Всем телом

И вот мне приснилось, что сердце мое не болит.
Н. Гумилев

Где-то растут деревья, идут дожди,
солнце садится, горы встают стеною.
Где-то живут чудовища, чьи вожди
менее кровожадны, чем тень за мною.

Вот и приходится нервничать, ждать, курить,
мучить надеждой душу, одеждой – тело,
поздно вставать, ложиться, покамест нить –
видимо, Ариадны –  сделает свое дело.

Но и обрывки памяти склеив, не разберешь
некоторые подробности: больше чем половину.
Меньше всего тревожит то, например, что дождь,
точно как твой сапог, предпочитает глину.

Хочешь неплохо выглядеть – ткни в лицо
пальцем и ты увидишь ямку на подбородке.
Тут же найдется девушка взять яйцо,
чтобы его заботливо жарить на сковородке;

сделать уборку в доме, накрыть на стол,
вымыть лицо и руки, и быть свободной:
голодному человеку не важен пол
повара, если пища будет вполне съедобной.

Взять, к примеру, апокрифы, чья вина
заключается в том, что они правдивы.
Мне становится стыдно, когда видна
очевидная ложь, вернее – ее мотивы.

И глаза закрываются (видимых нет причин,
чтоб держать их закрытыми – кроме сна, внезапного света)
на карьеру, деньги, награды, чин;
на вопрос, как правило, без ответа.

То ли руки опущены, то ли волосы до земли –
и не дерево вовсе, а что-то совсем другое –
плачет ива плакучая, что у ней нет семьи,
и не знает сердце мое покоя.

И я стану рядом – нет! лучше сесть,
погружая пальцы, как корни, в почву,
говоря всем телом, что я и есть
если и не сын ей, то – брат уж точно.

Что всего вероятней, так это что ты – не ты:
то есть, пускай все думают, что ты где-то рядом, близко.
Ты же не существуешь: твой голос, твои черты
отсутствуют. Будто не было скрежета или визга.

Видимо, жизнь безупречна. В этом и есть секрет
долгой счастливой жизни, радости без предела.
Так в сумраке подворотни становится зримым след
пули, летящей в череп; лужицы подле тела.

Жизнь всегда безупречна. Видимо, только так
можно достигнуть цели: хватая воздух
ртом, как рукою – сердце, делая первый шаг
к мужеству перед жизнью, если еще не поздно.

Я уже не способен сказать, прочесть
слово, другое, третье. Глаза закрою –
вижу не то, что было, а то, что есть
или, точнее, будет – с кем-то, но не со мною.

Можно наделать глупостей. Можно лечь
и проснуться. Можно, в общем, не просыпаться;
и, не слыша, как дышит живая речь,
умереть, сползая за край матраса

в пустоту, где у звезд лишь один судья
и защитник – всё тот же вакуум,
озаряемый светом любви – суть я
в безвоздушном пространстве, чертя каракули,

завещая галактикам номера, имена –
созвездиям, буквы – альфа, бета –
одиноким звездам, в расчете на
предсказуемость алфавита.

2001, 27 июля 2015