Все Бесы вцепились в Россию, ну, а вдруг её осилят
Предисловие.
При написании произведения использован простонародный русский разговорный язык характерный для Северо-Западного региона с элементами блатного жаргона. Язык Родины Пушкина.
В произведении отражена история и культура России от Рюрика до наших дней в форме стёба-анекдота, шутки-прибаутки, байки-поговорки, частушки-репортажа, басни-сказа с перетасовкой жанров, как карт в игральной колоде и не претендует на историческую достоверность.
Оно понятно человеку с Российским менталитетом, хорошо знающему историю, литературу и культуру страны.
Его можно использовать, как пособие, для изучения мало знакомых нюансов русского разговорного простонародного языка и блатного жаргона.
Произведение написано с целью показать уникальную универсальность русского языка в котором можно заложить(прочитать другую мысль) другой смысл между строк.
Произведение не претендует на всеобъемлющий ответ по нюансам русского простонародного разговорного языка и блатного жаргона.
Основная цель и задача сохранить эту лексику в доступной литературной форме в иронично-сатирическом тоне с текстовым крамольным подсмыслом, характерным для периода с пятидесятых и по восьмидесятые годы прошлого века по причине жёсткой цензуры.
В виду выше изложенного перевод на любой иностранный язык невозможен.
Будет потерян(утрачен) текстовой крамольный подсмысл, характерный для той эпохи, ибо русские думают одно, говорят другое,а делают третье, или, как они про себя говорят, как Бог мысль в душу вложит.
Она(эта лексика) почти ушла, или уходит с тем поколением и той эпохой.
Язык нынешней эпохи уже совершенно другой и через десяток лет написанное, вряд ли будет кому-либо понятно, как нам с вами сейчас.
Эпиграф.
Я снова перед церковью в слезах,
молюсь за вас, молюсь за вас.
Живых и павших.
За души, что на небесах,
и души дьяволу продавших.
Молюсь за всех людей,
кто в Бога верит,
и кто живёт в безверье.
Молюсь, колена преклонив,
за мёртвых и живых.
Молюсь, прощения прошу,
даруй Господь,
им благодать свою.
Молюсь, за тех, кто в горе,
и за преступника в неволе.
Молюсь за тех,
кто сеет распри на Земле,
и кто Содом устроил нам везде.
Молюсь и Бога всё прошу,
даруй Господь им благодать свою.
Я снова перед церковью в слезах,
молюсь за вас, молюсь за вас.
Живых и павших.
За души, что на небесах,
и души дьяволу продавших.
Вступление.
0-0
Я Крещенской тихой ночью, написал про бесов строчку. Написал про сатану и немножко, про страну.
Написал про нравы быт и что был слегка побит. Написал всё вроде сказки, получилось вроде басни.
Пробежался по векам, много лиц там повстречал. В век упёрся двадцать первый, но и здесь всё также скверно.
Здесь всё тоже, как и прежде, а вокруг одни невежды. Вновь цензура и наветы и доносчики поэты.
И как в прежние века, иль острог, иль Колыма. Иль забвению строка, с сайта напрочь, навсегда.
Знать не в бровь, а в глаз попал, или лучше б промолчал. Он начало всех начал, иль я всё же подкачал?
Вот он сказ пред вами весь, иль антихрист уже здесь?
Часть первая.
Что в народе говорят
1
Святки вроде наважденья, бесы, черти до крещенья. И гадает вся страна, с дня рождения Христа.
Здесь колядки и гаданья, сатана не унывает. Кто на кофе, кто на чае, кто пред зеркалом, что в раме.
На горохе, на бобах, на истрёпанных картях. И на воске, что такого, ведь Христос-то не крещёный.
Веселиться весь народ, беса в гости вновь зовёт. И с времён почти забытых, целу ночь он веселиться.
Чу, петух прокукарекал, полночь, бесы и потеха. И до первых петухов, стар и млад гадать готов.
Полночь, звёзды и луна, за порогом сатана. Все расселись за столом, черти рядом под столом.
Глядь, рогатый за окном, или ряженый там кто.
2
Или суженый тебе, не понять ведь в темноте. Бабка карты разложила, что, как ведьма некрасива.
Пред гаданьем не крестилась, пред крещеньем не постилась. Зашумело вдруг по крыше и завыло враз в трубе.
Помутилось в голове, знать и карте место здесь. Бабка глянула расклад, ну, а бесы снова в пляс.
Вот судьбы твоей расклад, или ты сынок не рад. Там гляди тебе дорога, не за море, недалёко.
Там невеста ждёт тебя и красива, не глупа. Будет вроде испытанья, бабка скажет на прощанье.
А как выйдешь на крыльцо, сатана тебя в сугроб. Будешь ты искать дорогу, вплоть до первых петухов.
Будешь лазать по сугробам, иль жениться не готов.
3
Я про это всё слыхал, кое-что народ сказал. Кто же в жизни не гадал, грех на душеньку не брал.
Всяк судьбу свою пытал и мечту свою искал. Я решил проверить это, расскажу вам по секрету.
Расскажу как на духу, правду братцы и не вру. Я пред зеркалом на святки, вспомнив старые колядки.
Сел немножко погадать, свою будущность узнать. Сел пред зеркалом лицом, за спиною дверь в мой дом.
Между зеркалом и мной, стол ногами в потолок. А на ножках по свечи, в полночь спели петухи.
Дверь без звука отворилась, и судьба моя явилась. За спиной моей стоит, мне из зеркала гласит.
Ты зачем позвал меня, что за срочные дела.
4
Я замялся, растерялся и как вроде нем остался. Мысли скачут в голове, а судьба с вопросом мне.
Что же хочешь ты узнать, я глядел на дивну стать. Красоты, не описать, та с вопросом мне опять.
Ты позвал, и я пришла, жду вопроса от тебя. Я хотел перекреститься, да рука не шевелиться.
И язык прилип к гортани, эх, попробую глазами. Только я подумал это, а судьба ко мне с советом.
Ты расслабься и не трусь, иль вопросов не дождусь. Их мне мысленно задай, а ответ в уме читай.
Здесь я сразу осмелел и вопрос в уме созрел. Ты у всех така красива, или мне ты только снишься.
Мне из зеркала ответ, я не снюсь, тебе совет.
5
Не глазей ты на меня, или сглазишь вдруг меня. Я, у каждого своя, сей вопрос не для меня.
Ты с вопросом этим к Богу, дверь закрылась за порогом. Я отправился в кровать, время вроде почивать.
Мысль застряла в голове, что судьба сказала мне. Вслед приснился сон такой, Бог беседовал со мной.
Про страну, да про дела, в общем, чем она жива. Что в народе говорят, и чему народ не рад.
Я сказал, как есть сейчас, что от бесов нет житья. Что страна давно в упадке, а от власти взятки гладки.
Там Высоцкий с ним стоял и моим словам внимал. Буркнул, жизнь, как карнавал, что о том, и он писал.
Я продолжил говорить, что гоненья начались.
6
Жизнь, как сон дурной кажись, да хоть в гроб живым ложись. Иль усни и не проснись, иль в петлю и удавись.
Бог сказал, что коли так, напиши об этом сказ. Мысли умные зарой за словесной шелухой.
Пусть читают и гадают, где же истина пытают. Пошути сынок любезный, станешь ты тогда известным.
Искриви всё, как в лекало, приложил, всё ясно стало. Изложи всё трафаретом, как намёк про то и это.
Напиши-ка вроде стёба, как в ухабах вся дорога. Пусть там будет смысл двойной, маской личики прикрой.
Напиши про маскарад и что масок целый ряд. Изложи всё вроде басни на основе русской сказки.
Жанры, как колоду карт смешай, жизнь игра не забывай.
7
А картину Глазунова ты возьми своей основой. Персонажей там ведь тьма, пусть читает вся страна.
Да соври чуть-чуть немножко, облегчи себе дорожку. Поскабрезничай чуток, как в частушке, сказу впрок.
Вроде байки расскажи и молитву вот возьми. Про себя в ней не забудь, напиши про эту жуть.
Кое-где слукавь, сынок, мысль вложи, как между строк. Всё пиши душою с сердцем, брось туда побольше перца.
Кто умён, тот всё поймет, пользу сказ твой принесёт. Он прославит весь твой род и в историю войдёт.
Он прославит и тебя, сказ твой будет на века. А иронию с сатирой ты используй, как закваску.
Юмор чтобы были ярче краски, репортаж лишь для отмазки.
8
Всё с сарказмом опиши, тесто круче замеси. И как хлеб его спеки, а полемикой сдобри.
Нет ведь теста без воды, как и хлеба без муки. Без огня и нет печи, так одни лишь кирпичи.
Сказ-мозаику смешай, про меня не забывай. Да в народ его отдай, утром сказ свой начинай.
Он молвою разойдётся, твоей славой обернётся. Разложи пасьянс народу и напомни про свободу.
Разверни, как самобранку и не надо слов в нём бранных. Сатану за хвост крутни, ну, а бесов приструни.
Путь тернистый, потерпи, сказ ты всё же напиши. Я прощу твои грехи, в добрый путь, сынок, спеши.
Нам пора, пока, прощай, и молитву передал.
Часть вторая.
Я ведь тоже обыватель.
9
Ты её уже читал, ведь эпиграф ты видал. Так я сказ писать начал, как начало всех начал.
А вот здесь и закавыка, сказ он вроде как бы дышла. Да не всё здесь гладко вышло, я попал на роль статиста.
Ох, любезный мой читатель, я ведь тоже обыватель. Правду всю сказать нельзя, настучат ведь на меня.
Знаю всё не понаслышке и стучат ведь не по крышке. Знаю, как стучат друзья, вот соседка на тебя.
Как Морозов на отца, друг на друга вся страна. Как стучат зимой и летом, рассказать вам по секрету.
Как книжонки запрещают и в психушки попадают. Здесь имён исчезло много, мне сказать об этом тоже.
Не сейчас, а чуть попозже, настучат и мне по роже.
10
Так ведь это лишь прикол, иль забыл, зачем пришёл. Ну, бывай, а я пошёл, лишь начало ты прочёл.
Я услышал много свиста, не несут цветов статистам. Им не хлопают в ладошки, иль народ наверно жмоты.
Или вторник не суббота, и писать мне неохота. Я по быстренькому в зал, да со сцены убежал.
Там я сел в ряду переднем, чертыхнулся перед этим. Сел не там ведь мать твою, средь элиты я сижу.
Я оттуда на галёрку, что в театре, как задворки. И продолжил дальше сказ, он теперь про нас сейчас.
Мы в спектакле лишь статисты, а спектакль сей назван жизнью. Мы играем, кто, как может, кто героем, кто прохожим.
Подлецом иль хитрецом, проституткой, алкашом.
11
Кто-то верною женою, у неё детишек трое. Иль министром проидохой, что, наверно, очень плохо.
И правителем в психушке, кто всерьёз, кто понарошку. Мы живём своей судьбою, все в погоне за мечтою.
Утром в слякоть и в мороз, прём, соху задравши хвост. Прём, судьбу, страну кляня, тырим что-то походя.
И злословим друг про друга, толь от скуки, толь с испуга. И на кухне по привычке, снова пишем наши спичи.
Кто всерьёз, а кто, шутя, или басню про тебя. Пьесу новую строчим, за бутылкой в магазин.
В окружении семьи, а подчас и всей родни, речи умные толкаем и в дерьме все прозябаем.
Мы как белка в колесе, и просвета нет нигде.
12
Нищета и быт заели, тараканы лезут в щели. Крысы бегают в подвале, мышь грызёт кровать зубами.
От получки до получки, мы живём все злополучно. Всю неделю до субботы, на работу с неохотой.
Не случилася мечта, и спектакль прервать нельзя. Масок, шоу, маскарад, из под них рога торчат.
Басня, сказ, не знаю сам, ну а дело было так. В общем начал я рассказ кое-что про нас сейчас.
Мне сказали лоботряс, да народ такой у нас. Я опять про маскарад и что маски все подряд.
Про шабаш по всей стране, что отродье, но не все. Да отребье и ублюдки, и что нынче плоски шутки.
Что здесь пахнет дьявольщиной и ещё про чертовщину.
13
Что скабрезничать не буду и блатняк я позабуду. А жаргон не для меня, ах, я морда маргинальная.
Что в психушку мне пора иль на нары в лагеря. Ну, тогда уж я Балда, ты же будешь за попа.
И продолжил дальше сказ, про элиту, что сейчас. Есть сатирики, поэты, головою все с приветом.
Ниже пояса все пишут, а народ они не слышат. Мыслят тем, на чём сидят, головою лишь едят.
Мне об этом не писать, ну тогда слегка приврать. Подсластить слегка пилюлю, ведь в стакане это буря.
И про рыженьких не надо, и они не бесенята. Что наверно с будуна, в доску, в стельку, вдрызг иль в хлам.
Что запойный отморозок и прошу давно по морде.
14
Что закажут и замочат, как в сортирном анекдоте. И по фене не треплись, не на шухере стоишь.
Что нужны мои понты, как сопревшие носки. Всё что знаешь, позабудь и крестится, не забудь.
Ишь, какой раздухарился, шёл бы в баню и помылся. И не надо про жульё и про разное ворьё.
Оплеуха, то потом, всё братки, их хоть бы что. Ах, теперь они элита и им морда не набита.
Мне смолчать опять про это, не в те сани, ах, проехал. Ладно, снова промолчу, иль кажись, немножко вру.
Снова рты всем затыкают, я про то давненько знаю. Мне про это позабыть, ты мне тост толкнёшь за жизнь.
Нет, пока не уезжаю, по ночам не забирают.
Часть третья.
С вами водку мне не пить.
15
Чемодан стоит в углу, сухари, нет, не сушу. Кружка, ложка и носки, да кажись припасены.
Не хватает лишь махры, на заметке сатаны. Ты да я, да мы с тобой, ехать нам одной страной.
И не надо мне про маски, ох, не надо про напасти. Я болтаю всё напрасно, толи сказ, а толи басня.
Что серчаю я напрасно и что я не солнце красно. Я залез тогда на стул, сказ, как речь, в народ толкнул.
Сразу всех предупреждаю, я ведь вас давненько знаю. Бестолковым не читать, вам мозгов не подзанять.
И лентяям здесь не место, не для вас сей сказ, как басня. Недоучки, недоумки могут сразу встать, уйти.
Вам бы стих, да в три строки, по скабрезней лабуды.
16
Лабуду я гнать не буду и про вас я позабуду. Дверь открыта, не держу, за порог вас всех прошу.
Никого я не гоню и читать вас не зову. Просто правду и не вру, зла на вас я не держу.
И плевки я позабуду, не труслив, ну чуть хитрюга. Не шакальте вы блудливо, для меня это не диво.
Яму тоже мне не ройте, томно глазки мне не стройте. Я презренный, успокойтесь, о себе побеспокойтесь.
Паче чаянья скажу, смрада бесов не терплю. А про ляпы промолчу, всю залапали страну.
Всё слимонили, что было, я не сука и не быдло. Не успел я досказать, кто-то в бубен мне, вот гад.
Я продолжил говорить, с вами водку мне не пить.
17
И детишек не крестить, а не нравится так брысь. А народ, да, подл, конешно, пьянь и вовсе не безгрешен.
Мне по тыкве, ты окстись, не болтай про нашу жизнь. Или за море катись, или вовсе ты заткнись.
Я, не пьян, да и не вдрызг, сказ про нас, про нашу жизнь. Сядь на стул и помолись, без креста не обойтись.
Мне орут, иди, проспись, иль ко всем чертям катись. Правдолюбец, мать ети, братцы бей его, лупи!
Сказ про бесов, про страну, остальное я навру. Ты же думай головой, а не нравится, закрой.
Подзатыльник мне гурьбой и кричат, что пасть закрой. Я не звал ведь вас сюда, все вы нынче господа.
Тут поддали мне пинка, я упал, все на меня.
18
Я из кучи, что мала, с голой сракой, вы и я. Так у нас страна така, было завтра, не вчера.
Раскудахтался мудак, врать из нас любой мастак и поддали по соплям, на коленях я стоял.
Не циничный вовсе я, для затравки я сказал. Камень бросьте все в меня, если я уже соврал.
Я ведь сказ уже начал, кто-то в глаз мне тут же дал и сказали, что нахал, второй раз тогда упал.
Между Сциллой и Харибдой мне бы надо проскочить бы. Рассказать вам кое-что, влезть в игольное ушко.
Власть ведь сверху, как всегда, а внизу народа тьма. Справа дали тумака, ну, а слева по зубам.
Сказ, иль быль не знаю сам, не поверил я глазам.
19
Как и вы, моим словам, знаю, точно был я там. В общем, врать я буду вам, вы не верьте тем словам.
Меня били, я читал и в сторонку отползал. Я ведь сказ в уме держал, лишь теперь вам написал.
Иль немножечко приврал, нет, вчера не перебрал. Сверху морщат, снизу плющат, слева, справа поддают.
И по кумполу, по ластам, норовят хотя бы пнуть. Бьют за правду, бьют за лож, что фамилией не похож.
Бьют паскуды, бьют, как грушу, бьют, надеются, что струшу. Иль на мне отводят душу, или им наверно скушно.
Иль быть может для порядка, или вместо физзарядки. Или им нужна разрядка, я читаю из тетрадки.
Всё в России с выпендрёжем, знать на беса я похожий.
20
Иль кривой немножко рожей, иль в России я прохожий. Иль на них я не похожий, я скажу об этом позже.
Кто-то в руку вожжи дал, нет, чуть- чуть уже соврал. Мне вожжами наподдал, там синяк, а не фингал.
Я же сказку всё читаю, в пятках правды нет, я знаю. Продолжаю всем бубнить, то не сказка, а перчинка,
в море сказок, как песчинка, написал вам для горчинки. Глав немного, все по десять, да раз десять.
Я подправил кое-где, и постскриптум аж в конце. Да прибавил ещё десять, иль убавил всё ж одну.
Задурить я вас хочу, правду матку или вру. Двух за битого дают, а за морем сразу в суд.
То за морем, ну а тут, зуботычину дадут.
Часть четвёртая.
А в чулок моя подружка.
21
Иль ногою в бок лягнут, даже глазом не моргнут. Иль по морде сразу вмажут и в глаза нахально скажут.
Ничего ты не докажешь, мы судье слегка подмажем. Нам ведь здесь по барабану, что вся власть давно с изъяном.
Мы ведь здесь и при царе жили, как при Перуне. Ведь мы здесь забыты всеми: властью, Богом и чертями.
Власть здесь совесть только наша, да на дереве каркуша. Ты сходи её послушай да промой, придурок, уши.
Нам ведь вовсе здесь не скушно и плевать нам на получку. Слов мудреных мы не знаем, а копеечку считаем.
Да в заначку под подушку, а в чулок моя подружка. В банки только идиоты, кто халявы сильно хочет.
А потом кричит, украли, кто-то деньги разбазарил.
22
Что мы этого не знали, и опять мне наподдали. Я им снова про спектакль, вижу в нос опять кулак.
И разбил я всё на части, описать, чтобы напасти. Костью в горле я всем маскам, с этой сказкой или басней.
Это вам всё вместо здрасьте и меня вы тут не сглазьте. Чтобы вызвать общий смех, нынче мало ведь утех.
Всё до кучи смех и грех, кто во власти без потех. Надо сказку вам прочесть, глав, наверное, не счесть.
Про чертей, про бесов тоже или сделаем попозже. Так не хочешь иль не можешь, что прокрустово там ложе?
Если можешь, сообщи, просто свистни от души. Да не в ухо кулаком, мне на ушко, шепотком.
Изменил формат немножко, в общем, шкодил понемножку.
23
Нет, конечно, не нарочно, да и делал я не срочно. Помню я всё это точно, вам послать её по почте?
Ах, не надо и не срочно и не надо заморочек. Вас до дому довести иль про сказку наплести.
Правда, знаю не в чести, до деревни как дойти? Вы пешком, всё по просёлку, мордой об пень или ёлку.
Я ищу корову с тёлкой, да далече от просёлка. Приложить ли вам примочку и не к харе, а к височку.
Рассказать, ах не хочу и за ушки не тяну. Всё про нашу сторону, про родимую страну.
Да я вовсе не кричу, все ведь в городе орут. Просто громко говорю и не надо про чуму.
Нет, уж лучше промолчу, иль ещё куда пошлю.
24
Морду я не ворочу, я в деревне ведь живу. Не по матушке, нет, нет, ведь туда дороги нет.
Мат ни здрасьте, ни совет, да и даже ни куплет. Передать кому привет, прощелыга, вовсе нет.
Так страна у нас такая, бездорожье, мать родная. Ты и сам об этом знаешь, а на ты и не желаешь.
Так меня ты привечаешь, ты с пелёнок это знаешь. И собакою не лаешь и на русском всё болтаешь.
Что ты мысль не догоняешь, ах, я быстро так болтаю. Знать меня ты понимаешь, так зачем же донимаешь.
Кочевряжишься немножко, а на ты нам всё же можно. Перейдём и осторожно и без мата если можно.
Да, конечно, очень сможем, Бог, да вряд ли нам поможет.
25
Обыватели, конечно, все живут почти беспечно. Да ведь утро, а не вечер, утром вовсе не до песен.
А по батюшке тогда, нет, не надо никогда. Ах, фамилия така, не ищу я здесь коня.
Там дорога в никуда, рельсы спёр мудак вчера и не ходят поезда и дорога эта на...
Так у нас страна такая, широка, да и большая. Нет ни края, ни конца, не ходика ты туда.
Я послал тебя и на и мне крышка и хана. Да не понял ты меня, это присказка така.
Знамо круглая земля, да и вертится она. Я им вовсе не родня, так ведь ты сказал не я.
Я не звал тебя сюда и ответишь за козла.
26
А деревня не длинна, да в пол улицы она. Молодёжь вся в города, остальная померла.
Грязновата, это да, с краю там моя изба. Там ведь черти, сатана, нечисть разная жива.
Жизнь не стоит и гроша и в кармане ни шиша. Если надо сдачи дашь и по морде, да и в глаз.
Ну, тогда ты точно наш, мне продолжить этот сказ? Да и в ухо вмажешь тоже, чёрт мне вовсе не поможет.
Завернул ты слишком сложно, ах, не надо и попозже. А зайти, конечно, можно, там ступенька, осторожно.
