Реквием Д Артаньяну, Или Констанция должна умереть

   И  вот  наш  герой, забыв  заповедь  «Не  сотвори  себе  кумира», полностью  отдаётся  гнилым  тезисам  Атоса. Он  подсознательно  чувствует, что  за  любые  поступки  следует  отвечать  если  не  перед  своей  совестью, то  перед  Богом. Однако  предпочитает  прельщаться  мишурой  мирской  суеты, как  же, сам  Ришелье  предложил  ему  сесть, короля  он  охранял  ребёнком  в  спаленке, а королеву  шантажировал! Бэкингем  простолюдинов  конём  топчет, не  замечая, а  Д'Артаньян  хоть  и  замечает, да  не  оглядывается, оглянулся  он  лишь, чтоб  узнать, что  с  уставшими  лошадками  стало, взяли  ли  их  слуги, чтоб  увести  на  отдых. Этот  учитель  Д'Артаньяна  заслуживает  особого  внимания. Баловень  судьбы, имевший  всё, но  не  ценивший  это, ни  разу  не  поблагодаривший  Бога  за  щедрые  дары, не  уважавший  никого, даже  свою  раздекларированную  зазнобу, французскую  королеву. В  самом  деле, имей  английский  герцог  хоть  часть  той  любви, которую  он  настойчиво  демонстрировал, никакого  парада  с  портретом  «возлюбленной», ненужной  войной, беспощадной  интригой  с  Ла-Рошельскими  гугенотами:  сперва  поднять  их  на  мятеж, обещая  помощь, потом  не  выполнить, и  т.п. просто  не  было. Настоящий  влюблённый  бы  вздыхал  украдкой, глядя  на  портрет, и  не  предпринимал  бы   ничего, что  могло  бы  как-то  повредить  любимой. Но  самовлюблённый  эгоист  всё  своё  поведение  выстраивает  согласно  одной-единственной  линии – «посмотрите, как  я  крут, сколь  многое  я  могу  себе  позволить!». Он  обещает  Анне  Австрийской  явиться  к  ней  победителем, нимало  не  думая  не  только  о  французских  и  английских  подданных, обречённых  погибнуть  в  войне, но  и  о  том  положении, в  какое  он  тогда  поставит  королеву, сделав  её  причиной  разорения, а, возможно, и  гибели  Франции, в  какое  положение  он  поставит  женщину, фактически  взятую  силой! Он  даже  мысли  не  допускает, что  предмет  его  «обожания»  может  думать  иначе, чем  тупо  принимая  ту  роль, что  он  определил  своей  «любви», что  попросту  она  может  любить  другого  мужчину, и  вовсе  не  обязана  давать  ему  отчёт  в  своих  действиях! Хорош  поклонник, который  ценит  тебя  не  больше, чем  куклу, которую  он  приобретает  для  своих  удовольствий. Не  будь  несчастная  женщина  французской  королевой, не  удостоилась  бы  она  такой  «страсти». Теперь  о  ещё  одной  стороне  фальшивого  рыцарства  Бэкингема. Предположим, Англия  вступает  в  войну, Франция  вынуждена  капитулировать.
Итак,  экстраполяция, изображающая  весь  «блеск  победителя».


