха опять.

Пока есть силы, ты кружись,
Какой чудесный этот день,
Как чудно пахнет та сирень,
Как резки эти виражи,
Но как прекрасна эта жизнь!

Смотреть и весело взлететь,
Но на концерте вяло петь,
А в мыслях воспарить до рая
И там тихонько умереть.
Мне б в одиночку улететь
Куда-нибудь подальше к югу,
Зеленых аистов воспеть;
Но также тихо, мирно, смирно,
Без крыльев и порывов силы
На утреннем концерте тлеть.

Мне кажется, идут года
По черным ржавым проводам,
Давно уж вовсе не живая
Течет угрюмая вода.
Цвет также ярок, мы не спорим,
Купаемся в прозрачной соли,
Где сплошь живые вакуоли,
Но нравится нам синий град.

Быть может светит синью солнце,
Быть может цвет пропитан ложью,
Быть может мир прожжен враньем,
А мы нежны, но толстокожи,
Из грязной чаши не испьем.
Скорее все мы здесь умрем,
Чем сможем заново родиться;
такой расклад нам не годиться,
Как жизнью ты не смог напиться,
Не сможешь с ветром ты уйти.
И белой тучей раствориться
Все, что осталось от жар-птицы,
Ни красных и ни синий перьев
Мне больше будет не найти.

Но не скорби над горстью пыли,
За солнцем продолжай идти,
Нас всех предаст покой земле,
Как медленно бы не брели,
Как много душ бы не разбили,
Хоть даже души те свои.

Напрасен в мыслях человек,
Что мы любовь свою забыли,
Напротив, только что нашли,
Но только кое-что и правда упустили;
Как уплывали в край чужой родные корабли,
Мы в след им в сердце закопали реки и пустыни,
И только тех, кого сильней всего любили,
Прогнали из сердец и в глупой памяти навеки сберегли.