Что ж тогда совсем не сложно, заходи, коль Бог поможет. Вытри ноги у порога, половик вчера положен.
Чёрт не сдаст, свинья не съест, так и все живут окрест.
Часть пятая.
Я в Россию отпер дверь.
27
Ты и сам из этих мест, не похож ты на повес. Ну, да глянь, иди окрест, что там нету и невест.
Их здесь много, не одна, глянь, русалка знать звала. Полу рыбина она, сверху баба, да не я.
Жить, в воде же рождена и не сволочь вовсе я. И на суше может тоже, если женишься, поможем.
Свечку да подержим точно, можно даже ведь и ночью. Так какого же рожна, или жёнка не нужна.
Привередлив ты, не я, а моя жена, в ступе нынче и вчера. У соседа на метле, так ведь бабы ведьмы все.
Если сучка не захочет, то кобель зазря не вскочит. Там где чёрт не сладит дело, шли-ка братец бабу смело.
Бабы миром крутят, правят, мужики их только славят.
28
Они крутят головой, голова мужик тупой. Да, красивые, конечно, всем и за морем известно.
Так пока все молодые, а потом сплошь образины. Нет, совсем и не скотина, ах, не мёд и не рябина.
Только в нашей стороне, у соседа рожки есть. И на харе сильно шерсть, совесть, да, наверно есть.
Ах, копыта под столом, так с чертями чай живём. Ими полон каждый дом, ты про сказку, иль про что.
Или сказку всё ж начнём, разной твари полон дом. Так со сказками живём, чёрт у печки за углом.
В тесноте, да не в обиде, вы в Россию не хотите. Так хотите или нет, я в Россию отпер дверь.
Там в сенях немножко тесно, коромысло для невесты.
29
Вон кадушка с огурцами, рядом с белыми грибками. Выпьешь водки после бани, ох, не клацай ты зубами.
В стороне стоит капустка, зело знатная закуска. Ещё полная кадушка, а на полке, да, ватрушка.
Самогоночка в углу, нет, сейчас я не хочу. Лучше в избу я войду, да на лавке посижу.
Там хозяйку подожду, я, тебя не тороплю. А сосед, да пьян в бреду, с месяц он ведь во хмелю.
Я по праздникам чуть, чуть, не люблю я эту жуть. Баньку надо или нет, ведь с дороги не секрет.
Да и лёгонько одет, знать озяб ты, спору нет. Я сейчас тарелку щец, к самогону холодец.
А хозяйки дома нет, на стене её портрет.
30
Из печи, да с пылу с жару, ну, а после к самовару. Ах, заварка, да спросите у Жихарки,
чай не водка и не шкварки, вру, кажись я без помарки. Там за чаем мы вдвоём, сказку сказывать начнём.
Сахар лучше кусковой, иль, как раньше, головой. А песок весь привозной, он ведь чаще всё сырой.
Он, как соль стоит с водой, пьёт водицу, что мой конь. Да для веса он сырой, что же ты такой дурной.
Дурят, да, а ты не ной, что ж такой ты шебутной. Про страну, про мир потом, да, про нас, про отчий дом.
Чай не за морем живём, живы будем, не помрём. Песню мы споём потом, когда рюмочку нальём.
Тебя кличут сынку, как, врать, конечно, я мастак.
31
Две столицы это да, ты из Северной когда? Забодай тебя коза, снова присказка моя.
Фёдор, мать твою растак, значит всё же ты земляк. Мир наш мал и очень тесен, знатно я накуролесил,
или бесов снова тешил и нам в горнице не тесно. Достоевский был не весел и головушку повесил.
Мне язык Господь подвесил, чтоб сказать вам, нет, не песен, не про мир, что очень тесен, про Россию и про веси.
Сказку мне велел сказать, да немножко под наврать. Обойтись без вашу мать и её не вспоминать.
Чтобы дров не наломать, ведь Россия всем нам мать. Чтоб в психушку не попасть, на соломку бы упасть.
Карты вытащить ту масть, что козырною звалась.
32
Чтоб всё дело было в шляпе, не на Римском и не Папе. Нет, не с кукишем в кармане и не надо мне про баню.
Пушкин, Гоголь всё с чертями, да с царями, мне про нас, а не про Ваню, про страну с её корнями.
Про Россию, где семь нянек, все с синюшными носами. Ведь живём в большой стране, да и сказок ведь не две.
Здесь одну бы сочинить, не прервать бы мысли нить. Да идею сохранить, не работать и прожить.
И конечно не тужить, я продолжил говорить. Ну, а дело было так, поведу сейчас рассказ.
Про Россию и про нас, да про сказки, что для вас. Хлеб отрежу я сейчас, а картошка есть у нас.
Я мешок муки припас, дрожжи тоже про запас.
Часть шестая.
Как-то рано поутру.
33
Хлеб хозяйка испекла, всё как в прежние года. Ложка странно деревянна, расписная не с изъяном.
Ешь, дружок любезный мой, здесь всё дышит стариной. Хошь, зубочек чесноку, напугать, чтоб сатану.
Или луку я нарву, ты головку сразу всю. Хлеба с хреном, иль с горчицой, к щам с мороза всё сгодиться.
Можно перчику немножко и сметаны можно ложку. Это щи, а не окрошка, а на маслице картошка.
Глянул я тогда в окошко, я про сказку уже можно? Как-то рано поутру, глянул я на Русь страну.
Глянул, сказкой и былиной и стихом Ершовым длинным. Глянул, челюсть отвалилась, здесь вся нечисть веселилась.
Над Россиею глумилась и мне это не приснилось.
34
Все повылезли из хмари, песни пели и плясали. В демократию играли, надавали всем по харям.
Иль Россия вся в ударе, или в винном перегаре. А кругом всё рожи, хари и свиные рыла тоже.
Я сейчас, а не попозже, а про бесов только позже. Черти, ведьмы, вурдалаки, знатно Гоголь здесь нагадил.
Он меж ними с казаками, с вороватыми хохлами, в поднебесье к Катьке маме, чёрт в Вакулином кармане.
Я попробовал креститься, Пушкин тут же объявился. Он и три его девицы, эк, загнул я небылицу.
Кот Баюн и царь Салтан, невод бросил в океан. Рыбка мне сказала хам, да и сам я ведь с усам.
Невод на берег не враз, там Садко в сетях завяз.
35
Стукнул гуслей старика и старухе дал пинка. О корыто вдруг споткнулся, волком сразу обернулся.
Волка я перекрестил, мне Емеля подсобил. Он со щукой рядом был, со вчера он водку пил.
Вдруг по берегу Балда, под уздцы мне Горбунка. На, дружок, дарю конька, ну, приврал, так ведь слегка.
А Ершов за ними с палкой, Пушкин с ним и в перепалку. Ох, беда, пропал совсем, я на берег тут присел
и немножко прибалдел, берег снова осмотрел. Глядь, Бажов со странной вазой, мне из камня кукиш кажет.
Про Урал мне басни вяжет, что я вру, пусть кто докажет. А избушка, что с Ягою, бьёт Кощея близ прибоя.
Палкой, плетью, кочергою и от счастья тихо воет.
36
Сплошь бардак и кутерьма, Поп с Горынычем летят. А за ними гуси в ряд, поп вожжами управляет.
Леший из лесу идёт, с ним и дядька Черномор. Чёрт залез аж им в вихор, не расчёсан на пробор.
Тридцать три богатыря, глазом косят на меня. Вурдалаки, упыри, с моря на берег пришли.
Гробик Ганны принесли, веселились от души. Знать бы мне на чьи шиши, матерились, хоть пляши.
В гробе Ганны был мужик, просто лысенький старик. Что царю устроил вжик, от страны остался пшик.
Развалил её мужик, лыс, как тот в гробу старик. Не носил он, нет парик, просто с метиной мужик.
Он и нынче ещё жив и вампиры в дом наш прыг.
37
В доме стало очень тесно, а вампиры, те не местны. Нынче в мире очень скверно, да во всём, иль неизвестно.
То все пришлые, известно, да и врать неинтересно. Кровь сосут, конечно, что же, знать без этого не могут.
Местны, те все на слуху и воняют за версту. Да зараза на страну, из-за моря, как чуму.
Да недавно занесли, вру, скорее завезли. Так свои же обормоты, или нет иммунитета.
Их куснули, кто-то, где-то и теперь они с приветом. Так сосут, ведь мы раздеты, ты не хочешь их спроведать.
Фёдор тут ко мне с советом. вспомнив что-то про Советы. И про лысого заветы, как про бабкины наветы.
Нет, не стал напоминать, грех народ то донимать.
38
Зубы надо поломать, а напильник где мне взять. Кол осиновый вогнать, не поможет, не поймать.
Всё растащено опять, как в Гражданскую напасть. Дверь и та оторвалась, знать петля расхлябалась.
А за морем не достать, да и там ведь власть напасть. Ах, их всех в мешок собрать, да за море и послать.
Всех по почте самолётом, а там, в прорубь, иль в болото. И не надо быть мне жмотом и не ждать мне до субботы.
Так ведь лезут в щели в дыры, ведь на то они вампиры. Ах, избу проконопатить, на двери замок поставить.
Ты уверен, что избавит, местных всех к чертям отправить. Там навечно и оставить, а народ тем позабавить.
Да зараза ещё та, как у нищего сума.
Часть седьая.
Все вцепилися в Россию.
39
Может в кризис им хана, иль отправить просто на. Или в гробик нам пора, так сосут опять с утра.
Да столетья полтора, ими правит сатана. А тюрьма для них слаба, мне чернявая вчера.
Да ворона, не кума, ей ведь триста лет, не два. Нет, и вовсе не врала, не крутила у виска.
Сыра вовсе не дала, там Крылов стоял с утра. Вурдалаки упыри, из-за моря приплыли,
Все ввалилися в избу, нет, кажись, немножко вру. Все вломились очень просто, даже вовсе и без спроса.
Да вломились, я не звал, кто-то дверь с петель украл. Вот ведь тоже кровососы, нет, они не эскимосы.
А целуются засосом, что останешься вдруг с носом.
40
Просто нечисть из-за моря и не надо со мной спорить. Все вломилися в избу, знать всё это не к добру.
Я в стороночке стоял и всё это увидал, а теперь и вам сказал, дверь я им не отпирал.
Поздновато, это верно, ох, нахальные без меры. Нам наукой, иль примером, нам не надо этой скверны.
Говоришь, конечно, верно, да не поздно ли наверно. Кабы знать прогнать куда, вот заморская чума.
Лезут вон средь бела дня, вся загажена изба. Виноват опять и я, знать тебя мешком кума.
Не простым, пыльным наверно, иль в России пьют без меры. Иль ругаются прескверно, или вместе всё наверно.
Ах, в глубинке нету скверны, всё в столицах, это верно.
41
К нам и летом не попасть, нет дорог и вовсе грязь. Там навоз, туда не лазь, он как золото для нас.
Чёрт за печку снова шасть, так родной, а ты не сглазь. Так в столицах ведь вся власть, а у нас одна напасть.
К нам с столицы не попасть, вот ворона и вся власть. Так мне врать или не врать, иль по матушке послать.
Не успел я и сказать, прошерстить свою тетрадь. Началась совсем потеха, мне же вовсе не до смеха.
Лишь Емеля пьян и весел, оплеуху мне отвесил. Мне же стало не до песен, ох, Россия мир в ней тесен.
Я головушку повесил, ему сдачи не отвесил. Черти, ведьмы, водяные и русалки озорные,
все вцепилися в Россию, неужель её осилят?
42
Лишь один Крылов в сторонке и на дереве ворона. Он её, как в басне той, та прижала сыр ногой.
Каркнув, ну ты братец и тупой, шёл бы ты к себе домой. Поп чертей верёвкой гонит, а Балда в мешок их ловит.
Попадья их подгоняет, дочка слёзоньки роняет. Всё бы было ничего, леший из моря пришёл.
Нет, он вовсе не смешон и сказал, что не крещён. Водяной залез на кол, плавниками что-то плёл.
Петушок яйцо колол, не, простое, золотое, там ещё сидели двое, все на лавке пред избою.
Колобок на пне сидел, кукареку проскрипел. Я как вроде не у дел, на бардак на сей смотрел.
Сучье племя прохрипел, я под лавкою сидел.
43
И лисица не у дел, хвать Ершова за ремень. Ты пошто там пишешь хрень, иль мозгами набекрень.
Тот брыкаться и ругаться, да пером обороняться. Всяко, разно обзываться, я лишь молча, ухмылялся.
И пером то не простым, от жар-птицы, золотым. Напились все верно в дым, не был он ещё седым.
Вдруг залез на печь Емели и исчез враз на неделю. Или все они с похмелья, здесь совсем не до веселья.
Да и это не беда, вот Руслан и без копья. Без копья деньжат в кармане, в бороде главы он шарит.
А головушка смеётся и чрез раз в меня плюётся. Плюнет, плюнет, не достанет и Россию враз вспомянет.
А меня куда-то лесом по Российским перелескам.
Часть восьмая.
Красный в крапинку кафтан.
44
А Руслан всё в бороде, нет копья, деньжата где? И с бутылкою в руке всё грозит зараза мне.
Дал, и выпить голове, ну, а пробку только мне. Ох, страна, всё вверх ногами, нет на вас бабуси, няни.
С горя кружкою об пол, приподняла вдруг подол. Быстро вспрыгнула на стол, всех чертей, да в их котёл.
В пляс по-русски, где хохол, Пушкин оком не повёл. Он на нянюшку не зол, ведь не в этом жизни соль.
Достоевский бесов ловит, глазом косит на Европу. Иль подмоги ждёт оттуда, как Христос свово Иуду.
Про Иуду я не буду, сказ про нашу халабуду. А хозяйка горы медной, человек кажись не бедный.
С волком сереньким на пару, тырят скарб у всех и с жаром.
45
Благо все сейчас в ударе, тырят словно на пожаре. Тырят, песенки поют, скарб в горушку волокут.
Всю Россию оберут, нет, скорее всё сопрут. Я же дурнем рядом тут и подсчёт я не веду.
Щука, рыбка не простая, со златой мне всё болтают. Про житьё, да про дела, да про разны чудеса.
Или дурень вовсе я, иль така моя стезя. Я стою, разинув рот, а галушка в рот плывёт.
Я глазком чуть, чуть скосил, а галушки след простыл. Чёрт галушку проглотил, я язык свой прикусил.
Цепь на шее петушка, красный в крапинку кафтан. Дуб же гол и нет кота и на мне пуста сума.
Ох, бардак и кутерьма, ну, Россия, ну, страна.
46
И на брег бежит, шипя, тёмно-синяя волна. Домовой, на дне морском, пляшет голым, пред царём.
Чёрти что и чёрти как, царь морской, да с ним в гопак. А русалки на брегу, с Катькой мамкой, на беду.
Что царица, я не вру, рыбку ловят на еду. Ловят, удочкой махают, да меня всё вспоминают.
Запорожцев ждут подмогу, ведь русалки девки, много. Им бы замуж, ты не трогай и иди своей дорогой.
Девки, все наперечёт, что русалки, то не в счёт. Ох, не всё сказал, забыл, трёхголовый водку пил.
Сам с собою говорил, звать Горынычем он был. С ним лягушка из болота, обозвала его жмотом.
С ним ещё сидели кто-то, хохотали до икоты.
47
До икоты, до упаду, я прикуривал там рядом. Между первой и второй, трубку с третьей головой.
Водку пил он гад по-русски, после первой без закуски. После третьей смачно крякнул, что лягушка ****ь он брякнул.
Да и это ведь не всё, вот поганое житьё. Между третьей и второй, предложил ей стать женой.
Поднялся галдёж и вой, между каждой головой. Кто из них целует жабу, а кто женится на бабе.
Кто исполнит долг мужской и кому ей быть женой. Да и это ведь не всё, с дуба стырили яйцо.
То яйцо в ларце лежало, там Кощеево начало. Смерть Кощея там лежала, этой сказки лишь начало.
Смерть в иголке, что без нитки, обокрали всех до нитки.
48
Нитки не было и вовсе, ты дослушать приготовься. Приготовься друг сердешный, ты, наверное, не местный.
Местны все наперечёт, то, что черти, то не в счёт. То, что пьяны басурманы, так страна у нас с изъяном.
Будешь третьим со стаканом, ах, не пьёшь, да и не будешь, ну, а третьим с нами будешь, пей и горе позабудешь.
Мне Горыныч так сказал, когда смачно целовал. Целовал в засос и крепко, словно целенькую девку.
Не меня и не чертей, ту, что всех ему милей. Ту лягушку из болота, что назвала его жмотом.
На яйце он гад сидел, и яйчишко задом грел. Грел, надеялся, что скоро, ох, смешно мне до умору.
Ладно, буду продолжать, как сказать, чтоб переврать.
Часть девятая.
Мне по русски, но без мать.
49
Мне по-русски, но без мать, как яйчишко мне достать. И забыть про вашу мать, что б её не вспоминать.
Нет ругаться я не буду, а яйчишко раздобуду. Молвил я себе на ум, мне Горыныч молвит, кум.
Я сказал, что не крещён, да и крёстный мне не он. Что ворону я не знаю, что вообще с другого краю.
Он мне ладно, не сердись, на скамью со мной садись. Выпьем мы с тобой за жизнь и не надо, не крестись.
Выпьем мы с тобой по-русски, на столе стоит закуска. Гриб, огурчик и капустка, зело знатная закуска.
Можно даже и селёдки, если сразу после водки. Мне Горыныч так сказал, или я чего соврал.
В общем, смылся я оттуда, трёхголовый гад зануда.
50
Да, наверное, паскуда, нет, бывало ещё хуже. Продолжать, или забуду, а яйцо я спёр оттуда.
Спёр, под дубом закопал, вам об этом рассказал. Вы об этом ни гу-гу и ни мне и ни кому.
То накличете беду, на головушку свою. Я со сказками дружу, про раздрай потом совру.
А Кикимора, да Леший, им бы всё себя потешить. С моря на берег ко мне, по воде, как по земле.
Нет, ошибся, не ко мне, к деду с бабкой в стороне. Дед же с бабкой водку пьют, да Россию всё блюдут.
Я же с ними рядом, тут, сказку вам свою плету. Поплясать им предлагают, да в бока их всё толкают.
Бабка в нос им кукиш кажет, дед узлом хвосты им вяжет.
51
Да узлом-то не простым, а мудрёным и морским. Дед их быстренько в соху, да кнуточком по хребту.
Бабка с банкой ко хвосту, скипидаром за версту. Лучше носик я зажму, на проделки их гляжу.
Ой, сейчас совсем помру, не нажить бы мне беду. Кот Баюн бабусе словом, ты помажь им под хвостом-то.
И на дереве ворона, мажь им будто по закону. Знатно будет мудозвону, да надень на них короны.
Бабка тряпку, да под хвост, дед кнутом их в перехлёст. Прут соху задравши хвост, пашут берег меж берёз.
Не страна, а сплошь курьёз, мне смешно смотреть до слёз . Дед старуху материт, за сохою вскачь бежит.
Ох, отвлёкся, не до них, да и сказ ведь не про них.
52
А Емеля, да Балда, с перепоя, ну страна. Мяли бок у колобка, да лизали те места.
Тот к лисе, скажи кума, я из ларя, где мука. И что нет во мне вина и вина там не моя.
Рома тоже во мне нету, иль совсем они с приветом. И к Кощею за советом, пнул Ягу он гад при этом.
Пнул не сильно, так слегка, знать бы где его нога. Бабка оземь от толчка, кувыркнулася слегка.
Жалко стало старика, тот держался за бока, славно била кочерга, всё по рёбрам старика.
Рад приветить старика, стар и млад одни дела. А старуха, что Яга, костерила колобка.
Иль с приветом вся страна, иль мозгов у них нема?
53
Да и это не беда, из воды сам сатана. И в репьях вся борода, на башке олень рога.
Знатно шкодила жена, да не в том его вина. Знать не пил бы ты вина, не росли б олень рога.
С матюгом, да на царя, тот свалил всё на меня. Ну, а я, что я, взятки гладки ведь с меня.
И не пил я с ним вина и рыдает сатана. В бабки битое корыто, вся посуда перебита.
На Россию матерится, на меня глазком коситься. На писателей, поэтов, вспомнил гад меня при этом.
Я в стороночке стоял и всё это услыхал. Сказки Бог стране послал, я же сказки переврал
и для всех устроил бал, там я многих, повидал.
54
Бал не в шутку, не всерьёз, посмешил я вас до слёз. Сатану держал за хвост, Бог смеялся, аж до слёз.
Я не всё сказал, забыл, вроде водку и не пил. И с чертями не дружил, мне бардак в стране не мил.
Там столица, всем на диво, площадь там красна, красива. Гробом площадь та красна, в нём мужик так-то беда.
Вся как кладбище она, странны бесов времена. Балом правит сатана, выпей водочки до дна
и пляши хоть до утра, коль мозги пропил вчера. А могильная плита, что у нищего сума.
Так привыкла вся страна, кумачом была красна, в незабвенны времена, ты ведь хаживал туда.
Старцы правили тогда, их там была цела тьма.
Часть десятая.
Он опричник, царь с усами.
55
А до них там двое были, кровь народную попили. Тот, что лыс так он опричник, царь с усами по привычке.
Царь, да помер, помогли, сына в клетку упекли. Лысый лысого, да к стенке, да опричника известно.
Двум ведь лысым вместе тесно, генералы, все из местных. Послабленье повсеместно, самодур он всем известно.
За границу часто ездил, да бровастый подкузьмил. Власть из рук перехватил и в психушку дверь открыл.
А народ вином он тешил, помер, тоже не безгрешен. Старцы скопом, да за ним, все на кладбище они.
Следом лысенький мужик, водку сразу запретил. Перестройки кран открыл, да стране кирдык приплыл.
И его он тоже смыл, я там тоже рядом был.
56
Нет, на митинг не ходил, не горланил и не ныл. На работу я как прежде, а на митинги невежды.
Всех дурили, как и прежде, жили, да одной надеждой. Развалили безнадёжно, три барбоса, разве можно.
Превратились в кровососов или есть ещё вопросы. Да всё сделали без спроса, власть прибрали недоноски.
