Голоса живых

(Археологический музей Македонии, Салоники, июль 2015)



НАДГРОБЬЕ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ РЫБАКА
В ПАРУСНОЙ ЛОДКЕ


Ткут полотна страданья, скрещаясь, стихии;
правит сила, вещает обман.

Удят в море скитания судьбы людские
сквозь ночей темноту и туман.

Был мне домом корабль,
крепкий парус – покровом;
рыбок стаи взлетали, блестя, над волной.

Лишь уплыв навсегда,
может, в странствии новом
я узнаю, что было со мной.



НАДГРОБНЫЙ РЕЛЬЕФ ГИППОСТРАТА,
ЕГО МАТЕРИ И ЕГО ЖЕНЫ


Под единой плитой наши корни подземные слиты;
взгляд обеих направлен туда, где на ней
светлый ликом, высечен наш повелитель,
Гиппострат, укротитель могучих коней.

Сын одной, муж другой; но о прочем меж нами,
как имеющий разум, не спрашивай ты.
Угль ночей, пережженных тревожными снами,
слез и желчи потоп, черной ревности пламя –
здесь, в утробе, под пеплосом белой плиты.



СТЕЛА ТРАГИЧЕСКОГО АКТЕРА,
ИЗОБРАЖЕННОГО В ДОСПЕХАХ, – ВОИНУ


Марк Вариний АрЕскол, актер, я в доспехах из меди
здесь представлен; не сочти за насмешку сего.
Ты – металла лишь гром на арене трагедий;
я же – правды божественное торжество.



СТЕЛА ДЕВОЧКИ С ПТЕНЦОМ ГОРЛИЦЫ
ИЗ КАЛЛИКРАТИИ


В Калликратии, где отец мой, и мама, и братья,
мой бежал ручеек, полноводнее день ото дня.
Но однажды несмелые любящие объятья,
разомкнувшись, как птицу, не удержали меня.



ЗОЛОТОЙ ВЕНОК В ВИДЕ ЦВЕТУЩЕЙ МИРТОВОЙ ВЕТВИ
ИЗ КУРГАНОВ ПИДНЫ


Это шорох чеканных листов говорит
в плесневелую пустоту:
нету нужды в металле сходящим в Аид,
кроме только обола во рту.

Но воздень на умершего звонкий венок,
чтоб, когда он коснулся кудрям,
чистый звук расставанья ты чувствовать мог,
и горела слеза, и легко ветерок
искры гнал по бегущим волнам.



ГЛИНЯНАЯ СТАТУЭТКА АФРОДИТЫ,
РОЖДАЮЩЕЙСЯ ИЗ РАКОВИНЫ, – ЛАИДЕ


Я, красноглиняная подруга,
спутник за гробом, Лаида, тебе,
ныне ушедшей из тесного круга
женских забот по блаженной тропе,

где Мнемозины источник хрустальный,
где кипарис, где Лаиде теперь
в таинстве брачном и погребальном
истины приоткрывается дверь,

я, жемчугов чистоты ожерелье,
девственной раковиной рождена,
я, разделенных друг к другу движенье,
перво-Желание, перво-Жена,

я, чьи бесчисленны древние лики,
ласковых рук простираю лучи
к богоневесте, сестре, Эвридике,
Коре, Семеле, я жизни ключи,

видишь, держу на ладони, сверкая,
вечный даря и божественный свет,
в землю, как в раковину, укрывая
жемчуг твоих восемнадцати лет.



ПОРТРЕТ АВГУСТЫ ГАЛЕРИИ ВАЛЕРИИ НА ТРИУМФАЛЬНОЙ АРКЕ,
ПОСЛЕ ЕЕ КАЗНИ ПЕРЕДЕЛАННЫЙ В ОБРАЗ БЛАГОЙ СУДЬБЫ
ГОРОДА ФЕССАЛОНИКИ


С арки Триумфа – прошлые лица
быстрые стесывают резцы.
Профилю мертвой императрицы –
новый венец; крепостные зубцы

верх украшают честного убора,
лучшей судьбой наделяя его:
уж не царица – но царственный город,
больше не смертная – но божество!

И под покровом столетий крещеных,
под полумесяцем злые века
женскою жертвою освященных
стен не разрушит мужская рука.

Будь же пронизано светом великим,
ярким лучом благосклонных небес,
имя победы, Фессало-Ники,
волн средиземных стремительный блеск!


 
ПОСВЯТИТЕЛЬНАЯ НАДПИСЬ ИСИДЕ
С БЛАГОДАРНОСТЬЮ ДОМНЕ ЦЕЦИЛИИ
ОТ ЖЕНЩИН, ОСВОБОЖДЕННЫХ ЕЮ ОТ РАБСТВА


«…Я положила необходимостью, чтобы мужья любили жен;
Я соделала справедливость сильнее золота и серебра;
Я установила, чтобы истину считали благом…»

Пусть Домны Цецилии дело – на камне
под звонким резцом воспоют имена
отныне свободных! Пусть память веками
ее не умолкнет, пусть будет полна

кладовка – вином, а амбары – пшеницей,
а сердце – любовью, а радостью – дом!
Пусть будет желанною, пусть колосится,
как колос на Ниле, а в мире ином

твоею рукой ей отмерено будет,
богиня, той мерой – как знают о ней
сухие глаза говорящих орудий,
отныне обретшие души людей.