В чёрном доме шут разбил зеркала

В чёрном доме шут разбил зеркала,
Распугал фарфоровых кукол.
Его взгляд был чёрен, а рот был – ал,
Он как бешеный кот мяукал.

Алой кистью шут по лицу водил,
Рисовал на лице – пятна.
Чьё-то сердце билось в его груди,
И просилось оно – обратно.

И смеялся шут, обрезал со стен
Омертвевшую плоть обоев.
Пошутил безумно – и стал он тем,
Кем хотел – стал самим собою.

Билось чьё-то сердце о свод ребра
Под лохмотьями чёрных кружев.
Из осколков шут сам себя собрал,
Сам с собою он в танце кружит.

И шептались куклы, глаза закрыв,
Опушённые серой пылью.
В зеркалах разбитых шутом – миры
Кораблями по небу плыли.

Был безумен – шут, и безумен – зал,
Испещрённый его ногтями.
Разгорались чёрным его глаза,
Его тело – цвело цветами.

Чёрный ворон взвился с его волос,
Отливая лазурью пьяной.
Ворон крикнул громко – и всё сбылось,
Зеркала поросли бурьяном.

И ярился неба багровый рот
Над проклятым вороньим домом.
Время шло назад, время шло вперёд,
Шут над ним хохотал недобро.

Шут срывал ногтями – костюм шута,
Шут топтал зеркала ногами.
Улыбалась алая рана рта,
Улыбались глаза, сжигая.

Закрывали куклы глаза – тесней,
Не желая смотреть на это.
Шут плясал с собою – в безумном сне,
Сам себе посвящал сонеты.

И вздыхали куклы, и старый дом
По-вороньи кричал в каминах.
Был ли шут по-прежнему тем шутом,
Или принял иное имя?

Дважды два – один, раз-два-три – и вальс,
Шут танцует с собой – каким-то.
Шут, не шут – но стал он собой сейчас,
Сам исполнив свои молитвы.

То ли он – а то ли двойник его
В зазеркальном разбитом мире.
Шут танцует вальс, шут опять ведёт –
Раз-два-три, раз-два-три – четыре?

Раз и раз – один, а совсем не два –
Арифметика для безумных.
Шут танцует вальс, шут танцует вальс,
Изорвав на клочки – костюмы.

Клочья чёрных кружев – как дым, как дым,
То совьются – то разлетятся.
Шут танцует вальс. Шут, веди, веди
Сам себя – в этом вечном танце.