Лысый вновь остался с носом, нет, не нужен эскимосам. Да с Урала недоносок, водки всем и сразу вдоволь.
Олигархов нам по новой, как бы вроде баре снова. Нас в холопья записали, снова быдлом обозвали.
Нет, землицы нам не дали, среди дня всех обобрали. Да на улице в подвале, очень часто и в канаве.
А детишки на вокзале, как чертишки, иль не знали.
57
А чумазые от гари, Юрьев день не вспоминали. Вот такие чудеса, перестройка принесла.
Нет, не кум и не кума и не Гоголь сатана. Просто пьяная страна, в раскоряку вся она.
Гоголь пальцем указал, или я чего соврал. Нынче там вселенский бал, я в стороночке стоял.
Вы опять все на меня, ну, а я, что я. И не пил я там вина и вина там не моя.
Ведь правитель там не я, а корова, да, моя. Знать маразмы в голове и склероз по всей стране.
Царь без дела в стороне, он ведь тоже не в уме. Слушал всё, что врал тебе и поддакивал всё мне.
На прощанье молвил мне, что дадут мне по балде.
58
Кабы знать, когда и где, не упасть при этом мне, хоть соломка при себе, вобщем, что-то о беде.
Да успеть сказать тебе, о житье в родной стране. Я бы может, что и смог, если б Гоголь мне подмог,
Ведь для дела нужен срок, срок же Гоголя истёк. Он с Вакулою утёк, да в Диканьку, не в сугроб.
Да и Пушкин не помог, он ведь дверь, да на замок. А Крылов опять в сторонке и на дереве ворона.
Я под деревом, да с ним, нет, не пьяны и не в дым. Сыра мы опять хотим, я там вовсе не кутил.
Та чернявая зараза, сыр опять во рту держала. Лапой кукиш показала и головкой покачала.
Лапой сыр опять прижала, словом дурни нас назвала.
59
И продолжила, нахально, Мойдодыром, что из спальни. И Чуковский не опальный, строй почти матриархальный.
Говорю не на иврите, слову русскому внемлите. Гроб сначала уберите, да в стране хоть приберите.
Иль вам дурни невдомёк, что стране не нужен гроб. Гробу место на кладбище и не надо тратить тыщи.
Бог простит, а не освищет, ведь вы оба нынче нищи. Вижу тощие зады, да пустые животы.
И не все в стране пьяны, гроб на кладбище неси. Пред народом не юли, ему мозги не дури.
Ну, а тем, кто не согласен, нет, не надо по мордасям. Нам не надо старых басен, мы им морды не расквасим.
Так чернявая сказала, сыр не дам я на халяву.
60
Мне обидно за державу и не падайте в канаву. Не злорадствую над вами, или вас послать по маме.
А ещё дружок сердешный, нынче в мире очень тесно. Мне сказала так невеста, а вот квакала не к месту.
Раздавали по мордасям, кто согласен, не согласен. Не сегодня, а вчера, нет, не вечером, с утра.
Перестройка ведь была, говорила, не врала. Наплели всем новых басен, как же тут и не украсть-то.
И плевали на державу, все тащили на халяву. Я смотрел на ту забаву, кто-то стырил и канаву.
И попёр в другу державу, пёр, кряхтел, да и пердел. Я же снова не у дел и на сыр глазком глядел.
Мне про сыр Крылов напел, вышел знатный беспредел.
Часть одиннадцатая.
По стакану три и сразу.
61
А быть может передел, Пушкин в сказки вновь смотрел. Снова бесов Достоевский углядел, глядя этот беспредел.
Я же вышел идиотом и остался обормотом. Нет, не жадным и не жмотом, перед пятницей в субботу.
Чехов мне про сад и дачу, про палату, что в придачу. А Толстой, ты в глаз им дай, щёку ты не подставляй.
Герцен с колоколом что-то, или вспомнил околоток. Эх, бы мне его заботы, на неделю до субботы.
Так ведь надо на работу и дрова все спёрли кто-то. Горький враз залёг на дне, с Буревестником в руке.
Не на Капри, не в реке, тьфу, примолк в моей строке. Смылся с глаз долой от власти, от неё ведь все напасти.
Лишь Некрасов по железке, налегке и даже в спешке.
62
Материл всю власть, как прежде, мне сказал, что нос не вешай. Я хотел за ним удрать, вспомнил снова вашу мать.
Эх, соврать, иль не до, врать, нет уж лучше, переврать. И по шпалам снова вскачь, получив пинка опять.
Стал кого-то догонять, рельсы спёр какой-то тать и дорогу не узнать, бездорожье, как и встарь.
Вот такие брат дела, быль иль сказка, чудеса. Иль в стране опять дурман, чёрти Гоголю в карман.
Бесы Достоевскому в кафтан, знать кругом один обман. Пушкин мне опять слова, так те нужен самовар,
хочешь, я царя продам, или остров вот Буян. Сделка вновь не состоялась, не хватило саму малость.
Или нечисть тут вмешалась, или власть кака осталась.
63
Не дави ты мне на жалость, мне б корыто саму малость. Ничего ведь не осталось, со страною, что же сталось.
Он мне милый, не грусти, иль чертишек приструни. Иль на Бога уповай, сам конечно не зевай.
На дворе ведь месяц май, всех по осени считай. Ты дружок не унывай, я к себе, а ты бывай.
Я же глянул, что осталось, так корыто, сама малость. Всё в кабак снесли чертяки и опять все с голой сракой.
Пляшут, песенки поют, я же снова рядом тут. Гол, раздет и не обут лишь со мною мой хомут.
Может жёстко, может нагло и не надо всем про грабли. И про реку всем не надо, в воду можно лишь однажды.
Ох, нашла коса на камень, да отшибла всем вам память.
64
Грибоедов со словами, не дружи-ка ты с царями. Ступа рядом в стороне, а метла не вижу где,
знать Ягуся на метле и с улыбкой на челе. Иль метлою близ прибоя, бьёт Кощея в стороне.
Ненасытная старушка, а с Кощея только стружка. Не даёт бедняге спуску, бьёт наверно для утруски.
Ну, Россия, ну, страна, знать и мне домой пора. Честность к месту не всегда, записал сии дела.
Сказка, быль, не знаю сам, бес под локоть, что же там. Я же в лоб ему щелбан, сей поганец запищал.
Сатана тут прибежал, знать бесёнок настучал. Значит стук, быстрее звука и, причём тогда наука,
если бес стучать обучен, всю Россию баламутит.
65
Искренность не всегда к лицу, стыд неизвестен подлецу и пройдохе наглецу, иль опять немножко вру.
Бес опять под локоть мне, вот зараза надоел. Я пером тогда скрипел, бес под локоть мне глазел.
И бубнит мне про куму и про нищего суму и чего-то про тюрьму, остальное не пойму.
Семи смертям ведь не бывать, а одной не миновать, мне чернявая, как мать, бес мешает всё писать.
Я за хвост его тут хвать, меж рогов щелбан опять. И засунул под кровать, хвост успел ногой прижать.
Сказ ведь надо дописать, он оттуда мне про мать. Перейдя, на русский мат, что костей мне не собрать.
Мне чернявая опять, что Крылов ей вроде мать.
66
Что живут одной надеждой, лоботрясы, все, как прежде. А всё чаще ведь невежды, я без сыра, как и прежде.
Я поведал правду вам, вы не верьте всем словам. Я не верю в это сам, мне Крылов, а я уж вам.
Я на щуке поскакал, Горбунок на дно удрал. Чёрт язык мне показал и ушами помахал,
а хвостом, как плетью щуку, чтобы помнила науку. Я пришпорил бедолагу, записал всё на бумагу.
А кикимора, да леший, да ещё бесёнок с лесу. Говорили про невесту и про свадьбу, как про песню.
Что жених хоть трёхголов, всех заменит женихов. Что болтлив то, да заметно, а народ весьма приветлив.
Что в три горла пьёт зараза, по стакану три и сразу.
Часть двенадцатая.
Кто спёр канаву.
67
Так ведь нет на то указу и нельзя ведь без приказа. Что приданого не густо, хоть царевна и лягушка.
Да и этот не богатый, он ведь в небе, как проклятый. Жаром пышет и огнём, так болоту нипочём.
Водяной, меж ними смолнул, делал новую наколку, на себя, как на футболку, затупил совсем иголку.
А по новому тату и бурчал, летать хочу. Я же с ними на скамье и со щукою в руке.
Мне пора домой к себе, а Крылов всё в стороне. Вру ещё графы на две, иль привиделось всё мне.
Дело вовсе не во мне, не в скупой моей строке. Встал ведь рано, на заре, скверно было на душе.
Я не всё сказал, забыл, стол с картишками там был.
68
Пушкин с Федей Достоевским, в карты шпарят в дурака. На четыре щелбана, доконала их страна.
Или в Баден им пора, я же рядом, как всегда. Зело знатная игра, два азартных игрока.
Иль быть может на ку-ку, одного я не пойму. На хрена я здесь торчу, может мне в другу страну.
Иль в России поживу на игру их посмотрю. Только я подумал это, Фёдор мне прокукарекал.
Сдуру я совсем опешил, он мне Лео нос не вешай. Кукарекал под столом, Пушкин мяу за столом.
И Баюн здесь не причём, его нету за столом. Я ребята не смешите, да всю правду говорите.
Фёдор гавкнул на меня, Санька козочкой скакал.
69
Или я опять соврал, иль всё это карнавал. Или я попал на бал, приглашение не брал.
Только странны кавалеры, вороваты все манеры. Фраки их не по размеру, или тырили без меры.
Я немножко пригляделся и вокруг вновь осмотрелся. Чёрт мне на плечо уселся, вот поганец где пригрелся.
Пальцем тычет на толпу, а другу поднёс ко рту. Ты об этом никому, никогда и ни гу-гу.
А иначе не поймут, скажут, ты свихнулся тут. Да в психушку заберут, сатане, как приз сдадут.
Будешь ты тогда в опале, иль еще, в каком подвале. Что тюрьмою называли, спрыгнул, вспоминай, как звали.
Я моргнул разок, другой, вдруг избушка предо мной.
70
Бабка с морем пред избой и старик всё ждёт прибой. На завалинку присел, на корыто вновь глядел.
Эка вышла снова хрень, а по-русски дребедень. Не ужель так целый день, мне глядеть на беспредел.
Мордой снова я об пень, сказке ты моей не верь. Хочешь на себя примерь, не бери с меня пример.
Всё равно не пионер, будешь снова не у дел. Ну, а то, что беспредел, так-то новый передел.
Ты же снова не у дел, кризис тоже передел. Хапнет тот, кто нагл и смел, иль в засаде просидел.
Тихой сапой поимел, бабки вновь на передел. Кто на печке просидел, вновь остался не у дел.
Лишь глядеть на передел, снова весь его удел.
71
Мне Балда с Емелей снова, вновь на ушко, бестолковый. Это сказки ведь основа, объяснить тебе по новой.
Тот, кто тырит и крадёт, тот во власти ведь живёт. Тот, кто гол и бос, идёт, тех зовут всегда народ.
Ну а власть их всех зовёт, нищета и голоброд. А, чернявая зараза, поддержала их и сразу.
Каркнув не на то сейчас указа и нельзя ведь без приказа. Прекратить их безобразья, жизнь смешна разнообразьем.
Взятки, взятки, да, берут, их откатами зовут. И за морем, да и тут, все по разному крадут.
Ты за сыр мой, и в тюрьму, по закону, по суду. На этапе всех сгною, всё равно ведь засужу.
В каталажку засажу и на нары уложу.
72
Ну а тот, кто спёр канаву, эх обидно за державу. На Канарах, не на нарах, вшивым вам совсем не пара.
Сыр ножонкой вновь прижала, у височка показала. Знать така у нас держава, иль вам это не забава.
Веселитеся на славу и крылом нам помахала. Всей стране всегда под ноги, вечно грабли на дороге.
Бьют по лбу уж век подряд, знать без толку всё и зря. Чёрт крутился между нами и всё тырил из карманов.
Встал ведь ранними часами, хлопал пустенько глазами. Спёр у бабки даже прялку, не забыл он и про скалку.
Стырил её вроде палки, раньше деда погонялку. Дед сказал её не жалко, меньше будет перепалки.
Деду водки стало жалко, дед бутыль к себе прижал.
73
Чёрт без горькой убежал, деда жмотом обозвал. Знатный видимо нахал, пёхом по морю бежал.
Дед ему и только пробку, от бутылки показал. Я присутствовал при этом, чёрт упёр часы с браслетом.
Мне сказал, что я с приветом, портмоне не помню где-то. Да и туфли не при мне-то, или всё же сбрендил где-то.
Гол разут и не обедал, завтрак вовсе я пробегал. Ну, а ужин ещё где-то, мне его бы не профукать.
Иль Емелю всё ж спроведать, можно ведь и не обедать. На печи домой доехать и себя слегка потешить.
Иль лапши вам всем навешать, я ведь тоже не безгрешен. Ты читай, и нос не вешай, я немножечко помешан?
Да, наверное, слегка, как и вся наша страна.
Часть тринадцатая.
Рубаха парень.
74
Ох, не всё сказал, не всё, там Филатов со стрельцом. Лезут, молча на крыльцо, прищемить им кое-что.
Мне Высоцкий, нет, не надо, мы гостям всегда ведь рады. Вознесенский с Евтушенко, вновь пустили только пенку.
А Васёк Шукшин с Алтая, сел на лавку ближе к краю, он же скромный, я-то знаю, я молчком ему киваю.
Золотухин с ним мостился, мимо лавки приземлился. Нет, ребята не разбился, только молча, матерился.
А сатириков не взяли, они сказки не писали. Оды им не по плечу, по три раков не хочу.
А по пять так-то вчера, да и денег ведь нема. Карцев, нет, не сатана, Кац, фамилия така.
Вот такая кутерьма, иль сказал наверно зря?
75
Вознесенский снова к нам, на Высоцкого, ты хам. Я стихи всегда писал, ты же песни распевал.
А теперь вдруг ты поэтом, первым номером при этом. С Евтушенко мы поэты, веком прошлым мы воспеты.
Вы же с Лео баламуты, от поэзии клевреты. Вова молча, отвернулся, нет, и даже не ругнулся.
Лишь глазами улыбнулся, как аккордом отстрельнулся. Мне сказал, не обращай, то не наша ведь печаль.
Мне же их немножко жаль, их проблема, как и встарь, им бы всё на пьедестал из потёмков под фонарь.
Ну, а время, как всегда, с пьедестала в никуда. Я же с песней, как обычно, для меня это привычно.
Сказ напишем мы приличный и в манере необычной.
76
Я эпоху завершил, стал там первым, а не был, век двадцатый я закрыл и аккордом всё прикрыл.
Ты же в веке двадцать первом, знаю, точно будешь первым. Пушкин мне не даст соврать.
Санька, прав ли я таку-то мать, ведь Россия всем нам мать, продолжай дружочек врать.
Санька молвил, да конечно, в мире ведь ни что не вечно. Да и это ведь не важно, ври, как прежде и отважно.
Время место и покажет и народу правду скажет. Вот такие чудеса, я к корыту там беда.
Утекла ведь вся вода, как и время навсегда. Кот Баюн, рубаха парень, молвил, что я всё переиначил.
Эк, коленца завернул, всю страну перевернул.
77
Меня с дуба сковырнул, леший влез к нему на стул и тихонечко всхрапнул, глядь, а он уже уснул.
Были там ещё ребята, не с ухватом, а с лопатой. По одной, да на два брата, вроде, как и мне близнята.
Третий был и тихо сплыл, по дороженьке пылил. Нет, со мною он не пил, не хватило ведь чернил.
И чернила я не пил и не с ними я там был. Волк чего-то вдруг спросил, я перо своё точил.
Не жар птицы, нет, не ври, а соврать мне помоги. Да по-русски говори, у Крылова вон спроси.
Знаю я твои ходы, ты туды, или сюды? Расщеперились усы, волчьей пастью для красы.
Я немножечко струхнул, да покрепче сел на стул.
78
Нет немножечко совру, сел я молча на скамью. Волк, как волк, курить даю и не трубку, а махру.
Самокрутку тот свернул, сизым облаком дыхнул. Я тут быстренько чихнул, трёхголовый дымом дул.
Знатно снова завернул, заглянул опять под стул. Там всё те же из болота, у меня же вдруг икота.
И стрелою всё в меня, врёшь паскуда среди дня. Я, така моя стезя, да за шапку и в бега.
Ну, Россия, ну страна, не налили мне вина. И вина там не моя, там все сплошь одни князья.
Харей им не вышел я, иль в рыжинку вся она. Что с того, что не красив и глазок чуть-чуть косит.
А рябой, да в сапогах, что с кинжалом и в ножнах.
79
Я смекнул, сказал им шах, а про мат я позабыл. Мать его не костерил, то б головку не носил.
Я глазком опять скосил и под дурика косил. Да ты вспомни рядом был, всё усатому хвалил.
Чёрт меня и там носил, иль войну ты подзабыл. Драчка там из-за невесты, Несмеяне вечно грустно,
принцам там совсем не место, а Россия, как невеста? А невеста, что невеста, брачна ночь, как по закону
и с кровавой простынёю, честь по чести быть женою. Свадьба, да конечно была, с генералом и красивым.
Нет, с не мерином, не с сивым, да, меня и там носило. И куражились на свадьбе, как невесту не понять-то.
Горько часто им кричали, с нелюбимым повенчали.
80
А, вы снова о морали, обыватель, аль не знали. Ну, а мне и как обычно, у порога я, привычно.
Ах, одет, и не прилично и что нет на мне отличий. Так ведь наш такой обычай, здесь совсем не до приличий.
Я бы взял их всех в кавычки, кто-то стырил мои спички. Соль рассыпал по столу, знамо дело не к добру.
Ведь не за морем живу, я про то потом совру. Мне Твардовский, плюнь на них, не об этом этот стих.
Сказ здесь вовсе о других, он для тех, кто просто нищ. Кто для власти нынче прыщ, кто, как чирей, что в заду.
Пёрнет власть, а я чихну, или водочки налью. Эх, Россия, не помру, хочешь, русского спляшу?
Да в лаптях, иль в сапогах, можно даже натощак.
81
В туфлях можно на крайняк и не надо абы как. Так ведь это не гопак, спьяну лишь бы не упасть.
Ведь плясать-то надо всласть, чтоб душа оторвалась. Да под гусли, иль гармошку, в пляс совсем не понарошку.
И с хорошею молодкой, выходи-ка на серёдку. Под гитару, балалайку, даже бабка это знает.
Такт ногою отбивает и под ложки, всяк бывает. Под пилу и под свирель, плясом выбить лишнюю хмель.
Ну, а я молчком за дверь, сказ продолжить мне теперь? И в штиблетах можно тоже, лишь бы девка помоложе.
Я же сказку говорю или басню всё творю. Про страну, про жизнь твою, ты читай, а то усну.
Нет, не в хлам и не дурю, про поганцев говорю.
Часть четырнадцатая.
Там и черти на печи.
82
Песню я потом спою, иль опять немножко вру. Бес он вроде супостата и не с краю моя хата.
Да, наверно обыватель и не надо мне про скатерть. Соль рассыпал по столу, я другую постелю,
самогоночки налью, а кваску так поутру. Спички я тебе не дам, ах Россия стыд и срам.
В стельку все и по кустам, лиходеи тоже там. Самогоночки, не надо и не сядем вместе рядом.
Ты не будешь больше гадом, а зачем ко мне с ухватом. Ах, так просто для порядку, огурцы вон рядом в кадке.
Можно песню и про батьку, выпей с горя, иль с устатку. Да скажи мне правду матку, без утайки, без оглядки.
Не курил, да и не пил, так немножечко шутил.
83
Ну, быть может, чуть блажил, лишь бы ты счастливо жил. Пару глав ещё слепил и в сомнении застыл.
Кто-то, молча, всё ходил, знать за мною он следил. Ах, так ты соглядатаем, всё-то времечко там был.
Не фискалил, а дружил и меня не заложил. Стукачишком, нет, не был, ах, ты нары колотил.
Ох, сомненья, важно мненье, про житьё, что не беспечно. Да и в жизни мы не вечны, сказки же всегда конечны.
Иль совсем ещё не вечер, мир без сказки прост и пресен. Я головушку повесил, да тут вовсе не песен.
И не знаю, как мне быть, главы может разместить. Суп слегка ли подсолить, или сказку подсластить.
Так, дурить, иль не дурить, не работать и прожить.
84
Фёдор, слово ты скажи, да не бойся, не дрожи. Шиш, в кармане не держи и мне пальцем не грози.
На, пятак, поди, спляши, ах, не хочешь за шиши. Предлагаешь мне пойти, так мне выйти, иль уйти.
Слово молви, не томи, да всю правду мне скажи. Ведь где раньше дурь, да блаж, так всё нынче эпатаж.
А по нашенски кураж, да когда войдёшь ты в раж. Хобби иногда его зовут, то за морем, а не тут.
Тут чертишек призовут, да на шею враз хомут, в стойло сразу и запрут или я чего-то вру.
Вру не в шутку, а всерьёз, заблудился меж берёз. Вру я просто для порядку и словечки не загадки.
Так в народе говорят, ты послушай, стар и млад.
85
Ты смеялся не до слёз, тогда в чём же весь вопрос. Ты мне снова про курьёз, так страна не чёртов хвост.
Власть конечно, как всегда, разворована страна. И народу знать хана, а деньжищи, вроде тьма.
Так и власть ведь, как чума, мне сказала так кума. Вру ведь крёстная она, Лёлей просто названа.
Да вон глянь она сама, байки травит, как всегда. Я писал, она врала, всё про прошлы времена.
Да не грамотна она, в прошлом веке рождена. В поза прошлом, что такого, дайте вымолвить ей слово.
Иль я вру опять по новой, Пушкин сватал, что такого. Не себе, а за другого, не рябого, не кривого.
Няне правнучка она, да при Пушкиных всегда.
86
Я им вовсе не родня, просто вырос в тех краях. С детства сказывала бабка, врал весьма, весьма, занятно.
Не играл я с ними в прятки, а возможно, да, в лапту. Санька, или я чего-то вру, я в России ведь живу.
Сказки, так они у нас в роду, с домовёнком, да, дружу. Я опять балду гоню, ты мне что-то про пургу.