– Ну, и  что  нового, Ла Порт? – дрожащим  голосом  спросила  королева. – Неужели  всё  погибло?
– Единственное, что  нам  осталось, это  ждать  и  молиться. Я  слышал, что  Тревиль  был  убит  ещё  у  входа, эти  англичане  стреляют  без  промаха. Дворец  окружён, из  него  невозможно  выбраться, герцог  знает  о  всех  тайных  ходах, и  новые  отряды  его  солдат  так  и  валят  наших  мушкетёров. Те  дерутся, как  дикие  львы, но  их  расстреливают  почти  в  упор  прежде, чем  рукопашная  закончится. Во  всех  переходах  страшные  бои, англичане  всё  прибывают  и  прибывают. Вам  не  стоит  выходить  отсюда, это  слишком  опасно.
– Что  это  там, опять  зарево  и  дым?
– Боюсь, эти  пожары  уничтожат  Париж  полностью. Ничего  не  останется  ни  гугенотам, ни католикам. Что  творится  на  улицах –страшно  сказать, ваше  величество. Выбраться  из  города  и  остаться  в  живых  наверняка  невозможно, иначе  бы  Ришелье  нашёл  бы  способ  это  сделать.
– Где  он? То  есть  я  хотела  спросить…
– Защищает  короля  лично, сняв  мантию, я  видел, что  он  был  уже  дважды  ранен, но  не  позволил  вашей  камеристке  перевязать  его, дескать, некогда. Думаю, сражение  идёт  уже  в  парадном  зале.
– А  Людовик?!
– Его  не  тронут, приказ  герцога. Сам  слышал, как  ругаются  англичане.
Дверь  распахнулась  от  мощного  пинка. На  пороге  явился  английский  офицер  в  сопровождении  внушительного  эскорта. На  чистом  французском  он, поклонившись, передал  приказание  его  начальства, самого  герцога  Бэкингема, проследовать  за  ним. Королева, покраснев  от  досады  и  унижения, удостоила  нежданного  собеседника  лишь  кивком  и  на  негнущихся  ногах  зашагала  следом. В  парадном  зале  и  впрямь  следов  сражения  было  достаточно. Ещё  больше, чем  когда-то  придворных, здесь  было  сейчас  английских  солдат  и  офицеров, на  которых  молча  взирал  король, стоявший  в  их  широком, но  плотном  кольце. Людовик  был  бледен, но  вид  имел  внешне  спокойный. Другое  мощное  кольцо  образовалось  чуть  поодаль  вокруг  Ришелье, который  тяжело  дышал, прислонившись  спиной  к  стене  и  опираясь  на  шпагу, крепко  зажатую  в  левой  руке, той, что  была  у  него  в  правой, он  медленно  поигрывал, дразня  противника, который  справедливо  опасался  приблизиться. Левое  плечо  кардинала  было  уже  основательно  испачкано  кровью, но  он  вроде  как  этого  не  замечал. Невнятная  английская  ругань  разом  стихла, повисла  невыносимая  мёртвая  пауза. Через  несколько  каменных  минут  раздался  гулкий  стук  каблуков, некоторые  офицеры  обернулись  на  звук, чинно  кланяясь. Анна  заставила  себя  тоже  посмотреть. Герцог  Бэкингем  был  в  таком  роскошном  наряде, какой  был  бы  уместен  разве  что  по  случаю  свадебного  бала  наследника  английского  престола. Он  величаво  приближался  к  ней  по  живому  коридору  из  своих  солдат, держа  в  руках  какой-то  знакомый  предмет. Трудно  было  поверить, что  происходящее – не  кошмарный  сон, в  поисках  хоть  чего-то, хоть  малейшей  подсказки  на  нереальность, королева, задрожав, глянула  на  короля – тот  не  двигался, кусая  губы, на  кардинала – и  вдруг  поняла, что  тот  с  трудом  держится  на  ногах, плащ  недостаточно  хорошо  маскировал  наличие  ещё  одной  раны, в  боку. А  герцог  всё  приближался, сияя  ослепительной  улыбкой, словно  кошмарное  привидение, и  наконец  остановился  в  двух  шагах  от  перепуганной  женщины, элегантно  опустился  на  одно  колено, протягивая  ей  то, что  принёс. Анна  похолодела  от  ужаса, перестав  слышать  то, что  говорил  Бэкингем – это  был  ларец  с  подвесками, герцог  открыл  его, при  всех! Лучше  бы  она  умерла  сию  же  секунду!
– Бэкингем! – раздался  громовой  в  вязкой  тишине  голос  кардинала.– Оставь  в  покое  даму, не  видишь, ей  дурно!
– Кто  это? – холодно  поинтересовался  тот, не  поворачивая  головы.
– Бэкингем! – снова  грянул  Ришелье. – Я  тебя  вызываю, выходи, если  не  трус!
С  весёлой  улыбкой  англичанин  позволил  себе  обернуться, но  он  и  не  глянул  на  кардинала, лишь  нашёл  глазами  одного  из  своих  офицеров  и  сладким голосом  сказал  ему:
– Будьте  любезны, арестуйте  французского  короля  и  проводите, куда  следует. Теперь  здесь  я  отдаю  приказания.
– Бэкингем, не  будь  подлецом! Выходи, ты  будто  тоже  герцог, покажи, на  что  ты  способен  без  своих  шакалов, а  то  похоже, что  ты  разучился  держать  шпагу! – язвительно  рычал  Ришелье, и  Анна  поняла, что  жива  лишь  потому, что  ещё  слышит  этот  голос. Спрашивается, где  были  её  глаза  раньше? Однако  англичанин  остался  невозмутимым. Он  приветливо  улыбнулся  ей, поднялся, пугая  своей  неспешностью, и  негромко  сказал  своим  людям:
– Уберите  этого  наглеца, он  мне  мешает, – затем  галантно  предложил  Анне  руку.
Наконец  небо  смилостивилось  над  королевой, и  она  упала  в  обморок.
    

 Даже  свою  смерть  Бэкингем  театрально  отыгрывает, нимало  не  подумав  о  Боге. Куда  уж  там, гордыня  захлестнула; а  ведь  кому  многое  дано, с  того  и  спрос  велик. А  смерть  герцога  настигает  ювелирно, верный  Винтер  потерял  какие-то  секунды, а  самодовольному  гордецу  и  в  голову  не  приходило, что  Фельтон  сможет  ударить, посмеет  тронуть  его  великую  персону, потому  и  не  попытался  контратаковать (а  ведь  не  хилый  подросток, сильный  зрелый  мужчина, вполне  мог  экзальтированного  юношу, у  которого  на  лице  написано:  «Я  тебя  сейчас  убью!», в  одиночку  обезвредить  и  сдать  слуге, воин  ведь  всё-таки). Вместо  того, чтобы  служить  отечеству, заботиться  о  своих  подданных, о  благе  родной  страны, Бэкингем  следует  девизу  «Бери  от  жизни  всё!». А  это  лозунг  тех, кто  отринул  Бога  и  начал  служить  князю  мира  сего, то  бишь  Сатане. Поэтому  и  не  успевает  Винтер, нельзя  же  до  бесконечности  испытывать  терпение  Бога. И  этот  учитель  всем  своим  примером  говорит  Д'Артаньяну:  «Делай  всё, что  тебе  прибластится, родовитому  дворянину  можно  всё! Пока  не  настигла  смерть, веселись  на  полную  катушку! Делай  вид, что  ты  добродетелен, этого  вполне  достаточно». И  тщеславный, избалованный  родителями  юноша  покупается  на  эту  фальшивку  с  потрохами. Давайте  подумаем, Констанция  погибла, но  на  этой  простолюдинке  свет  клином  не  сошёлся, а  уж  лейтенант  королевских  мушкетёров, да  ещё  с  такой  богатой  родословной, красавец – поистине  завидный  жених, родовитых  же  фрейлин  при  дворе  достаточно, чтоб  потенциальные  невесты  передрались  из-за  лакомого  кусочка. Однако  прошло  двадцать  цветущих  лет, а  герой  и  не  пытается  завести  семью. В  чём  дело? Надо  полагать, недостатка  внимания  со  стороны  женщин  быть  не  могло. Значит, что-то  не  так  в  самом  герое.