Так на русском я травлю, я язык ведь свой люблю. Чай не за морем живу, не напрасно хлеб жую.
Да, язык конечно сложный, врать на нём совсем не сложно. Очень даже и возможно, только очень осторожно.
Эк, коленце завернул, ты держись дружок за стул. Мне чертёнок подмигнул, за язык ведь не тянул.
Нет и вовсе он не глуп, здесь и нынче так живут.
87
Вон избушка, погляди, там и черти на печи. Скомуниздят, так свищи, до столицы тыщи три.
И не метра, а версты, я всё врал, да и в кусты. Вам запудрил все мозги, это смело ты загнул.
Палку я не перегнул, бес давно нас всех обул. Я, навешал вам лапши и живу я на шиши.
Нет, я вовсе не нахал, мне вон чёрт хвостом махал. Про тебя всё рассказал и рогами покачал.
Так какого же рожна материшься на меня. Ах, мне в рот, да белена, с ней нелёгкая сама.
А горилка не моя, с юга братца, бля хохла. Так у них своя страна, не ругаюсь вовсе я.
Это присказка така, Белоруссия жива.
88
Там сябры, а короче братаны. Хрен им в дышло, бульбаши, нет, они не торгаши.
И живём все на шиши, так мы с Киевской Руси. Слышишь, кличут москали, Пушкин, вроде скобари.
Я из тех, из водохлёбов, что от Ильменя живого. Нет не разные народы, через реку нету брода.
Мы оттуда все пошли, а теперь вот три страны. Так ведь бесы, а не мы, растащили, мы немы.
А, Горыныч, три главы, общим Богом мы сильны. Бесы, бесы все со стороны, они пришлые козлы.
В поза прошлом к нам пришли, расползлись по телу вши. Достоевский лишь один, всем нам дурням говорил,
будет свара, всем твердил, а ко мне он заходил.
89
Мы же поняли друг друга, а другим, так-то наука. Да и врал, не с перепугу, я сказал тебе, как другу.
Просто речь у нас такая, ты её ведь тоже знаешь. Очень даже понимаешь, а, по матушке ты знаешь.
Нет по батюшке потом, разберём в стихе другом. Я сегодня не завскладом, и на Райкина с оглядкой.
Райкин, Райкин тоже рядом, из музея для порядка. Я за словом и в карман, там ведь шиш, да таракан.
Да и кукиш ещё там, я не дам тебе щелбан. А на кукиш хрен ты купишь, ах, алтын, да и пятак.
Вам по-русски, иль в гопак, или мать вашу растак. Я про пляс, не про рубли, знать в роду все болтуны.
До дуэли не дошли, все они запрещены.
Часть пятнадцатая.
Я в те игры не игрок.
90
Можно, да, на кулачках, в кулачке забор зажат. Я не промах в тех делах, не валяйся ты в кустах.
Славный сказ, закончить впору, я с тобой совсем не спорил. Пушкин на ушко шепнул, да куме слегка мигнул.
Нет, не вру, ему кума, а мне крёстная она. Знатно снова завернул, ты опять ушёл в загул.
Я черту же подведу, ею сказку завершу. Да, за морем не поймут, не по ним ведь сей хомут.
Гол раздет и не обут, там иначе все живут. Сказ про нас с тобой дружок, ах, ты снова без порток.
И на всё опять готов, рот я снова на замок. Кучеряво все живут, не работают, а пьют.
Пьют по пятницам, в субботу, пьют с утра перед работой.
91
Натощак и с похмела, когда тёща померла. На крестины, именины, в день рожденья бабки Зины.
Пьют с устатку и, не евши, черти, что и чёрти как. Всё опять несут в кабак, лишь бы повод погулять.
Глянь, там свадьба подкралась, снова песней разлилась. У соседа, у подружки, можно даже без закуски.
За углом и на вокзале и в пивной и ресторане. На рыбалке, на охоте, пьют до чёртиков и рвоты.
И на улице в кусту, пьют ведь даже на посту. Пьют, паршивцы не грустят, когда просится назад.
Так вся жизнь в хмельном угаре, а страна в сплошном развале. Пьют, им бесы помогают, выпить снова предлагают.
И стакан вновь наливают, я про это точно знаю.
92
Мне Довлатов пробегая, глянь, Кощею наливают. И Ягусе подлецы, а в заклад твои штаны.
Все потом блевать в кусты, ты мне в Штаты сообщи. Пару строчек напиши, как живёте на шиши.
Не письмом, по телеграфу, и не трать ты зря бумагу. И ещё чего-то мне, вдруг Чапаев на коне.
Он с картошкою в руке, шашка в ножнах не в чехле. С ним Фадеев налегке, Петька с Анкой в стороне.
Им Буденный помешал, Щорса лысину видал. Нет, вернее Ковпака, а война зимой была.
Маннергейма, нет, не взяли, просто вовсе облажались. Я про то потом совру, Жуков, то совсем в другу войну.
Рокоссовский, как не знать, Черняховский, очень жаль.
93
А Русланова мне спела, всё про бесов, как сумела. Да и Зыкина мне тоже, чтоб я бесов не тревожил.
И что матом все лютуют и про Волгу мать родную. Ей Бернес не дал допеть, а Утёсов досказать.
Он с Козловским, как не знать, мне про это не писать? Так ведь бесы всё опять, мне бы надо промолчать?
И не надо мне мычать, мне корову поискать? Да, доили, не меня, всю страну, раззява я.
Так ведь бесы, а не я, а у нас страна така. Магомаев поддержал, а Шаляпина не знал.
Отс про это рассказал, с Левитаном он стоял. С тем, что вечно с микрофоном, а Шаляпин с граммофона.
А с мольбертом, да, другой, он в музее, как живой.
94
Про Россию и запой, бурлаки, так-то другой. Шишкин мне опять про шишки, ох набили много шишек.
Что живём, как чумовые, очумела вся Россия. Я тогда молчал совсем, был, как глух, а может нем.
Айвазовского узрел, Репин в руку кисть мне дал. Кистенём я не махал, Огарёв мне помешал.
Мне простил мои грехи, он ведь в Лондон, я сюды. Лишь Малевич про грехи и чего-то, про квадрат.
И что жизни я не рад, а что жизнь сплошной театр. Что наверно я игрок, я тогда упал в сугроб.
А быть может у порога, сатану рукой не трогал. Так строкой задел слегка, он упал тогда с крыльца.
Не играл я с ним в козла, в дрыбодан опять страна.
95
Я в те игры не игрок, ты не спорь со мной сынок. Бесы снова на порог, я за шиворот их сгрёб.
Да взашей их и в сугроб, чтобы спесь с них сбить чуток. Достоевский мне помог, с них разруха, а не прок.
Вот и весь о них стишок, длинен жизненный урок. Мне поддакнул сам Ершов, озадачив, словом толк.
Толковал с тобой я долго, не про нитку без иголки. Про страну, да про народ, что без нитки нет пальто.
Иль ты конь, да в том пальто, так дошло, иль не дошло? Запрягают, правда, долго, зато едут слишком быстро.
Да, на тройке с гиком, свистом, бесы вроде, как артисты. Персонажи есть ещё, я не бесами крещён.
Шпарю вам не про амвон, в православии рождён.
96
А шарашу по порядку и не лезь ко мне с ухватом. Говорю вам правду матку и не надо всем про батьку.
Ах, опять не угодил, ты мне в глаз, да и подбил. Под забор и угодил, нет и я тебя не бил.
Водку я с тобой не пил, ты мне даже очень мил. И не с Дону, не с Кубани, ох, опять тебя достали.
Да и Шолохов не с вами, под землёй меня достанешь. Нет, первач так после бани, на Руси нельзя без бани.
А усач, верней Будённый, что все нынче разведёны. Развели, как лохов нас, посчитай в который раз.
Блюхер тоже поддержал, меня на хрен не послал. Ворошилов там стоял, Троцкий Родину сдавал.
Разбазаривал страну и чего-то про войну.
97
Тьфу, там Керенский гляжу и Махно там мать твою. Как в кино на них гляжу, дать бы всем по щелбану.
Так ведь знаю, не возьмут, Врангель тоже где-то тут. А Колчак, так-то в Сибири, да держи карман ты шире.
Свой не мой, народ же грешный, вам про это неизвестно. А Деникин тоже местный, за Россию, всем известно.
Он с Твардовским, как сказать и не надо мне про мать. Деньги спёр какой-то тать, да и за море бежать.
Ох, не надо про колхозы, вынь из сердца ту занозу. Ту любезную подругу, подтяни коню подпругу.
Да не мне, а Горбунку, я до дому поскачу. А про время, я молчу, я ведь в нынешнем живу.
Ты напишешь, я прочту, если хочешь, подсоблю.
98
Или на ушко шепну, беса словом уколю. Ах, Высоцкий, да конечно, в мире ведь ни что не вечно.
Актуально, да, как прежде, ах не свежо, я невежда. Ты живёшь своей надеждой, веришь в сказки ты, как прежде.
А Гагарин в небесах, черти в Гоголевских снах. Стенька Разин на челне, чарка есть, княжна в воде.
Там ещё сидели кто-то, хохотали до икоты. До икоты, до упаду, я писал там с ними рядом.
В бок толкали иногда, а бывало и меня. Ну, Россия, ну страна и держались за бока.
Да всё пальцем на меня, иль така моя стезя. Сказка ведь не для меня, а в подарок от меня.
И не крал я там коня, то цыганские дела.
Часть шестнадцатая.
А написанное в печку.
99
А телега во дворе, спёрли, да, кажись при мне. Так я был тогда в избе и с бумагою в руке.
И не видел, кто и где, эй, Емеля, печка где? Я с вопросом вновь к Балде, нет, ведь вру, Балда ко мне.
Кутерьма опять в избе, а все бесы по стране. Галич вовсе мне сказал, когда мимо пробегал,
что нарвусь я на скандал, фигу я в карман убрал. Буду я тогда в опале и не надо мне скандалить.
Что был Бродский до меня и у них плоха стезя. Что уймись дружок сердечный, да и Сахаров не вечный.
Солженицын, да, конечно, а, написанное в печку. Всё написанное шняга для народа, как бодяга.
Хоть и ладно вроде сшито, всё же редкого пошиба.
100
В ней ты вроде бы посол, да вот мерзостен засол. Я стоял, моргал глазами, и язык прилип к гортани.
Маяковский молвил мне, иль Есенин не пример. Челюсть брякнулась об пол, чёрт напомнил про забор.
А Войнович прямо в лоб, вру не в лоб, а прямо в глаз. Власть соврать тебе не даст, сказ анафеме предаст.
Посолил, как огурцы, хоть хрустявы, но мелки. Аппетитны, да, конечно, харя только от их треснет.
Не у нас с тобой дружок, кто во власти корнюшон. Перцу им ты всыпал верно, лист смородины наверно.
Хрена кинул, знаю, да, захрустят у них бока. И твои, наверно тоже, иль дадут опять по роже.
Кто-то ножку мне подставил, я упал, как тот раззява.
101
Нет, не плакал, грустно было, а ведь врал я лишь в пол силы. Не успел я развернуться, как успел уже споткнуться.
Не на льду я поскользнулся, в своём сказе растянулся. Кто-то сволочь лист капустный, мне под ноги, не в закуску.
Вновь упал, а все смеялись, надо мною изгалялись. Яйчишки, да, тухлявы, всё в меня, что я раззява.
И гнилые помидоры, да, как яблоки раздора. И свистели падлы хором чрез дорогу за забором.
А Высоцкий промычал, когда сказ мой прочитал. Налей бражки негодяям, им за пойло, я-то знаю.
Да плесни и не жалей, и на них её проверь. Что головка разболится, так наутро похмеляться.
Пусть узнают, чем нас травят, нас немножко позабавят.
102
Я на власть давно начхал и при прежней попивал. Пушкин так по девкам снова, как блудливая корова.
Наболтал ты право много, иль не всё ещё готово. Мне чернявая опять, аспид, сколько можно врать.
И фуфло народу гнать, надо меру во всём знать. Я не прав так вы поправьте или вру всё понапрасну.
И лишь Богу только здрасьте, то в другой уж ипостаси. Там ведь нету этой власти от неё ведь все напасти.
Я подумал, не сказал, да вот вам лишь написал. Или снова я соврал, нет, не буду про скандал.
Да Крылов опять толкал, мне писать для вас мешал. Райкин вовсе мне сказал, что на власть я начихал.
Он из Питера в Москву, знать вещички собирал.
103
Там его мудак достал, он мне сам всё рассказал. Ну, а если вру без меры, то всем прочим для примера.
Вы давно не пионеры, а живём мы все прескверно. Мне ворона, ты в эпохе этой первый.
Врать, горазд, как аспид верно, иль оболтус ты наверно. Ты внучок, всех переплюнул, против власти снова плюнул.
Лишь бы ветер, да не в харю тебе дунул. Мне чернявая сказала, сыр же лапою держала.
Не сегодня, не вчера, завтра встреча та была. Там читали все меня, знать там всё не про меня.
Здесь я правду вам сказал, иль опять чего соврал. На могилке постоял, не Крылова, на своей.
Эпитафия на ней, вспомнил бесов и чертей.
104
Прибежал домой скорей, ты мне рюмочку налей. Всех помянем поскорей, там их нет, и день светлей.
Кочергой их всех за дверь и метлой из всех щелей. Маяковский и Есенин про берёзки и про сени.
Я же вышел в коридор и на улицу во двор. Мне там Лермонтов про Мцыри, про обитель и Россию.
Что-то снова про Кавказ, я в снегу тогда завяз. Там Орловы, да Потёмкин, что-то стали про потёмки.
Про Петра, про Новый год, что шатанье и разброд. Кто их нынче разберёт, Крым Россия ли вернёт?
Мне Суворов подсобил, он по Альпам походил. Я в сугробе, нету сил, да багром меня тащил.
А Кутузов про Москву, нет Горчаков, или вру.
105
Он про Бисмарка чего-то, в воскресенье, иль в субботу. Да он с Пушкиным в лицее, остальные помельчали
и в веках давно пропали, нет о них совсем печали. А в Берлине и не раз, и в Париже очень быстро.
Получилось просто Бистро, мне казак об этом свистнул. Не соврал, да, и Черчилля не знал.
Рузвельт вовсе не принял, да он в Ялту улетал. Пугачёва, что такого, Пугачёву не родня.
Да из Харькова она, иль она мне соврала. Да народная молва, мне об этом же кума.
Тэтчер, да, ещё жива(Уже мертва), а мозгов уже нема. Не писатель вовсе я, нет и даже не поэт.
Кто сказал вам этот бред, на меня опять навет.
106
Окуджава мне про песни, что сейчас пусты и пресны. Что в культуре сплошь застой, а в умах сплошной отстой.
Ободзинский мне про водку, поддержал его Высоцкий. Брякнув что-то про молодку, про Парижскую слободку.
Михалков, да тот, что младший, не пиши ты правду матку. Глянь на жизнь, ты взглядом батьки, проживешь её в достатке.
Правда может и с оглядкой и ещё мне про повадки. Нет, не дали по соплям, что советам их не внял
и что правду написал, хоть все сказки переврал. Там и Лещенко с Кобзоном, что во Францию Аксёнов.
Вновь про думу и законы и что бесы некрещёны. Винокур стоял на стрёме, на главе шута корона.
Ведь Россия без шута, вроде, как и не страна.
107
Так сказала мне сама, что до бесов рождена. Ей ведь триста лет, не два, да с Крыловым всё она.
Сыр опять нам не дала, плохи знать в стране дела. Ну, а Пьеха, как всегда, я спляшу тебе сама.
Я же слушал, да писал, а теперь и вам сказал. Иль опять чего соврал, так немножко задремал.
День же к вечеру шагал, ах, лютуют, я не знал. А Булгаков мне про веру, что не надо лицемерить.
Что не хлебом мы единым, всё про прошлые годины. Маргарита где-то здесь и от мастера привет.
Я же глазом не моргнул, про Воронеж намекнул. Лишь потом, про Соловки и чего-то, про Кресты.
Про кота не говорил, или я чего забыл.
Часть семнадцатая.
Мат ведь вовсе не одёжка.
108
День ведь к вечеру клонил, да и спорить нету сил. Бес вокруг тогда ходил, сатане знать доносил.
Я глазком опять скосил, врать, совсем уж нету сил. Мастер мимо проходил, мне сказал, чтоб не блажил.
Я его во след крестил, вру, вернее осенил. Он поёжился слегка и сквозь землю, как всегда.
Вот такие блин дела, Фёдор в бок меня тогда. Я спросил, а где махра, мне чернявая тогда,
что соврал я как всегда, да и спать уже пора. Спорить я тогда не стал, я домой к себе шагал.
А Шагал мне про народ, что живёт сейчас, как скот. И чего-то про Париж и что ты дружок свистишь.
Я засунул пальцы в рот, свистнул, думал, что поймёт.
109
Тут три молодца из лесу, свист им очень интересен. Обокрали, обнаглели, и давай меня метелить.
Вспомнил я тогда метели, кулаком их метелил. В кулаках держал по ели, да на будущей неделе.
Они курвы враз взопрели, иль немножечко вспотели. Я домой, они балдели, да поганцы, в самом деле.
Нет, опять приврал немножко, потерял тогда гармошку. Иль скорее балалайку, ту частушку я не знаю.
Песни, те совсем с другого краю, нынче так не напевают. Чаще морду набивают, да, руками все махают.
Не матрац и не подушку, я могу тебе на ушко. Про твою жену, подружку, про соседку потаскушку.
Про твою, а не свою, снова правду, или вру?
110
Про страну соседку слева, ту, что ближе к Могилёву. Справа тоже все неправы, там межа и кочка снова.
Иль соврать тебе по новой, чтоб по кайфу, да и клёво. Нет, я вовсе не каналья, а страна давно в упадке.
Нету в ней совсем порядка, да, когда пришла разрядка. Крыша сьехала слегка, по дороге кренделя.
Мне ворона не кума, Достоевский, а не я. Что я шороху нагнал и опять я всё соврал.
Так я сказку ведь читал, а ты слушал, да молчал. Замечанья иногда и что спорил как всегда.
Ты гуляй, мне спать пора, приходи ко мне с утра. Ну, бывай! Пока! Пока! Не толкай меня с крыльца.
Я в снегу лежал тогда, иль пригрезилось слегка.
111
Кто-то дал мне тумака и сказал раззява я. Нет, вернее недотёпа, по дороге я потопал.
Вру, вернее, побежал, Меерхольда повстречал. Он про Данченко чего-то, что пора и мне работать.
Что баклуши бить не надо, врать с умом всегда мне надо. Спорить я тогда не стал, бес меня совсем достал.
Иль скорее сатана, ведь бардак его дела. Станиславский, не сердись, поскорей браток уймись.
Я про цирк по всей стране, я не клоун на ковре. Что житья ведь нет нигде и жульё по всей стране.
Гумилёв про ноосферу, что я лезу не в те сферы. И что вру совсем без меры, буду битым для примера.
И что вру я слишком верно, что в стране давно уж скверно.
112
Я ему про Магадан и про старый чемодан. Про историю страны и что все в стране немы.
И что корни знать должны, что пора отдать долги. Про Лужкова сдуру брякнул, он тут мне слегка поддакнул.
Что его я озадачил, удивился, даже крякнул. Кумовство, сказал повсюду, да и за морем паскуды.
Тырят ведь все маски всюду, все одним болеют зудом. У воды, да не напиться, здесь ведь можно и свихнуться.
А не то чтобы споткнуться, как же тут не матюгнуться. Глядь, кругом всё те же лица, я не буду материться.
А народ уж век поститься, сатана же веселится. Там старушка впереди, Новодворская вдали.
С нею рядышком Гайдар, нет, стране не Божий дар.
113
Рыжий тоже пробегал, я его не увидал. И с Урала заводила, алкоголик всем на диво.
В Беловежской, нет, не был, водку с ними я не пил. Он страну всю прокутил, эх бы знать кому ж он мил.
С ним ещё там двое были и страну по пьяни сбыли. Да держались за штаны, за народа, не мои.
С голой жопою все мы, три народа, три страны. Не забыли про рубашку, и раздели всех, как в сказке.
А народ не приглашали, просто молча раздевали. Жириновский указал, Долгорукий мне сказал.
А вот Гурченко чего-то про семью и про заботу. Что детишки на печи, как чертишки, мать ети.
Глазунов про персонажи, да с Беляева подсказки.
114
А Толстой, что Алексей, через сито их просей. Шарлатанов и шаманов, колдунов и ведьмаков.
Репин, грабли приготовь, иль по репе будь готов. Нет, вернее рожи, хари, что повылезли из хмари.
И свиные рыла тоже, ах не надо и попозже. Так и хочется по роже, здесь я вовсе не прохожий.
Вам сказать об этом позже, бес ведь нынче осторожный. Он как ты и тот прохожий, он на нас, совсем похожий.
Мат здесь вовсе не поможет, ошарашить, да, поможет. Он обличьем, как и мы, только мы уж век немы.
Задурил он нам мозги и дороги в никуды. Так дороги, дураки, вот проблемы у страны.
Они дети сатаны, ну, а мы опять немы.
115
Век на службе сатаны, или скурвились все мы. А Никулин звал к себе, клоун нынче не в цене.
Эквилибра я не знаю, так немножечко болтаю. Да словами всё играю, их вот в строки собираю.
И жонглирую немножко, всё словами осторожно. Мат ведь вовсе не одёжка, на кафтане не застёжка.
За слова опять в тюрьму, как в тридцатых загужу. Снова правду или вру, власти нет, не угожу.
Эки дивны времена, знать всем правит сатана. Рот прикрыть и мне пора, иль зевнуть, как спать пора.
Иль диктатор у порога, что в острог опять дорога. Иль напрасна вся тревога, я строкою власть не трогал.
Нет, ведь худа без добра, я про наши времена.
Часть восемнадцатая.
Братцы азиопы.
116
Ты бывай, а мне пора, завтра мне вставать с утра. Я к скотине как всегда, да навоз опять с утра.
Мне Крылов опять привет, от чернявенькой совет. Понял, спору вовсе нет, мне держать за всё ответ.
Из России всем привет, это сказ, а не совет. Санька Пушкин молвил мне, ай да Лео, сукин сын.
Ну и сказку ты сложил, сам себя перехитрил. И Тарас замолвил слово, да Шевченко, знаешь ты хохла такого.
Знамо дело, что толковый, да и я не бестолковый. Подтвердил и Грибоедов, что в России, прежни беды.
Да дороги, дураки, бесы издали пришли. Много бед нам принесли, метастазами пошли.
Сказка грустная немножко, да и жизнь наша не мёд.
117
Правду матку, да без мата, он сказал, народ поймёт. Если кто и донесёт, то он гнида, да и вошь.
Это сказка и всё ложь, её песней не споёшь. Фима, Фима с Магадана, не латыш, да и не мама.
А Одесса, как невеста и в Ростове только папа. Не по совести живёшь, а живёшь ты по понятьям.
С воровскою шайкой братьей и не надо пояснять. О грехе напоминать, иль, куда опять послать.
В Магадан нас всех опять, золотишко промывать. А блаженненький Собчак всё трепался про общак.
А Гайдар и Хакамада поимели всех и задом. Мне Зюган про них не надо и Явлинского туда же.
Нет, он вовсе не один, просто мимо проходил.
118
По Фамилии Шифрин, знатный ныне господин. А поёт, так не один, послезавтра заходил.
С ним ещё там кто-то был, да за всем не уследишь. Да Жванецкий, не из немцев, из евреев.
Ах, сатирик с иудеев, он с Одессы, чуть правее. Ну, а в Северной, как прежде, да, хохлушка, не из местных.
Нет, не немка, ни с чухонцев, да в фаворе при дворе. Из посольского приказу, а царицей, нет, ни разу.
А чернявая зараза, прокричала всем и сразу. Нет на то сейчас указа, я могла сказать бы сразу.
А медведи есть в стране, много, партия уже. И всё больше казнокрады, нет, не сяду с ними рядом.
Гризли, те всё больше в Штатах, а у нас Грызлов с палатой.
119
Да из Северной, молчу, аж на самом на верху. Из деревни, как и все, он из Купчино вообще.
Да, земляк, кажись и мне, только я ведь при говне. В Кремль и вовсе не вхожу, рожей, я не подхожу.
Про Распутина, ах, Путин, он не ровня вовсе мне. Я в деревне, как и все, он из Питера вообще.
С ним ещё там много есть, мне их всех не перечесть. Иль земляк немножко тоже, все из Питера негоже.
Да, из Питера известно, все в Москву на бал, как прежде. Ох, стары и ни невесты, мне и вовсе там не место.
А столицы две известно, из-за моря много бесов. Губернаторы крадут, как поймают, так скажу.
Я ведь в сказке только вру, дай соломки подстелю.
120
А полпредов просто пруд, да, чего-то волокут. Все весёленько живут, а народ, как мухи мрут.
Гоголь шнырит где-то тут, ну а бесов, просто пруд. Прокуроры честь блюдут, то за морем, а не тут.
Не по ним знать сей хомут, бесы вон на бал идут. Не сочтешь ли ты за труд, где нормально и не пьют.
Где не тырят, не крадут и без стука все живут. Нет, сынок, мне не знакомо, я всё чаще со скотиной.
С разной прочей животиной и не надо плётью в спину. Ведь и в прошлые годины норовили палкой в спину.
В мире всё всегда едино, ведь и за морем скотины. Нет, не все, не до единой, на то разные причины.
Тростью баре иногда, в позапрошлом было, да.
121
Крепостные мы тогда, а они все господа. Исключенья, есть известно, да для правила, как прежде.
А у нас всё чаще бесы, чёрт за яйца б их подвесил. Достоевский снова мне, Пушкин рядом в стороне.
Вспомнил я, браток, Бирона, нет, ошибся, то из Питера Миронов. Он мне вовсе не знакомый, много дел всегда по дому.
Вновь на дереве ворона, разбрехались мудозвоны. Нет такого ведь закона, нам сказала, как с амвона.
Тырят, тырили и будут, а про вас все позабудут. Вся страна, как халабуда, все раздеты и разуты.
Здесь не долго, и до смуты, так всё бесы воду мутят. Кормят дрянью и дерьмом, из-за моря, что везём.
Мне Филатов невзначай, то правителей печаль.
122
И дерьмо совсем не мёд и народ от дряни мрёт. Кто от дряни не помрёт, тот до старости живёт.
А в полях бурьян растёт, скоро век уже грядёт. Вновь чернявая печально, нет и вовсе не нахально.
Промотали всю державу, спёрли даже и канаву. Веселилися на славу, где найдёшь таку забаву.
Растащили, промотали, перестройкой всё назвали. Чёрт на лавочку присел, на ворону поглядел.
Здесь я вовсе не у дел, я на дверь тогда глядел. Дверь, что стырили с петель, бес за море без петель.
Окна тоже нараспашку и сквозняк содрал рубашку. Сдёрнул даже башмаки, а портки пешком ушли.
Гол, раздет и не обут, дело к вечеру идёт.
123
Бес на шею мне хомут, сатана уж с плёткой тут. Сатане, я про права, плеткой он мне вдоль хребта.
Вся теперь моя страна, сатана, смеясь, сказал. Плёткой вновь мне по хребту, бес мне в зубы вдел узду,
плугом берег я пашу, потихонечку пержу. И на мне, как на быке, пашут берег, я в ярме.
Бес с уздечкою на мне и орёт мне, цоб-цобе. Весь в коросте и в дерьме, с голой сракой, как и все.
Пёрнул в харю сатане, он ведь мордой в жопу мне. Пёрнул с голоду, с устатку, или вру я сильно хватко.
Бес заёрзал на спине, сатана промолвил мне. Срать не хош, не мучай жопу, мне не надо про Европу.
Ты, не я, ведь с голой жопой, за сохой он сволочь топал.
124
Что там тоже остолопы, промычал я ненароком. И по берегу галопом, плюнул с горя на Европу.
Знать мы братцы азиопы, жить нам вечно с голой жопой. Или бесы все с Европы, к нам прокрались ненароком.
Что я вру, так Бог осудит, нет, не надо, не засудит. Просто нас тобой рассудит, вдруг Россию кто разбудит.
И что всё переиначил и не надо тебе сдачи. Что я вру и что паскуда, перебита вся посуда.
И по морде мне тогда, а я сдачи, что тогда. Сдача вовсе не нужна и по старому, шпана.
Чёрт на стреме, а не я, что я снова всё соврал. И что горькой перебрал, нет, я вовсе не нахал.
Просто правду или врал, ты читал, а я писал.
Часть девятнадцатая.
Православный, иль с цыган.
125
Нет, я перенедопил, ах, Задорнов, с ним я вовсе не дружил. Хотя внешне очень мил, он ведь в Риге вроде жил.
Нет, он вроде не с армян, по фамильи Петросян. Православный, иль с цыган, спёр у вас вчера баян.
Нет, я в харю вам не дам, знамо дело передам. Ах, так ты уже в бегах и что мне ногою в пах.
Я по яйцам, что тогда и причём тогда Балда. Как Емеля и всегда, иль послать тебя куда.
В гневе страшен это да, нет, не всё до фонаря. И что круглая Земля, чёрт принёс опять сюда.
Что наверно ты земляк и что врёшь мне просто так. Бесы есть, конечно, да, Достоевский, а не я.
Он мне вовсе не родня, да, наверное, земляк.
126
Ты нарвался на кулак, в кулаке забор зажат. Так темно, да и не видно, вовсе даже не обидно.
Ах, я снова, да и быдло, это кровь, а не повидло. Что под глазом фонари, так не видно ведь не зги.
Не фонарики, фингалы, экий всё же ты упрямый. Сладу нет с тобою право, ты налево, я направо.
Не ложись, ведь там канава, да заросшая бурьяном. Так и вся наша держава, то бурьян, а то канава.
Переправа, переправа, так не справная держава. Перепрыгнешь чрез канаву, а мосток он где-то справа.
Да обидно за державу, так ведь с властью нету сладу. И не пил я с ним на пару, Верещагин, да по праву.
А таможня, нет, не рядом, за забором, за бугром.
127
Тащат нечисть все в наш дом, да весёленько живём. А дорога, просто прямо, нет, не пьяный, а усталый.
Просто встал сегодня рано, да страна с таким изъяном. Так расстанемся друзьями, вечереет, надо в баню.
Я тихонько приподнялся, в путь дороженьку собрался. Власть за пояс меня шасть, туз козырный, да не в масть.
Снова я не угадал и наверно бы пропал. Мне Ершов пинка поддал, я на берег вновь упал.
Землю носом пропахал, а народ всё хохотал. Знатный вышел карнавал, да и ты ведь там бывал.
Харю я твою, видал, ты под локоть нос совал. И писать мне всё мешал, я забацал, ты читал.
Не совал, да нет, не ври, да всю правду мне скажи.
128
И не надо про шиши, мне до бани бы дойти. А в замок глядел ведь ты, а на скважине следы.
Да и нос вон весь в грязи, он ведь в краске от двери. Да замочек взад верни, эх народ родной страны.
Или черти все они, эх, приплыли блин все мы. Лучше я перекрещусь, да домой к себе вернусь.
Мне бы с плеч, да сказки грусть, эх Россия, моя Русь. Я без сил к себе плетусь, Грибоедовская Русь.
Нищий, гол и не обут, ну, а бесы, бесы тут. Мне два д.. наводят грусть, я иду слегка чешусь.
Вшей я вовсе не боюсь, я в тужурку облачусь. Да в кожанку, как в ЧК, их не любит гнида, вша.
Ох, былые времена, Беломору пачку, на.
129
Соловки, а на хрена, плачет снова Воркута. А теплушка на путях, как скотину, аль не знал.
На Чукотке не бывал, в Сахалин метро копал. Я-то брат про Джезказган и Владимирский централ.
Уголёк в Караганду, Королёву, да скажу. И Ильюшину чего же, там и Туполев был тоже.
Мне дадут опять по роже не сейчас, а чуть попозже. Прощелыги, прохиндеи, все свалили в Иудею.
Я придурок здесь балдею, а Калашников в Ижевске. Так ведь я не красна девка, ах и с памятью не крепко.
Ох, всё бесы баламутят и историю всю крутят. Шило прячут в том мешке, а оно кольнёт то там, то здесь.
Исчесался, ну и что ж, ты со мною не пойдёшь?
130
Я про баню, ты про что, мне бы веничек ещё. Не берёзовый, дубовый, да кваску и выйду новый.
Пару ковшиков ещё, нет, не очень горячо. А в снегу так-то потом или в речку голышом.
Ближе к вечеру пойдём, на околице мой дом. И лишь мелкий домовёнок, я знавал его с пелёнок.
Нет, он вовсе не чертёнок, батогами мне напомнишь. Свет зажёг в моей избе, колокольцы в стороне.
Нет, не тройка, не ко мне, я чрез поле, да к себе. Здесь и сказочке конец, кто читал, тот молодец.
Ну, а мне от вас совет, так продолжить или нет? Нет, не буду продолжать, надоело просто врать.
Домовёнка, кто-то хвать, а во тьме не написать.
131
Спёрли даже и фонарь и кругом всё темень хмарь. И по морде, как и встарь, знать кого-то я достал.
Хоть все сказки переврал, иль себя ты в них узнал. Мне за это и поддал, ну ты прямо и нахал.
Я в потёмках в морду дал, кулаком, не на повал. В кулаке забор держал, все упали, я шагал.
Спать к себе на сеновал, или я опять соврал. Нет, не с бани, а с прогулки, шёл домой по переулку.
И не надо про Алтай, я тебе не дед Щукарь. Евдокимов, да известный, помер, Царствие Небесно.
Знать кому-то было тесно или надо его место. Врать, конечно, надо к месту просто так неинтересно.
Да мне всё всегда известно, я народ, а не невеста.
Часть двадцатая.
Хлеба, зрелищ и рабыню.
132
Нет, совсем чуть, чуть я вру, так ведь в сказке я живу. Не напрасно хлеб жую, хочешь, я ещё совру.
Ты про что сыночек снова, сказка жизни ведь основа. Иль соврать тебе по новой, что ж такой ты бестолковый.
Ты мне вовсе не указ, ах, анафеме предашь. Так ведь я не граф Толстой, шёл бы ты к себе домой.
Я больной и головой, а забор он под рукой. Что с того, что он чужой, я и вовсе и шальной.
Чёрт идёт всегда за мной, бережёт он мой покой. Знамо дело не с тобой, мне не надо про запой.
Ах, споили всю Россию, как поили, веселились. Да теперь вот спохватились, или вы не похмелились.
Пьют холеры и без меры, иль для мира все примером.
133
Все рабы в доску пьяны и к работе не годны. Их везти с другой страны, вымрут, сволочи они.
Без рабов ведь нет страны и хоромы все в грязи. Ни туды и ни сюды, так ведь бесы, а не мы.
Размножаться не хотят и кругом один разлад. Из-за моря всякой дряни и страна чернеет сразу.
Вот вам дьявольский расклад, бесы знамо, где сидят. Или снова я с подвохом, а страна чертополохом.
Плебс опять, как в древнем Риме, хлеба, зрелищ и рабыню. И чтоб всё в одной корзине, чрез дорогу в магазине.
На природу, на шашлык, а иначе власти вжик. А по нашему, кирдык, вилы в бок и власти пшик.
А родня, одна херня, ведь предаст средь бела дня.
134
За понюшку табака иль за рюмку с кабака. Маму родную продаст и жену в придачу тоже.
Чёрт здесь вовсе не поможет, ведь его в заклад заложат. Купят, снова продадут, а барыш с тебя сдерут.
Да и бесы не из ваты, во плоти и зело хватки. Шнырят все они по миру, вот из телика в квартиру.
Глядь дурят уже тебя, а до кучи и меня. Или я соврал чуть-чуть, или бесы уже тут.
Вон толкнули в бок меня, вот и пасквиль на меня. Вот доносик настрочили и теперь не на меня.
Кто читал и на тебя, ты раззява, а не я. Знамо круглая Земля, иль во власти сатана.
Прибежал и к вам сюда, да кажись позавчера.
135
Не за пивом и не воблой и не старою оглоблей. Прибежал, чтоб вас обуть, всё за море умыкнуть.
Вы смекалистый народ, золотишко он возьмёт. Нет, не то, что с Магадана, с туалета, иль из ямы.
Чем земельку поливают, он же глупый я-то знаю. Да куриного туда, можно даже два ведра.
Он ядрёный, я-то знаю, аж железо проедает. Что пахуч, так то не страшно, можно в бочку из под кваса.
Бесу всё златым запасом, да отдайте, в добрый час вам. Можно даже и покруче, так ведь жаль навозной кучи.
Удобренья не купить, без навоза не прожить. Пусть попробует отведать, на себя его навешать.
Прогорит до дыр бедняга, знать ядрёная бодяга.
136
Мы же может, отдохнём, да порядок наведём. Нам же дорог отчий дом, что мы Родиной зовём.
Бес, конечно, не крещён, не поймёт он, что почём. Он, конечно же, пахуч, а местами и вонюч.
Так не в этом вовсе суть, он разъест и беса суть. Срать горазды все мы братцы, в будни праздники и святцы.
Так спасём мы всю страну, я вам тоже помогу. На горшке уже сижу, нет, черту не подвожу.
Я попозже вам скажу, а пока сижу пержу. Срать привыкла вся страна, срут вон даже на меня.
Срёт начальник на тебя, на жену твоя кума. Ты тишком соседу снизу, он молчком ответно в среду.
Тёща сватье на неделе, жёнка свёкру поднабздела.
137
То её ведь лично дело, ты глядел она пердела. Вся страна и друг на друга, на соседа, на подругу.
А на бесов то когда, иль сдурела вся страна. Всю страну уже засрали, или вам её не жалко.
Лучше бесу бы отдали, меньше было бы печали. И не надо скипидара, или вы в хмельном ударе.
Так ведь бесы всё мешают, по стране всё шнырят, шарят. И кругом всё рожи, хари, что повылезли из хмари.
Вся страна опять в ударе, кризис нам не обещали. Из-за моря к нам прислали, не наложным платежом.
Не дырявеньким рублём, а зелёною бумажкой. И обули всех, как в сказке, иль не знали вы про басни.
Фёдор вновь с тирадой мне, я же раком при сохе.
Часть двадцать первая.
Поимели весь народ.
138
Фёдор, я не знаю, как сказать, чтобы мне, да не соврать. Сатана, не кум, не мать, власть любая есть напасть.
Ах, анархия тогда, скажет ежели балда, иль свихнулся кто с ума, иль родился без ума.
Демократия, конечно, сей вопрос, как жизнь есть вечен и ответ не безупречен, я ведь тоже не безгрешен.
Власть тогда лишь хороша, коль её болит душа. О народе, о тебе, о житье в родной стране.
Если тырит и крадёт, а народ же гол идёт, то не власть, а сплошь разброд, я про власть, а не про брод.
Знать диктатор вновь придёт, прекратить, чтобы разброд. Фунт изюма всем нам в рот, а быть может эшафот.
Мне чернявая вчера и не кум и не кума.
139
Та, что басней рождена, да с Крыловым всё она. Вот такие брат дела, ты бывай, а мне пора.
Сказке этой нет конца, она жизнью названа. Если есть ещё вопросы, так к вороне все запросы.
Я поеду к эскимосам, посмотрю на их торосы. А столицы надоели, там давно все оборзели.
Нет на них опять Емели, карачун страну имеет. Мне Кутузов про столицу, я ему-то про жар-птицу.
А Нахимов с Ушаковым, что, как турки, мы все снова. Что затурканный народ, а в стране сплошной разброд.
Я тогда на берегу правил нову острогу. Мне рыбёшки захотелось, а картошечка приелась.
Не с Крыловым, а один, мне Кутузов подсобил.
140
В Супер-пупер не ходил, что за слово я забыл. А в сельмаге нет прилавка, ну, а в лавку моя бабка.
Да за солью, керосином, нет с плетёною корзиной. Или вру с кошёлкой всё же, сетка та намного позже.
Иль, наверное, с авоськой, да за мелкою рыбёшкой. Вам соврать ещё немножко, так всерьёз иль понарошку.
Глуховат, наверно, да, рыбка тоже ведь еда. Нет к Буяну корабля, и страна совсем не та.
Промотали всё зазря, спёрли даже якоря. Так ведь бесы, а не я, всё спустили без меня.
Да не в воду корабли, а страну всю за шиши. Чья б коровушка мычала, а моя бы помолчала.
Так читай ты сказ сначала, снег совсем не одеяло.
141
Стрёмно жить, конечно, что же, помолчу, а то заложат. Мы живём ведь, как в кино, скажем вроде бы одно.
В мыслях там совсем уже другое, а творим, что черти воют. Не один, а даже трое, я к колодцу за водою.
Нет, в избе полы помою, не ходи-ка ты за мною. Знать без брода влезли в воду мы за мнимою свободой.
Влезли раз, потом второй, значит, глупы всей страной. Бес внушил, и мы пошли к сатане в его силки.
Растеряли, что имели мы без памяти на деле. В день сегодня, всю неделю, всё пропили и пропели.
Скоро век, как сбиты с толку, ищем мы в стогу иголку. В тёмной комнате кота, где не видно ни шиша.
Надо быть, а не казаться, значит надо нам проспаться.
142
Да за ум, наверно, взяться, нет, не надо похмеляться. И рассольчику пора и не вечером, с утра.
Нам без веры жить нельзя, Достоевский, а не я. Карачун вернуть ребяткам, крупным, мелким бесеняткам.
Сатане его вернуть, а иначе не вздохнуть. То не наш Российский путь, этой сказки в этом суть.
Иль Емеле намекнуть, мне бы щуку не спугнуть. Сатане на лапу дал, а иначе бы пропал.
Я пол берега вспахал, бес на стрёме постоял. Золотишка отвалил, нет, вернее навалил.
Пуда вроде полтора, а короче, два ведра. И по нашенски, говна, навалил не видно дна.
Нет не много и не мало, срал в ведро из дачной ямы.
143
Срал с полчасика наверно, или вру совсем без меры. Да с сохою, это верно, Фёдор их спугнул наверно.
Он с вопросом подошёл, что есть власть и что закон. Сатана с говном ушёл, я с рождения крещён.
Бес слинял, я не заметил, на вопросы я ответил. Был не день, а к ночи вечер и ты тоже не заметил.
Нет, не я за всех в ответе, от чернявой всем приветик. Срать горазды все на свете, стар и млад и даже дети.
Достоевский, да Ершов, наплели немало слов. Пушкин дверь, да на засов, не видать бы вам стихов.
Все хотели перестройку, поимели лишь попойку. Поимели весь народ, кто богатенько живёт.
А народ же гол бредёт, злость в копилочку кладёт.
144
Вышла просто перестрелка, у бандитов, как на стрелке. Соловьём вам басни пели и Крылов здесь не при деле.
На печи вы все сидели, печь ушла в снегу Емеля, с голой попкой и без дела, щука с проруби глядела.
Кризис сказкой по стране и с Русланом в бороде. Ах, народ, так знамо где, вновь с бутылкою в руке.
Иль в канаве, да в бурьяне, как обычно после бани. Пугачёв здесь не причём, он ведь был уже царём.
А Ермак рассказал мне про кабак, что в Сибири всё не так. Разин, да кажись казак, не носил я вовсе фрак.
Бес в Европе был рождён, революцией крещён. Нет не верой, а идеей, он ведь вроде с иудеев.
Немец, правда, помогал, труд его потом издал.
Часть двадцать вторая.
Кто же нам напасть накликал.
145
Или я чего соврал, Достоевский мне сказал. Соплеменники втащили и страну раз прокутили.
А потом второй разок и ты снова без порток, славный русский мужичок, рот я снова на замок.
А Орловы с Алексашкой, тьфу ты, с Меньшиковым Сашкой. Мне опять суют подсказку, что вся власть давно в замазке.
Я бумажку ту в карман, сказ в народ ведь я толкал. Повзрослели, поумнели, сатане не надоели.
Ложь листком простым от фиги, а народу просто фига. Кто же нам напасть накликал, нам все глазоньки обсикал.
На вопросы я ответил и не я за всё в ответе. Да немножечко приврал, Достоевский доконал.
Чтоб я правду и не врал, нет, вернее задолбал.
146
Здесь как вроде точку надо, так в стране ведь непорядок. Непорядок и бардак, деньги за море мудак.
Что с подвохом догадался, чтоб пупком я надорвался. Ах, я снова дурью маюсь, как Белинский, да я знаю.
И в России просто душно, не вздохнуть иль бес попутал. Пыль в глаза и сплошь обман, так ведь бесы, а не я.
Неизвестный мне сказал, нет, в Женеве не бывал. Это что за наважденье и донос, как благодетель.
Ростропович тоже мне, да в Нью-Йорке, не в Москве. А Рахманинов, не надо, да в стране такой порядок.
Дирижёр, гляди, рогат, бесов карточный расклад, Шостакович мне опять, а блокада, как не знать.
Лишь Уланова вертелась, да на нас на всех глядела.
147
А Вертинский с ней на пару, нам чего-то под гитару. Что нас душит наша жаба, что за море все с мозгами.
Чтобы бесы не достали, в строчках уши все видали. Знать мы все раненько встали, в оборот нас бесы взяли.
Чтоб другим вы рассказали, не смеялся я над вами. Каждой твари, да по паре, иль вы этого не знали.
И они мне не соврали, вы со мною не торчали. Так страна у нас в ударе, иль похмелье наступает.
Нет, а бесы шнырят, шарят, одуревши иль в угаре. Кто ранёхонько встаёт, тому Бог всегда даёт.
Я про нас, а не про скот, а народ в хлеву живёт. Так шатанье и разброд, бес весёленько живёт.
И в стране сплошной развал, он на Родину чихал.
148
Вру, вернее, наплевал, иль, быть может, насморкал. Харкнул сволочь, всё растёр, вот и весь здесь разговор.
К сатане он всё упёр, знатный вышел заговор. Я к скотине, как всегда, ты бывай, а мне пора.
Да навоз, как и вчера, мне корова насрала. Так и вся наша страна, вилы в руки брать пора.
Да почистить нам конюшню, отскрести народа душу. Беса вилами с сарая, что страною называем.
Или реку перекрыть, как Геракл нам дом промыть. Он как вроде бы конюшни, как у Авгия по уши.
Нет, не кровушкой народной, наш народ сейчас свободный. Что молчит так до поры, а потом вдруг в топоры.
Ты его браток, не зли, чтобы не было беды.
149
Супостата справь за море, чтоб народ не беспокоить. Нам не надо снова горе и не надо со мной спорить.
Это сказка, не подсказка что похожа так на басню. Не совет и не чей-то пьяный бред, от народа вам привет.
От чернявой, от Крылова и от Лео растакого. Надо жить начать по новой, иль читайте сказку снова.
Иль соврать тебе по новой, что ж такой ты бестолковый. Повторил не я, Каркушка, да Крылова то подружка.
Целый день ведь мне на ушко, да болтлива, как старушка . Петр мне что-то про острог, под Полтавой кто утёк.
Кто предал, продал страну за понюшку табаку. Катя, что Суворов занемог, Севастополь кто вернёт.
И что кто-то наплетёт и всю сказку переврёт.
150
А Михайло Ломоносов про науку мне с вопросом. И едим ли мы все вдоволь, или впроголодь живём.
Да народ не бережём, как в деревне мы живём. Что пешком, как прежде ходим, бесы в личном вертолёте.
На рыбалку, на охоту и до баб, что кобеля охочи. Говорить, уж нет мне мочи, да и дело вроде к ночи.
А в науке, как в болоте, воду в ступе потолочь мне. Потолок и всё без толку, не нашёл в стогу иголку.
Почесал опять в затылке, кто-то стукнул по загривку. В шею вытолкал за дверь, я в снегу лежу теперь.
Вспомнил снова я про Тверь, про незапертую дверь. Да в избе своей в деревне и в кармане нет ведь гребня.
Я затылок вновь чешу, гниду вошь в строке ищу.
Часть двадцать третья.
Так нам деды завещали.
151
Глядь, по улице иду, встретил там опять Балду. Знать и сказ совсем к концу, а щелбан я вам дарю.
Мне Донской чего-то тоже, я скажу об этом позже. Невский тоже рядом был, демократию хвалил.
Грозный, молча, всё стоял, знать опричников сбирал. Ломоносов вновь с вопросом, что за морем недоучат.
Нет, до смерти не замучат, а мозги забаламутят. Менделеев мне про нефть, что транжиры нынче все.
Нефть ведь вовсе не дрова, иль мозгов у нас нема. Рерих мне про Родину, мать нашу, наша, да, конечно краше.
А Миклухо, что Маклай папуасом вдруг предстал. Сел на лошадь Пржевальского и к Семёнову-Тяньшанскому.
Беллинсгаузен с Дежнёвым, мне про Лазарева снова.
152
Тьфу! Мюнхаузена вспомнил, не бухал я там по-новой. Как пингвин, а что такого, Антарктида нам не нова.
Нам и в Арктике не тесно, что все лезут мне известно. Государству вашу мать, на народ давно насрать.
Власть она как вроде ****ь, подмахнёт и не достать. Был у нас один Иуда, МИДом правил он паскуда.
Шеварднадзе его звали, Штатам гад пол моря сбагрил. Подмахнул сучёнок старый, и как вроде бы не баба.
Что в постели всем и сразу, близ Чукотки сдал зараза. Иль приврал немножко я, и стакан держал не я.
В общем что-то про коня, или врал я всё за зря. Достоевский на меня начал снова наезжать.
Бочку катит и ругает, и слова в меня кидает.
153
Лажу порешь ты, дружок, что Россия без порток. Лажанулся, поскользнулся, нет, не просто кувыркнулся.
Пузом брякнулся в строке, без штанов и весь в дерьме. Врёшь поганец всё в стихе, Достоевский снова мне.
Будешь битым ты везде, по России по стране. Или лохи вся страна, или врёшь ты, как мастак.
Или я неправ наверно, а ты мастер слова первый. Самобытный, это верно и всем прочим для примера.
Написал ты слишком гладко и словечки не загадки. Так в народе говорят, да, согласен, стар и млад.
Нам не надо этой скверны, а про бесов, да, всё верно. Врать горазд, ты в этом первый, или вместе всё наверно.
Разругались в пух и прах, через миг опять в друзьях.
154
А каркуша, вот паскуда, через раз, что я зануда. Краснобай или болтун, или чаще всё же врун.
Пустобрёх и пустозвон и чего-то про амвон. Ты не тлеешь, не горишь и про жизнь ты всё свистишь.
Ты с три короба наврал, всю Россию обосрал. Сказку Бог тебе простит, а народ ведь освистит.
Сатана задаст те жару, бесы сварят в самоваре. Я к Крылову, быть беде, мне не быть в его котле.
Это просто русский раж, по-простому же кураж. А Куприн, не обращай, не твоя это печаль.
Жару бесам ты поддай, а на свист не обращай. На него ты начихай, а в стране давно раздрай.
Я чихнул разок другой, вновь корыто предо мной.
155
Знать и мне пора домой, там заждался домовой. Сатана из под листа, харей, что на подлеца.
Бес в ребро из под тишка, знамо дело не с проста. Я же их строкой своей, в ад отправил поскорей.
На тот свет, а не в музей, мне поспать бы поскорей. Шибко смачно говорю, про озноб потом совру.
Что трясёт давно страну, а про розги помолчу. Да больна давно страна, телом скрючена она.
Бесом вздрючена до дна, а душа на небеса. После смерти в рай иль в ад, по заслугам Бог воздаст.
И конечно по делам, ад ведь здесь, а рай же там. Что ты этого не знал, слишком много я соврал.
Или правду я сказал, всех строкою развенчал?
156
Подкузьмил, так что такого, вам чего-нибудь смешного. Я иду к себе до дома, и рукой меня не трогай.
Кура лапкой от себя, всё равно весь день сыта. Я как вроде бы шута, нет, не видел я царя.
Понапрасну на меня, в оборот опять тебя. Что ж ты этому не рад, ах опять я невпопад.
Так воротимся назад, ты бежал, а я стоял. Я поэтому видал, всё, что ты не увидал.
На меня ты понапрасну, иль читай ты снова сказку. Что, похожа так на басню, она вроде, как раскраски.
В детстве ты держал в руках ведь краски, кто-то нос тебе расквасил. Скрытый смысл всё понапрасну, ты не веришь в эти сказки.
Так нам деды завещали, что без веры нет морали.
157
Нет и правды на Земле, будет бес по всей стране. И во всей своей красе даже в рясе при кресте.
Так ведь бесы баламутят и народу мозги крутят. Мне Ахматова тогда, помню было, как вчера.
А Цветаева, не надо, что от бесов непорядок. Ахмадулина, грозит, и писать мне не велит.
Я чего-то ей про скит, кто на лавке нынче спит. А она мне про застой и что ныне перестрой.
Я чихнул тогда немножко, поглядел опять в окошко. Темень там хоть в глаз коли и не видно ведь ни зги.
Лишь на стёклах пузыри, знать от капелек воды. Ручку взял вам написал и затылок почесал.
Снова правду иль соврал, мне никто не подсказал.
Часть двадцать четвёртая.
Близ Валдая санки встали.
158
Дреманул и носом клюнул, иль наверно я подумал. И писать я передумал, тяжела об этом дума.
А Державин с Тредиаковским мне чего-то про подковки. Что страна, как охромела, как корова что льду.
Невозможно тпру и ну, а возница пьян, в снегу. Санки едут на боку, тройка без толку по льду.
Колокольцы разболтались, близ Валдая санки встали. Их бы надо починить, да ведь некому чинить.
Спит возница в стельку пьяный, мимо кузницы промчали. И кузнец давно в печали, ведь и кузню разобрали.
Спит страна, вся в дым пьяна, на колесах со вчера. Всех трясёт, колбасит мелко, завалилися гляделки.
Глядь, не дышат подлецы, и все шприцы, глянь, пусты.
159
На телах так сплошь жгуты, под глазами синяки. И вокруг кресты, кресты, и все улицы пусты.
Я попробовал креститься, бес тут сразу объявился. Посмеялся надо мной, в ад попёр их всех гурьбой.
Да уж век их слышен вой, глянь, идут и за тобой. За твоим сынишкой, дочкой, лезут бесы через строчку.
Лезут, жатву собирают, курвы, нет, не унывают. К сатане их отправляют, урожай всё возрастает.
Сатана не унывает, и лишь я по ним вздыхаю. Нет, ещё не подыхаю, да и вам не пожелаю.
Бесам палки я в колёса, да воткнул, стихом без спроса. Строчкой дал им по соплям, сатане, так по зубам.
Эй, Емеля, где ты там, иль ты щуку потерял.
160
Достоевский снова мне, много бесов по стране. Обратись-ка ты к Балде, пошукай, его в строке.
Нет, вернее к Пирогову, он на счастье нам подкову. А от Павлова возьми, да, собак ты натрави.
Брызнул он слюной своей, это правда, мне поверь. Я затылок почесал, глядь пред Бехтерем стоял.
И строку я перепутал, или бес меня попутал. Что все скурвились паскуды и про мозги много пудры.
Что мозги народа мудры, и что бесы всё разрушат. Глюки, так из стен по всей стране, как руки.
От колёс, и от дурмана, и от разного обмана. Так страна давно с изъяном, глянь, Горыныч со стаканом.
Всем нам мозги надо вправить, жаль извилин не добавить.
161
Иль поминки по стране, встанут враз во всей красе. И кирдык тогда стране, на потеху сатане.
Молвил он, я записал, а теперь и вам сказал. Если что и переврал, так ведь бес писать мешал.
И ещё там кто-то были, не запомнил их фамилий. Я склонился над тетрадкой, кто-то стукнул мне лопатой.
За спиною прошипел, на себя бы поглядел. Поглядел, держу тетрадку, точно, верно, вверх тормашкой.
А пишу, как вроде складно, потерял я промокашку. Вот чернильница при мне, здесь и сказочке венец.
Понял, спору вовсе нет, ты прочёл и молодец. Ах, ты тоже весь раздет, кто-то стырил твой обед.
Да и ужин ещё тоже, на меня ты да похожий.
162
Нет, я вовсе не прохожий, так поэты все ведь схожи. Да мозгами, а не рожей, неуклюжий, да немножко.
А со властью осторожно, им всегда везде всё можно. Нам же очень осторожно и почти ничто не можно.
Прав конечно это верно, а ко власти нету веры. Да ведь врут они без меры, обещают это верно.
А про Кащенко не надо, там совсем другой порядок. Мне Вишневский, не дури, мазью маж, пройдут они.
На спине все синяки, да рубаху задери. Чёрт их тоже забери, славно били, ну иди.
Я поднялся, попрощался, а теперь и к вам подался. Бес пред носом вновь промчался, вновь язык мой зачесался.
Нет, за ним я не пошёл, я домой тогда ведь брёл.
163
А на бесов, да я зол, ведь не в этом жизни соль. Ты дружок опять про спор, так я вовсе не Егор.
Объегорил, что такого, так ведь я дошёл до дома. Ты как прежде всё на стрёме, мне чего-то про Ерёму.
Я-то братец про Фому, ах щелбан, Балду зову. Ты скажи потом попу, здесь я правду и не вру.
Нет, попозже напишу, я ведь спать и не шучу. Постели скорей постель, тяжел был сегодня день.
Я калиткой в доме щель, там, где раньше была дверь. Из забора своего, растащили падлы всё.
В щель из дома на крыльцо, или вам соврать ещё? Ну, а то, что подустал, так ранёхонько я встал.
Видишь, сколько написал, всю Россию здесь собрал.
Часть двадцать пятая.
Закричали петухи.
164
Да и ты ведь их знавал, иль лентяй, не вспоминал. Спать придётся натощак, ведь в России всё не так.
И по-прежнему бардак, нет, вернее кавардак. Закричали петухи, полночь, бесы в дом вошли.
Все полезли в щели, дыры, а за ними и вампиры. Вурдалаки, упыри, ведьмы, черти, все хмыри.
Все по дому, по углам, бродят голы, стыд и срам. Ищут пятницу в субботу, все без дела и работы.
Я кружок вокруг стола, мелом, Лёля мне дала. Ни сегодня, ни вчера, а кажись позавчера.
Знать я бесам надоел, сатана мой сказ узрел. Тянут руки и клешни, клацают зубёшками.
Я на них кладу кресты, сказ прикрыл ладошкою.
165
Вот такие чудеса, да с зари и до темна. Или я опять соврал, иль эпоху я проспал.
Сказ об этом написал, да и ты ведь там бывал. Ты об этом тоже знал, как тихушник ты молчал.
Эх, народ родной страны, или вы совсем глупы, или слишком вы умны, мне читать или уйти.
Пушкин мне, ты не дури, пару строк ещё прочти. Сказку надо завершить, в ней ведь надо жизнь прожить.
И продолжил говорить и не мне тебя учить. Всё без проку, и без толку, и не в лад, и не в попад.
Ты, как джокер средь поэтов, глядя в карточный расклад. Бросил сказку, все затихли, и игра вдруг прервалась.
Ты писал, а мы смеялись над тобой и над собой.
166
А закончил, зарыдали над своей родной страной. Сказ конечно очень верный, Бог простит твои грехи.
Посмеялся ты над нами, ох, как злы твои стишки. Всех на дыбу ты поставил, здесь мы в мире не одни.
Ты не первый, не последний, а один из нас дружок. Стих о жизни очень верный, знать, его уж пробил срок.
Что сказать тебе, любезный, знать, пробили здесь часы. Бес, конечно, всем известен, оборзели его псы.
Пушкин, так мне на прощанье, джокер вынул с рукава. Сказ твой вроде завещанья, пусть читает вся страна.
Я немножко растерялся, карту взял с его руки. Сдуру я моргнул глазами, а его и след простыл.
Достоевский предо мною, хмурит брови, как всегда.
167
Я игрою недоволен, ты похож на дурака. Всю страну перелопатил, и не пойман сатана.
Вот он джокер, тот проклятый, на, держи, а мне пора. Джокер взял слегка помятый и в руках его верчу.
Сатана мне неприятен, ну-ка Фёдора спрошу. Глазки поднял, осмотрелся, а его ищи, свищи.
Снова утро, а не вечер, на дороге я один. Да два джокера в карманах, знать не сон всё это был.
Ветер свищет и позёмка, небо в рваных облаках. А на дереве ворона глазом косит на меня.
Кар-р-р сердитое раздалось, волк скакнул мне под коня. Тройка взвилась от испуга, коренной аж на дыбы.
И по полюшку помчала, меня в саночках судьбы.
168
Снова кочки, буераки, в санки снег из-под копыт. Да в лицо колючим снегом, как знамение судьбы.
Волки стелются по снегу и в оскале пасть блестит. Безоружен я, как деды, лишь дубину прихватил.
Разбудил их дедка леший, знать ему не угодил. Иль я бесов снова тешил, к сатане играть спешил.
Все пороки я отметил, вам строкой я вновь не мил. А что врал, так вы не дети, а всех бесов враз в архив.
Что дотошный, это верно, да доходчиво, наверно. Вас мне словом не достать, разум спит у вас опять.
Иль крапивки вам в штаны, где у вас сейчас мозги. Головою вы едите, а мозги на чём сидите.
Рак вдруг свистнул на горе, после дождичка в четверг.
169
А кругом снега, снега, всё запутал сатана. Мне Сусанин тут сказал, чтобы я не унывал.
Путь, дорожку указал, я в лесу тогда лежал. Не в сугробе, а в снегу, запуржило всю страну.
Отморозки по России, всю её заполонили. Так они все изо льда, нет ведь места где душа.
Там ведь просто пустота, а стандартов точно два. Дед Мороз в лесу сказал, он на ёлку поспешал.
Нет, меня не поднимал, я под ёлочкой лежал. Да подарком для страны, раз в сто лет приходим мы.
Просветить её умы и напомнить про грехи. Да конечно каждый, разный, так и век не день несчастный.
Знаний вроде больше да, а мозгов, как встарь нема.
Часть двадцать шестая.
Бес в постель зовёт.
170
Или мы приходим зря, иль така страны стезя. Заболтался с вами я, да и сказ не про меня.
Минин мне про Кремль чего-то, да во вторник, не в субботу. Про ЛжеДмитрия и Мнишек, что читать не вредно книжки.
А Пожарский про Москву и про шляхту мать твою. Нет, твою я не ругаю, это присказка такая.
Вам с три короба соври, вы молчите, как немы. Иль вас надо разозлить, иль, наверно, похмелить.
Иль побить слегка, немножко, ну-ка дед, подай мне вожжи. Можно что же и ремнём, да, жаль, пряжки нет на нём.
Та, что старая с серпом, предыдущая с орлом. А верёвка с кушаком, то ведь в давешнем былом.
Можно витым пояском тем, что с праздничным бельём.
171
Иль линейкою по лбу, да наукой мать твою. Или книжкой по затылку в голове встряхнуть опилки.
Ах, не хочешь и не надо, а в ответ ты мне ухватом. И не надо мне про мать и забудь, про русский мат.
Ну, паршивец, погоди и не прячься за кусты. Ты тираду эту знаешь и по-русски понимаешь.
Так чего же донимаешь, ах, послать, куда не знаешь? Что всё это баловство, так дошло, иль не дошло?
Знать судьба страны такая, азиопы, ты же знаешь. Кривотолки, пересуды и за морем много смуты.
Как на каторге все пашут, ну, а бесы только пляшут. Все повязаны бедою, как морозами зимою.
Снегопадами, метелью, нет, не смертною постелью.
172
Асмодеи всё клевещут, а народ бедою в клещи. Напоследок я скажу, нет, брехню не развожу.
Что народ забит, убогий, а в деревни нет дороги. Это вовсе не поклёп, а про козни я потом.
Клятвы вовсе мне не надо, ведь от власти беспорядок. По другому жить все рады, да от бесов всем куда бы.
Или бесов всех куда бы, да вся жизнь, как абы, кабы. Иль вернее на авось, а всё чаще на небось.
Тяжел русской жизни воз, лебедь в небо этот воз. Рак же пятиться назад, щука в воду подалась.
Я про власть, как про напасть, кто-то сглазил эту власть. Мне про это не писать, лучше вовсе не болтать.
Ладно, я тогда смолчу, дверь в избу пойду, запру.
173
Я зануда и засранец с заплесневшими мозгами. Заскорузлыми мыслями, шёл бы я куда с чертями.
Что всех бесами достал и мозги я всем засрал. Воду в ступе я толку и в отрепьях весь хожу.
Продолжай, я помолчу, не сержусь, на ус верчу. О тебе ведь я пишу, ах, не хочешь, зачеркну.
Подкузьмил я всю страну, нет, про кузькину молчу. Про трибуну не пишу и про мать твою смолчу.
По рукам, да и лады, я домой, а ты куды? Тьфу, меня вновь понесло, не по кочкам, буеракам.
По стране, что раскорякой и не надо мне про раков. Да не стой ты раскорякой, без порток и с голой сракой.
Ах, ты хочешь, чтоб про бабу, что легла под мужика бы.
174
Чтобы сального чего-то в воскресенье пред субботой. Экий всё же вы народ, чёрт вас даже не поймёт.
Сатана вас не проймёт, ах, вас бес в постель зовёт. Здесь тогда уж без меня, мне про ****ство написать.
Обойтись без вашу мать, и её не вспоминать. Бесы вроде доброхоты, обманулся лишь бы кто-то.
Нам съедобного положат и свинью на раз подложат. Вроде, как чем Бог послал, на гарнир так самопал.
Обмишурят всех и сразу, вместо кушанья зараза. Если выпимши недурно, в забытьи, или под мухой.
Постной пищи нам в уста, плоть проглотит и глиста. Мы мечтатели, как ентот, да Обломов аж с патентом.
Ни бельмеса, ни фурычим, лишь себе под нос талдычим.
175
Над скворчащим дерьмецом, чахнем, как над огурцом. С просолённым можно водки, а потом в постель к молодке.
Там мы все козлом и раком, в камасутре вроде как бы. По наличию бардак, а по пьяни всё ништяк.
Похоть, блуд, почешем разом, подцепив каку заразу. Да описано всё встарь, или с греков вам начать.
Можно с Индии чего же, вам с чего-нибудь попозже. Камасутра очень сложно, а узлом морским вот сможем.
Ну-ка дед, подай мне вожжи, через задницу поможет. Я скажу об этом позже и не строй мне падла рожи.
Иль, наверно, нам ребята, надо лихо разбудить. Чтоб страну расшевелить, вам бы всё про похмелить.
На ножонки враз поставить и от бесов нас избавить.
Часть двадцать седьмая.
С газеткой на горшке.
176
Или к Муромцу Илье, бить челом, Добрыня где? Да Алёшке поклониться, чтоб от бесов нам отбиться.
Встать, как три богатыря, и дать бесам по соплям. Эй вы, братцы, где вы там, самогоночки не дам?
Три страны и по кустам, с голой сракой стыд и срам. Или Рюрика позвать, чтоб страною управлять.
Ну, а нынешних послать, и не надо начинать. Не туда, что ты подумал, а посрать, да и подумать.
Да с газеткой на горшке, навоняли падлы здесь. Нам бы веру, да надежду, да любовь, что была прежде.
Может, станет нам полегче, ну, а бесов снова в пекло. Мы опять у трёх дорог, влево хлипенький мосток.
И дорога та не впрок, горек жизни той урок.
177
Вправо сдуру всей державой, что держава затрещала. Развалилась в пух и прах, а народ, да пьян в кустах.
Бесы снова в пляс от нас, да за морем и у нас. Знать одна у нас дорога, только прямо от порога.
Влево, пули засвистят и в Ежовых рукавицах будем лаптем щи хлебать, вправо гол и пьян в кустах.
Что я снова всех достал, то не ты, а бес сказал. Так ты дай ему меж глаз, пусть всё будет между нас.
Да под лавку паразита и всё будет шито-крыто. Между Сциллой и Харибдой, всей страной нам проскочить бы.
Золотая середина, всё как в прежние годины. Не шарашиться, а жить, зубы стиснуть и не ныть.
Эпос дурень надо чтить, Одиссей меж них проплыл.
178
Маски просто приструнить, иль в утиль, как тряпки сбыть. Мне ворона, не вчера, а кажись позавчера.
Сыра снова не дала и послала меня на. Что халявы, нет, не будет, что сама сырочек любит.
Я б и дальше рассказал, да Крылов всё в бок толкал. Мне сказал, чтоб замолчал, не моя это печаль.
Что до бесов, их не жаль, здесь ты чуточку слукавь. И как Мудрый Ярослав, просто думать всех заставь.
Ведь об этом весь твой сказ, он как вроде и про нас. Ну конечно и про вас, всё ведь, правда, без прикрас.
Мне пора закончить сказ, а пока же бесы в пляс. Ну а я от них до вас, на карачках, а не в пляс.
Еле ноги ведь унёс, сатану держал за хвост.
179
Разве в этом весь вопрос, ты поплакал, много слёз. Тогда в чём же здесь курьёз, а деньжата бес унёс.
Нет, не лаял и не пёс, недоноском назовёшь. Иль крестом мне прямо в нос, ну ты братец и даёшь.
Нет, дают ведь только бабы, мужики же лишь берут. Да когда их не зовут, а потом лечить идут.
Так ведь бесы там и тут, как бычков в постель ведут. Я про то потом совру, мне до Саньки, я спешу.
Что глаголом погрешил, так мне Санька разрешил. Он и сам ведь им лепил и до вас давненько жил.
Он ведь в русском языке вроде присказки уже. Я о нём, не падеже, иль вы пьяны снова все.
Что споткнулся пару раз, так ведь это сказ для вас.
180
А не стих и не рассказ, вы мне вовсе не указ. Или бесы мутят вас, иль замылился ваш глаз.
Что стилистика хромает, я ведь сказ не стих читаю. Ах, ершистый, да я знаю, я читать ведь поспешаю.
Передёргиваю факты, так у вас ума палата. И что ёрничаю много, так в ухабах вся дорога.
Ты иди, и сказ не трогай, он на басню, что такого. Мне Крылов о том поведал, Достоевский всё о бесах.
А о бедах Грибоедов, сам об этом я не ведал. Шёл бы ты куда отсюда, измотал паскуда душу.
Перед властью я не трушу, я вам всем лапши на уши. Тьфу, какие вы все скушны, и отдай мою подушку.
Одеяло передай, я ведь спать, а ты бывай.
181
А не хочешь, не читай, иль по новой начинай. А и буков вам поменьше, или их для вас помельче.
Чтоб читалось вам полегче, может чаю вам покрепче. Ни за что не отвечаю, раздолбай, и так я знаю.
Ты на что мне намекаешь, басня длинна, иль крутая? Да иди ты милый в баню, если хочешь за дровами.
И не надо мне про Ваню, нет, не всё по барабану. Да он третий, что такого, так читай ты сказ по новой.
Ритм и рифма не причём, приходи-ка ты потом. Иль тебе соврать ещё, да к Балде за щелбаном.
Всё не скажешь тут за раз, многие мешают, а чуть что, так сразу в глаз бревнышко кидают.
Да, бывает, друг сердечный, а в глазу бревну не место.
182
Тверь, так Тверь, что за дела, лишь бы дверь туда была. Остальное ерунда, ты уж там, или туда?
Фёдор в Тверь, я к вам сюда, дверь открыта, как всегда. Мне Высоцкий на прощанье буркнул вроде примечанья.
Сказ кусач, вернее жесть, ты постриг у бесов шерсть. Издадут его попозже, лет чрез двадцать, или позже.
Когда бесы околеют, иль за море их и в шею. Когда те, кто у руля в гробик бросят якоря.
Когда власть остепенится, а на сцену новы лица. А пока дружок сердешный, снова слушай мои песни.
Там про нас и наши веси, не горюй и нос не вешай. Поддержала и старушка, та чернявая подружка.
Вновь прокаркала на ушко, жить без сказки просто скушно.
Часть двадцать восьмая.
Власть она, как потаскушка.
183
Власть она, как потаскушка и народу не подружка. Вроде всем и никому, иль как флюгер на ветру.
Хош страною порулю, иль как встарь и по рублю. На троих сообразим, превратимся в образин.
Надерёмся мы до риз, а потом в свинячий визг. Ей Высоцкий помешал, Шукшина ко мне позвал.
Попрощаться не на бал, рубль чернявой я не дал. Я до вас ведь поспешал, иль опять чуток соврал.
Мне чернявая тогда, ты жалеешь мне рубля! Иль заносит вновь меня, и с допросом до меня.
Иль страдаю я поносом, а какашки под вопросом. Ох, остра на язычок, вновь навесит ярлычок.
Всё под хиханьки да хаханьки, вновь чернявая прокаркала.
184
Что я моль, иль вроде тля, жук навозный, или бля. Урка, шушера иль гопник, что дадут и мне поджопник.
А быть может и подсрачник, буду ползать на карачках. Жадность фраера погубит, власть тебя не приголубит.
С гопотою ты завоешь, в карцер быстро загудишь. Коль в твоём кармане шиш, адвокат мне говоришь.
Суд присяжных, как и прежде, да надеются невежды. Что свобода где-то брезжит, что как призрак по Европе.
Кризис дурень всех потопит и Европа тоже в жопе. Охмурили ведь весь мир, нас, как жмуриков, в сортир.
И оттрахали всех раком, ведь стоят все раскорякой. Отчебучила зараза, рассмешила до упада.
Я же ей опять в ответ, то злой рок, судьбы привет.
185
А нужда уж много лет, да оброком на весь свет. Мы как тени, привиденья, знать, грешны со дня рожденья.
Иль почудилось всё мне, я по жизни при говне. Нет, вернее при навозе, со скотиной при колхозе.
Примерещилось, наверно, прогундел про эти скверны. А калитку на засов, дверь в избу так на щеколду.
Мне не надо снова по лбу, ем я да, скорее полбу. Я ей Пушкинской строкой, а она мне пасть закрой.
На задвижку дверь прикрой, у страны давно запой. Я ей снова про кино, передвижка, ох, давно.
Лет, наверно тридцать пять, я не жмот, не вор, не тать. Иль мне снова погулять, а про мать не вспоминать.
И про мат не надо тоже, про отца чуток попозже.
186
Не война подольше б пожил, занедужил и не дожил. Да раненья, не одно, а война ведь не кино.
Ох, задолбано житьё и не пью уже давно. Баловался, раньше было, всё здоровье подкосило.
И курил, чуток, в пол силы, кто же раньше не форсил-то. Чтоб взрослее всем казаться, а сопливым был когда-то.
И не дури, а махры, ты мне мозги не крути. Ну ширнуться можешь ты, а колёса мне найти.
Глуп, как малые ребята, я потом пошёл в солдаты. Да учили, как и всех, самородок, то не грех.
Где родился, там сгодился и за море я не смылся. А детишек вроде двое, ты иди, я дверь закрою.
А траву скосил на силос, стог сметать, уж нету силы?
187
Ты скажи-ка мне на милость, ах, избёнка покосилась. Я как дед тебе кажуся, что соседская бабуся.
Нет, не стар, под сорок мне, борода, усы, при мне. Мне за семьдесят уже, ты слепа, очки в избе.
Рублик я не дам тебе, не кума ты вовсе мне. А она мне, как и прежде, сатане подай надежду.
Рублик, сволочь, не жалей, выпьем, будет веселей. А на утро похмелимся, целу ночь повеселимся.
Жизнь одна, второй не будет, сатана нас не осудит. Совращала, как девицу, что по первости ложится.
И ругала всяко разно, всё здесь сразу не расскажешь. Как купчишка, жмот, наверно, иль кидали мало верно.
Я, кидалы у вокзалов, банкоматов и что нет сейчас штрафбатов.
188
Да, похож я на комбата и менялы не скандалят. Всех обчистят, молча свалят, да с ментами дело варят.
Медвежатники, так сейфы, я как нэпман, не надейся. Вор в законе, ты ошиблась, как сексота снова смылся.
Мне наручники пора и забрить под ноль тогда. А во власти шулера, то мокрушников дела.
Я же этой паразитке, на неё давно сердитый. Ты, как вроде петушка, от параши, от горшка.
Не со шпиля от царя, иль сказал я всё и зря. Чрез огонь, воду и трубы к сатане ты прямо в зубы.
Так в народе говорят, мне чернявая опять. На десерт иль на закуску, к сатане, как на утруску.
Чудь и меря вся страна, поскребёшь, так татарва.
Часть двадцать девятая.
С ним в кожанках ещё кто-то.
189
Я, всё русская земля, Россияне, как и я. Поднабздят и поднасрут, так свободно ведь живут.
Жаль, в халупе-развалюхе, власть не слышит, иль в пол уха. Мне об этом покумекать, в Магадан, как бич поеду.
Перед вторником аж в среду, как и ране мои деды. Я сказал ништяк тогда, кипиш тоже, как стезя.
А буза вся впереди, за биндюжников все мы. Сатана, как краля, цаца, нас, как жмуриков этапом.
В самолёте иль в вагоне, будем мы опять на зоне. Что как твари все смердим, амба, лучше помолчим.
Головою мы едим, а мозги на чём сидим. И не я такой один, вот уж век страной чудим.
За бутылкой в магазин и не надо про всех Зин.
190
Я всё это подтвердил с горя горькой не запил. Да вот вам лишь сообщил, а иначе на хрен жил.
Покумекайте немножко, как пред дальнею дорожкой. Пораскиньте вы мозгами, как нам жить то дальше с вами.
Иль страной всей молча свалим, да за море, а не в баню. Иль нам всё по барабану, новым русским, нет, не стану.
Ведь судьбу то не обманешь, её раком не поставишь. Препирались мы с ней долго, только это всё без толку.
Не нашли в стогу иголку, в тёмной комнате кота. Где не видно ни шиша, там одна лишь темнота.
Жизнь паскудная конешно, это вам и мне известно. Да и за морем всем тесно, нас не ждут, как ту невесту.
От своих, там волком воют, а от нас, там вовсе взвоют.
191
От замашек, от привычек и не надо здесь кавычек. Азиопы мы с рожденья, нет, не чурки, не поленья.
Ленноваты, это да, так у нас страна така. Вся с чудинкою она, так она ведь ты и я.
Или я пять соврал, иль всю правду вам сказал. Вот такой вот вышел бал, да и ты на нём бывал.
Что как рыба ты молчал, иль я где-то подкачал. Сказ начало из начал, я писал, а ты молчал.
Головою лишь качал в знак согласья с мыслью этой. Вот и все мои приветы, вам про то, да и про это.
А Крылов за пахана, задолбали вы меня. Вам бы правду, что нельзя, вы мне вовсе не друзья.
И стучат ведь не на вас и не вам по харе в глаз.
192
Или вру опять сейчас, ты считал в который раз. Не считал, забыл дружочек, что дадут и мне по почкам.
Так вам сказ послать по почте, пару строчек мне чиркнёте. Нет, не мне, а ФСБ, значит бес в моей строке.
Вновь доносик сатане, тьфу, давно по всей стране. Мне по шапке, по загривку, или за море и в ссылку.
Нет, сперва, в Кресты, в Бутырку, а потом лишь в пересылку. Перетрут там мой вопрос, ты донос уже понёс.
Ты маляву мне пришлёшь, что за дело ты мне шьёшь? Иль в Матросской тишине вшей кормить придётся мне.
Окна есть в Европу, да, можно в форточку всегда. Ах, я форточник, дебил и на всё я болт забил.
По мобиле не звонил, я про зэков говорил.
193
Ах, этап и пересылка, в кандалы и снова в ссылку. С торгашами и в цепях, все на нары в лагеря.
Всех, как шушеру положат, комиссары с нами тоже. Было, да, в далёком прошлом, наркоматы те попозже.
Что на сявку я, наверно, не шестёрка, это верно. Щелкопёр, или барыга, или всё же прощелыга.
Носом я тогда не шмыгал и в навозе не чирикал. Нет, беду не я накликал и вам в глазоньки не сикал.
Я с паршивкою судачил, да за жизнь, а не про дачу. С ней ведь вечно незадача, поболтать, как порыбачить.
Дербенёв, как между прочим, брякнул вроде анекдота. Вот так по воле Карла с Ильичём, мы все остались не при чём.
За решётку, а за что, что совсем уж горячо?
194
А вам песенку ещё, вот вам шлягер, что ещё? Дунаевский поддержал, с Соловьёвым он стоял.
Феликс глянул с анекдота, с ним в кожанках ещё кто-то. Пушкин вновь на ушко мне, иль всё дело в бороде.
Что жила в другой стране, их там вроде было две. Так-то дело ФСБ, ВЧК давно помре, а за ним НКВД.
КГБ не знаю где, нет таблички на стене. Или дело всё в вине, или в пьяной голове.
Иль пошарить в бороде, эй, Руслан, деньжата где? Затерялся в бороде. или дело всё в копье?
Нет ответа мне, тебе, дай клубочек, Лео, мне. Как верёвочка не вьётся, а конец всегда найдётся.
На сей сказке бес споткнётся и быть может, матюгнётся.
195
А быть может, запретит, чем себя и засветит. Будет зол, да и сердит, правда колет и свербит.
Шилом лезет из мешка и бельмом ему в глаза. Врал ты смело и умело, иль в копеечке всё дело,
что за море улетела, так ведь то всё бесов дело. Сей экзамен сдал ты смело, приступай скорей, за дело.
Сказке время подоспело, а иначе в чём же дело. Брось сомненья и печаль и народу сказ отдай.
Он поймёт, грехи простит, сатана же засвистит и зубами заскрипит, а народ пока же спит.
Никон, рядышком стоял, двоеперстьем осенял. А Морозова в санях, в постриг вроде, как на днях.
Ну, а я не при делах, да и вовсе не монах.
196
А Кикимора - паскуда иль скорее всё ж зануда. Мне сказала послезавтра, болтанула для затравки.
Мы не тлеем, не горим, все тихохонько чадим. Небо мы коптим страною и болтаем с перепоя.
Леший рядом с ней стоял и головкою кивал. Карнавал, мол, затянулся, маскарадом обернулся.
Маски здесь и там, и сям, дать им, что ли по зубам. Иль за шиворот в сугроб, чтобы их пробрал озноб.
Намекали вроде мне или всё же всей стране. Я стоял, разинув рот, говорить не мой черёд.
А Каркуша, как всегда, рта открыть мне не дала. Им ответила неспешно, сыр на дерево конешно.
Раздолбаи, вашу мать, прекратите-ка болтать.
Часть тридцатая.
Кто и без порток.
197
Знать стезя моя такая, иль харизма, кто же знает, в сказках жизнь страны иная, не обедал, точно знаю.
Ну, а то, что переврал, то Крылов всё в бок толкал. Ведь не скажешь, что нахал, Пушкин на ушко шептал.
Гоголь тоже рядом был, он с Бажовым тих и мил, мне про время говорил, кто дурил и где блажил.
Про эпоху, про людей, что похожи на чертей. Сказке ты моей не верь и на времени проверь.
Приложи лекало сказки, на страну, как на раскраску. Станут ясны образа, у кого олень рога.
Иль используй трафаретом, враз увидишь, кто с приветом. И кто тырил втихаря, кто и жизнь совсем за зря.
Как мозаику сложи, кто увидишь на печи.
198
Кто плясал под дудку власти, кто в страну тянул напасти. Ну, а кто и без порток, ох, прикрыть бы мне роток.
Правду видит только Бог, то не мой, его чертог. Карамзин стоял со мной, да с историей родной.
Врать сказал мне западло, и что пишешь верно, всё. Он цитаты через раз, ну, а я их вам сейчас.
Возглас чмо услышал раз, из толпы, а не от вас. Кто при власти, при деньгах, тот у нас исстари прав.
А народ всегда не прав, да за быдло он у нас. Воронок за мной сейчас, так ведь чёрт меня не сдаст.
Ну, а бесам не достать, сатане же наплевать. А что с дурня можно взять, заговариваюсь, ась.
Мне пойти бы восвояси, подадут, пойду на паперть.
199
Да, юродствую, а что, помолюсь, и ты грешён. Во младенчестве крещён, что ж пойду отсюда вон.
Что с того, что я смешён, да, наверно, Дон Кихот. Он на мельницу с копьём, я со властью да стишком.
Я про власть, ты про меня, знать пришёл раненько я. На столетья полтора, Бог послал, сказал судьба.
Мы всегда приходим рано, а мозги у вас с изъяном. Ах, дырявые карманом, препираться я не стану.
С Диогеном в бочку лягу, философией достану. Нет, богатым я не стану, мы богаты с ним мозгами.
И не дружим мы с царями, нет, не надо нас по маме. Длинен жизненный урок, лишь бы с пользой, да и впрок.
Карамзин сказал потом, когда сказ мой вновь прочёл.
200
Он к себе, я к вам пошёл, тьфу, дорогу не учёл. О корягу вдруг споткнулся, лёжа в луже, матюгнулся.
Встал, опять гляжу в грязи, мне домой, иль к вам идти. Бес попутал вновь меня, иль така моя стезя.
Я как курица с хвоста, что в водичке побыла. Отряхнулся, так слегка, а с меня вода, вода.
С грязью правда иногда, так ведь это не беда. Ну, каки мои года и пришлёпал к вам сюда.
А суда я не боюсь, я всю правду, всё про Русь. О себе я не пекусь, а простужен, ну и пусть.
Я потом ведь подлечусь, что в психушку заберут. Или за море сошлют, нет, в тюрьму не заберут.
А народец нынче крут и тюрьму враз разберут.
201
По кирпичику растащат, кто на баню, кто на дачу. На халяву, на удачу, всё растащат, не задача.
Сказ совсем переиначить, бесов в ад скорей отправить. И народ от них избавить, тем и вас мне позабавить
Своё имечко прославить, спать пора, а не злословить. Мне вас всех благословить и грехи вам отпустить.
Что ж прощу, как не простить, мне в России с вами жить. И не будем мы про жуть, я всхрапну щестьсот минут.
Утром мы продолжим путь, про будильник не забудь. Одеяло подоткну, спите, утром рано разбужу.
Дел ведь много по хозяйству, по двору, подмету с утра избу, снег с дороги уберу.
Пойду, дверь в избу запру, крюк накину на петлю.
202
Спи страна и я посплю, нет, я ночью не храплю. Я на печке пересплю, до утра я там вздремну.
Так в деревне спать ложатся, когда курица на насест. Здесь не в городе ведь вашем, до полуночи не пляшут.
Не болтаются без толку, спать иди-ка ты в светёлку. Я ранёхонько встаю, не болтай, то не усну.
На лошадке довезу, не плутал, чтоб ты в лесу. Ну, а в горнице жена, спи дружочек до утра.
Ей ведь к печке, как вчера, с первым криком петуха. Дам в дорогу пирога, испечёт она с утра.
С клюквой, с рыбкой и брусникой, может даже и с картошкой. Если любишь, то с капусткой, иль с морошкой.
Чем, богаты, понемножку, может даже и творожник.
203
Дам тебе ещё картошки и варенья банку тоже. Без еды ведь жить негоже, земляку всегда поможем.
Дам грибков тебе немножко, без подарков не отпустим. Заезжай к нам снова в гости, можно даже и без спроса.
Спи, устал я от расспросов, иль не все задал вопросы. Я в подушку клюнул носом, здесь и кончились расспросы.
Я хотел ещё подправить, Пушкин всё сказал оставить. Ты и так себя прославил, сказ о времени оставил.
Тем и памятник поставил, здесь мы точку и поставим. Мне и Мухина, дружок, что как скульптор я готов.
Всю Россию изваял, тем и памятник создал. Богу было так угодно, написал, чтоб ты про скотство
и Российское уродство, чтобы бес не жил вольготно.
Часть тридцать первая.
Каждой няньке по серьге.
204
Церетели промолчал, он Лужкова ублажал. Иль скульптуру вновь толкал, да её никто не брал.
А Высоцкий, как и прежде, не теряй дружок надежду. Не поймут её невежды, они живы, как и прежде.
У чернявенькой спроси, Пушкин ей в 'сынки' поди. Мы ей в 'правнуки' годны, ей же годы не страшны.
Триста лет не зря даны, ей огрехи все видны. Я идею, ты всем сказку, на страну, как на раскраску.
И Крылов, да так оставьте, пусть читают словно басню. Молвил нам он вместо здрасьте и вороне только здрасьте.
Между Азией, Европой мы, как вроде бы моста. Азиопы мы тогда и наверно на века.
На мосту же кутерьма, заводила сатана.
205
С ним и бесы, как всегда, под мостом река, что Мста. Мстит из века в век она, барки, лодки и ладьи,
на порогах всех в щепу, а товары все ко дну. Как подарки Нептуну, забирает их, как мзду.
Коль зевнул и ты ко дну и к налиму на еду. У Колена Золотого, ты смотри дружочек в оба.
В Новгородчине она, там Республика была. Там крутые берега и пороги вот беда.
Аж до волока она, ну, а нынче Волочка. Недалече от Валдая, ты про это тоже знаешь.
Путь там древний из Варягов, да описано всё в Сагах. На мосту мешок наденут, вниз головкой в омут, в пену.
Крикнут, что опять измена, вот и все тут перемены.
206
Иль в болоте закопают, про монголов ты же знаешь. Мне Васёк Шукшин с Алтая, я сказал страна такая.
Краше нет родного края, а историю я знаю. Ху из ху и ху из где, ты раскрыл во всей красе.
Каждой няньке по серьге, Гоголь вновь на ушко мне. Пусть читают басню все, это памятник тебе.
Врал на зависть просто так, как охотник, иль рыбак. Я ответил осторожно, что приврал совсем немножко.
Всё написано не мною, Бог водил моей рукою. Мысли в голову вложил и моей рукой водил.
Я же лишь слегка шутил, чем немножко погрешил. Не понравится твой сказ, лохам, прочим без мозгов.
Кто, как маски, всем напастью, и кто тырит аж со сластью.
207
Кто не любит правду матку, кто живёт всю жизнь с оглядкой. Тем, кто гадит втихаря, камнем в след из-под тишка.
Мне Твардовский проходя, знать така твоя стезя. Весь цирк давно уехал, а жизнь спектакль прервать нельзя.
Сменились лица, имена, а клоуны, как прежде, у руля. И балом правит сатана, ведь жизнь, как полюшко длинна.
А народ вновь в жернова, знать, страны така стезя. Остальное болтовня, я стоял словам внемля.
Мне каркуша прокричала и щелбан зараза дала. Сыра снова не досталось, я упал, она смеялась.
Что ж, щелбан я проворонил, снова белой я вороной. Говорил ведь не с амвона, а со стула на галёрке.
Что в театре, как задворки, мне от жизни этой горько.
208
Для богатых власть всегда, ну, а нам, пинок под зад. Вот такой всегда расклад и народ ему не рад.
Мне по роже навалять, правду, что ль нельзя сказать. Ох, не мне права качать, лучше вовсе промолчать.
Кто-то стал меня толкать, рот ладошкой затыкать. А потом влепили в ухо, да за то, что я не слушал.
Наподдали по соплям и сказали, пьян я в хлам. В обезьянник падлы взяли, там мне рёбра посчитали.
И по почкам, что такого, под Луной ничто не ново. По печёнке, селезёнке, да, как малого ребёнка.
И ногами наваляли, демократором по харе. Нет, дубинку так прозвали, что вы этого не знали.
Наваляли мне по полной, я урочек сей запомнил.
209
Зубки выбили паскуды и сказали, что зануда. Шепелявлю иногда, через раз, а не всегда.
Били, гады-господа, при погонах, блин, 'друзья'. Били, сволочи в допросной, до кровавого поноса.
Я тихонечко мычал, зубки выбиты считал. Не перечил я совсем, их там было сразу семь.
Ровно сколько дней в неделе, меня били и балдели. Да от кровушки моей, все похожи на зверей.
Нет, там не было людей, ведь за мной закрыли дверь. Вслед пришёл в погонах хер, раздолбаев всех на хрен.
Тьфу, прогнал их всех за дверь, мне балду, что он пример. А, что били отморозки, не держал я, чтобы злости.
Что дадут мне адвоката, с отморозков взятки гладки.
210
Мне не надо быть ершистым, вновь придут, он только свистнет. В обезьянник мне пора, а назавтра к докторам.
Или снова по соплям, нет, вернее по мордасям. И что носик мой расквашен, что пора забыть про басни.
Пел соловушкой скотина, а в руках его дубинка. Тьфу, вернее демократор, брызгал, как слюной вожатый.
Я на стульчике сижу, зубки щупаю во рту. Нынче я доволен властью, в обезьянник я согласен.
Да, как быдло продержали, с утреца опять поддали. Мне сказали про права, власть по-прежнему права.
И за шкирку вдруг меня, по ступенькам, да с крыльца. Вспомнил маму и отца, материться я не стал.
Все ступеньки посчитал, а теперь и вам сказал.
Часть тридцать вторая.
В обезьяннике народ.
211
В обезьяннике народ, всяк по-разному живёт. Бомжик вшей туда принёс, с ним пришёл туберкулез.
Вши дружок педикулёз, а от них всем только чёс. А чахотка, то беда, кровью харкаешь тогда.
Поплюешь годочка два и на кладбище пора. Не помогут доктора, ведь в кармане только вша.
Проститутки мандавошек, иль ещё чего поплоше. Спид и сифилис при них, там сидишь ты не один.
Пьяный модный господин, как свинья в углу храпит. Пацанва из подворотни дружно брызгает блевотой.
Корешок полубандит всю ментуру материт. А квартирный дебошир, срочно просится в сортир.
Лишь наркоше хорошо, он под кайфом всё ещё.
212
Малолетка привокзальный, корчит рожи, он в ударе. Шнырит, шарит там и сям, в обезьяннике меж дам.
Спёр мобилу господина, тот храпит, аж рот разинул. Влез в карман полубандита, что-то слямзил у него.
И к наркоше подошёл, глянул, в пустеньки глаза. Рожу скорчил, отбежал, вслед пинок его догнал.
Кувыркнулся пару раз, матюгом послал всех нас, разобиделся на всех, к проституточке подсел.
Предложил перепихнуться, не краснел, не поперхнулся. Та сказала, ты соплив, петушишко отрасти.
А потом и приходи, да бабла ей принеси. Сей поганец к ней под юбку, норовит хоть на минутку.
Та с обиды, сгоряча, малолетке тумака и под зад ему пинка.
213
Вот такой он нынче бал, тьфу, вернее карнавал. Ты со мною там бывал, харю власти я видал.
В глаз мне кто-то наподдал, там теперь стоит фингал. Нет, права я не качал, я головкой лишь кивал.
В знак согласья с речью этой, передам я всем приветы. Что с того, что все с приветом, вам не нужны их ответы.
Мне не надо про советы, помню, я кажись декреты. Вот и все от власти беды, мне бы дома отобедать.
Да о жизни покумекать, эх, до дому бы доехать. Нет, семью свою проведать, ждут с вчерашнего обеда.
Со вчера я не обедал, на хрена я вам поведал. Так ведь это и не беды, вам не нравятся ответы.
Тогда сам про всё кумекай, а не можешь, кукарекай.
214
А психушкой не грозили, просто суки больно били. Дело, да, наверно, шили, вы всё это проходили.
При бровастом крокодиле, при усатом мудаке. И при лысом чудаке, все они давно в земле.
Нравы подлые везде, били даже при царе. Бьют по фейсу нам везде, мы народ в любой стране.
Вот такие блин дела, тебе в Питер-то когда. Фёдор слушал и молчал, или что-то вспоминал.
Мой вопрос он прозевал, иль его повторно ждал. Он глазами лишь моргал, не по нраву видно бал.
Повторять про бал не стал, я гостинцы собирал. Разной снеди положил, вспоминал, про, что забыл.
А на власть я болт забил, с горя горькой не запил.
215
А взрывают всё в столицах, террористов всяк боится. Нет, в глубинках лишь поджог, иль за землю сразу в гроб.
Все паскудненько живём, обирают всех живьём. Власть, как вроде, не причём, чёрти как мы все живём.
Все в стране осатанели, белены наверно съели. Иль ещё какой заразы, не страна, а метастазы.
Рак иль СПИД, нам не понять, на себя что ль попенять. Иль поплакаться в жилетку, всё свалить на злу соседку.
Иль на деда бобыля, у него гнила изба. Иль разруха в головах, ветерок у всех в мозгах.
Вот такая карусель, тьфу, наверное, качель. То налево, то направо, вся страна, как будто пьяна.
То, как будто наверху, глядь, уже совсем, внизу.
216
Зубы стиснул, вверх гляжу, Богу, нет, не угожу. Сатане наверно тоже, чёрт здесь вовсе не поможет.
Вот таков у нас расклад, нет, не спорю я в заклад. Жизнь паскуду заложить, иль её совсем пропить.
Или душу сатане, поиграть, так на судьбе. Бесы здесь давно уже, ох, как вши по всей стране.
Надоела жизнь такая, выход есть, а где не знаю. Всё в потёмочках блуждаем, спотыкаясь, чертыхаясь.
Ночь темна перед рассветом, а просвета вовсе нет. Зорьки тоже не видать и на небе вовсе хмарь.
Путеводной нет звезды, чаще под ноги смотри. Поводырь же глух и слеп, за баранов, ох нас всех.
Стадом, молча, мы бредём, да на бойню за козлом.
Часть тридцать третья.
Знать женили нас без нас.
217
Знать женили нас без нас, эх, забыл в который раз. Вот и весь об этом сказ, иль он важен всё ж для вас.
Мне Крылов помог подняться, снова с мыслями собраться. А на кухнях, как и прежде, все живут одной надеждой.
Нет, не той, что наверху, как нам выжить всем внизу. И нас грабят почему, знать щелбан нам, не попу.
И за что нас мордой в грязь, мне Белинский и не злясь. Мне щелбан опять за вас, я ему под носик сказ.
Он читать, там всё про вас, сей вопрос я с ним утряс. Будут грязью поливать, сказ, тебя, с говном мешать.
Будет всё дружок сердешный, всё расплата за известность. Будут прочие наветы, славить будут, да при этом.
Будут вместе смех и грех и от сказа горький смех.
218
Косяков там налепил, бесам вовсе я не мил. Темнокожей я лошадкой, да один такой я хваткий.
Темнокожий Пушкин, да, дед арапом у Петра. Здесь у всех своя стезя, так ведь разные века.
Гражданин России верно, а что врал так для примера. Кое-что по правде тоже, знать не нравится им рожа.
Не моя, твоя, наверно, а живу, как все прескверно. Ах, запахло снова серой, все хоромы из фанеры.
Нет, фанера на эстраде, а мозги пониже сзади. Гимн старик опять сварганил, да слова там переставил.
Новым гимн не по плечу, морду снова ворочу. Да, немножечко от власти, приготовил снова снасти.
На рыбалку, не охоту, а писать мне неохота.
219
Я о времени, сынок, во вранье же важен толк. Не забил на всё я болт, как до этого дошёл.
Не дошёл, допёр мозгами, что дружу и всё с чертями. Ах, меня сюда не звали, ты по полной мне отвалишь.
Не отвалишь, наваляешь, а про власть давно всё знаешь. Знаешь курва и молчишь, я держу в кармане шиш.
Мне про рублик говоришь, да об этом этот стиш. Тьфу, занудный ты какой, мне пора за упокой.
Я за здравие сынок, а от сказа может прок. Не проктологом в сортире, а сортир в твоей квартире.
Ах, сортиром вся страна, не проктолог вовсе я. Да за деньги, как всегда, лечат даже доктора.
Рублик строчечка одна, мне в редакцию пора.
220
Мне прокаркала сама и крутнула у виска. Да крутнула лапкой левой, а народ не бережливый.
Не родиться он давно, а статистика враньё. Ведь родиться, разориться, на зарплату даже ситца.
Даже ситца не купить, как детишек прокормить. Умереть того ведь хуже, голым в гроб кажись негоже.
Так с рождения до смерти, все в России в круговерти. Бесы денежкой ведь вертят, дуракам деньгу в конверте.
Чёрным налом богатеи, от того и богатеют. Нам мозги бы всем провеять, нет, проветрить всю страну.
Затхлый воздух, не пержу, я про то потом скажу. Что по-прежнему всё вру, так на том я и стою.
Да, я Родину люблю, нет, как матушку, свою.
221
Толь за правду, толь за ложь, разве нынче их поймёшь. Сказом басней не проймёшь, меня к чёртовой пошлёшь.
Кто она мне не сказали, иль мне плохо намекали. Знаю точно вроде ведьма, иль, наверное, колдунья.
Не соседка бабка Дуня, и она совсем не дура. И ко всем чертям меня, прокричала вся толпа.
Я в ответ, идти, иль нет, это просьба, иль совет. На меня опять навет, или чей-то пьяный бред.
Иль проделки сатаны, иль взбесилися все вы. Или бесы вас достали, что далече так послали.
Мне идти не возвращаться, на меня все матерятся. Ну, народец, ну страна, к чёрту на день или два.
Мы на власть не на тебя, батька их ведь сатана.
222
Я руками лишь развёл, мне кричат, что я козёл. Что рогат, как месяц ясный, и что ликом я ужасный.
И что я не солнце красно, а в стране давно несчастье. Прописалось, поселилось, с горем горьким веселилось.
А народ сам по себе, власть же служит сатане. Сплошь бесовские проделки, козни, разны переделки.
Что законы все, как дышло, а народ давно за быдло. На меня опять толпа и всё пальцем на меня.
Что валяю дурака, что, как Ванька-встанька я. Иль матрёшка неваляшка, и затрахал всех я сказкой.
Напустил туману, пыли, иль давно меня не били. Обмишурился чуток, так ведь сказу только впрок
Иль история не впрок, про дурман совру потом.
223
Скверно нынче все живём, порознь с властью мы идём. Мы идём, она стоит, иль она паскуда спит.
Мне об этом рот закрыть, или мало всё же бит. Я о времени, о нравах, да забудь ты про канаву.
Я не щёлкаю хлебалом и не надо мне про славу. Мне обидно за державу, а она дурного нраву.
Всем нам вроде, как и мать, для народа, так как ****ь. Тьфу ты мачеха наверно, мне сказал об этом Герцен.
Иль наверно Грибоедов, иль с монголов наши беды. Нет, немножечко приврал, про половцев промолчал.
Печенеги были, да, ох, в далёкие года. А Олег так в те века, не забыл я про коня.
Да история длинна, для богатых власть всегда.
Эпилог.
224
Нет, поносом не страдаю и в носу не ковыряю. Репа есть на огороде, мне б кого бы огорошить.
Иль вернее оболванить, я мозги всем задурманил. Кашу с репы я могу, ешь, ещё я положу.
Здесь черту я подвожу, нет, тебя не подвожу. Подвожу гостей до центру, а соврал я да на центнер.
Так ведь ты сердешный мой, ешь, что ль только головой. Думай ею иногда, мысли там роятся, да.
И родятся, что такого, я Америку по-новой. Ах, мне сказ начать и снова, сказ ведь вовсе не обнова.
Обманул тебя я снова, я куражусь, что такого. Да, вошёл сегодня в раж, аль не нравится кураж.
Вот и весь об этом сказ, всё за жизнь и всё про нас.
225
Пастернак мне позже всех, что приврал так-то не грех. Он народу за их грех, а что врал, так не про всех.
Время лишь расставит точки, будет утром, а не ночью. Я про это знаю точно и не надо многоточье.
Фёдор мне сказал глазами, я же вам его словами. Мы на том и распрощались, да друзьями мы остались.
В карты нет, не баловались, с той поры и не видались. Пушкин рядышком стоял, головою всё кивал.
В знак согласья с речью этой и поддакнул про наветы. Да всё было в прошлы леты, передал и вам приветы.
Я запомнил их советы, уронил слезу при этом. Шмыгнул носом невзначай, расставаться, было жаль.
Я к корыту, вновь беда, утекла ведь вся вода.
226
Как и время навсегда, знать и сказка близ конца. Поднял вверх опять глаза, а их нету и следа.
Нет, не плакал, грустно было, и душа немножко ныла. Посетил я на их могилки, помянул их души милы.
Постоял и на своей, эпитафия на ней. Вспомнил бесов и чертей побежал домой скорей.
Ты мне рюмочку налей, помянём их всех скорей. Да запри за мною дверь, там их нет, и день светлей.
Зыркнув оком у порога, плюнув прямо мне под ноги. Резюме кажись подводит, иль по прежнему всё шкодит.
Мне чернявая, как встарь, вновь сказала про мораль. Захребетников взашей, а нахлебников за дверь.
Окаянная эпоха, разум в жизни только посох.
227
Шобла власть у Николашки, так хозяин стал у власти. А соратников всех в гроб избежать чтобы хлопот.
Шайка всем вдруг перестройку и сама враз на помойку. Банда кинула всю шайку, кто во власти догадайся?
Мне ворона у корыта, я, теперь они элита. Или есть ещё вопросы, глазом чёрным снова косит.
Я чернявой паразитке, что они все при манишках. Все при смокингах и фраках, ну, а я же с голой сракой.
Как страна, поставлен раком, буквой г, иль раскорякой. Что бандиты, как клопы, кровь сосут у всей страны.
Расплодились словно вши, метастазами пошли. А рабы глухи, немы, вру, по-прежнему слепы.
Без работы, без жилья, за юродивых, как я.
228
Держат даже и тебя, а до кучи и меня. И не пьяный вовсе я, знать на паперть всем стезя.
Не сказал, в уме сдержал, да вот вам лишь написал. Сыр глазами поискал, да слюну свою глотал.
Почесал опять в затылке, кто-то дал мне по загривку. Оглянулся, бес стоит, рожи корчит и смердит.
И мне пальцем вновь грозит, сатане донос строчит. Я его строкой прихлопнул, он же мне копытом топнул.
Серой падла навонял, к сатане знать побежал.Я как прежде у корыта, а оно давно разбито.
За спиной гнила изба и старуха с горя зла. И на брег бежит, шипя тёмно-синяя волна.
Рыбка смотрит на меня, здесь и сказка наша вся.
P.S.
0-0
Нет, вопросов не задал, надоел мне этот бал. Я на ус всё намотал, вроде байки вам сказал.
А быть может анекдота, перед пятницей в субботу. А Крыловская подружка вновь шепнула мне на ушко.
Жить без юмора всем скушно, сыр не дала на закуску. Сыр на дерево, как встарь, иль у вас вопрос опять?
Поквитаемся, возможно, а когда сказать мне сложно. А кто старое помянет, тому глазик вон тогда.
Ну, а тем, кто позабудет, тому сразу вон и два. Вот и все мои напасти, дверь в избе и снова настежь.
До свиданья, вместо здрасьте и меня вы тут не сглазьте. Глядь, их нет и только сказка, на столе моём раскраской.
Бог простил мои напасти, или всё же новой басней?
P.P.S.
Ввиду частого удаления оного произведения, а вслед за этим и закрытие этих страниц, даю вам для ознакомления отзывы(рецензии) на произведение "Бесы" под его первоначальным названием с этих нынче закрытых страниц:
http://www.stihi.ru/comments.html?2009/03/31/1907
http://www.stihi.ru/comments.html?2009/12/19/3193
http://www.stihi.ru/comments.html?2009/03/28/5123
http://www.proza.ru/comments.html?2009/06/30/832
http://www.stihi.ru/comments.html?2010/07/06/2669
Оглавление.
Предисловие.
Вступление.0-0.
Часть первая. Что в народ говорят. 1-8.
Часть вторая. Я ведь тоже обыватель. 9-14.
Часть третья. С вами водку мне не пить. 15-20.
Часть четвёртая. А в чулок моя подружка. 21-26.
Часть пятая. Я в Россию отпер дверь. 27-32.
Часть шестая. Как-то рана по утру. 33-38.
Часть седьмая. Все вцепилися в Россию. 39-43.
Часть восьмая. Красный в крапинку кафтан. 44-48.
Часть девятая. Мне по русски, но без мать. 49-54.
Часть десятая. Он опричник, царь с усами. 55-60.
Часть одиннадцатая. По стакану три и сразу. 61-66.
Часть двенадцатая. Кто спёр канаву. 67-73.
Часть тринадцатая. Рубаха парень. 74-81.
Часть четырнадцатая. Там и черти на печи. 82-89.
Часть пятнадцатая. Я в те игры не игрок. 90-98.
Часть шестнадцатая. А написанное в печку. 99-107.
Часть семнадцатая. Мат ведь вовсе не одёжка. 108-115.
Часть восемнадцатая. Братцы азиопы. 116-124.
Часть девятнадцатая. Православный, иль с цыган. 125-131.
Часть двадцатая. Хлеба, зрелищ и рабыню. 132-137.
Часть двадцатая первая. Поимели весь народ. 138-144.
Часть двадцатая вторая. Кто же нам напасть накликал. 145-150.
Часть двадцатая третья. Так нам деды завещали. 151-157.
Часть двадцать четвёртая. Близ Валдая санки встали. 158-163.
Часть двадцать пятая. Закричали петухи. 164-169.
Часть двадцать шестая. Бес в постель зовёт. 170-175.
Часть двадцать седьмая. С газеткой на горшке. 176-182.
Часть двадцать восьмая. Власть она, как потаскушка. 183-188.
Часть двадцать девятая. С ним в кожанках ещё кто-то. 189-196.
Часть тридцатая. Кто и без порток. 197-203.
Часть тридцать первая. Каждой няньке по серьге. 204-210.
Часть тридцать вторая. В обезьяннике народ. 211-216.
Часть тридцать третья. Знать женили нас без нас. 217-223.
Эпилог. 224-228.
P.S. 0-0.
Февраль 2009 года.
Первопричины подвигнувшие к написанию данного произведения.
http://www.stihi.ru/2015/07/26/3798
Свидетельство о публикации №115072709299
спасибо и очень в тему
Натали Талисман 07.04.2017 11:22 Заявить о нарушении
Экс-главсанврач России, депутат Госдумы прокомментировал слова телеведущего о том, что он поддерживает легализацию наркотиков.
- Алло, Геннадий Григорьевич! Это радио "Комсомольская правда". Товарищ Познер на своем творческом вечере в Воронеже, а там в том числе было очень много молодежи, сказал, что поддерживает легализацию наркотиков у нас в стране. Он также признался, что пробовал курить марихуану и даже пытался ее выращивать... Как это можно вообще понять, оценить?
- Никакого другого определения, как провокация, тут не может быть применено. А тем более, - если идет демонстрация личного опыта. Это совершенно недопустимо для человека, даже оппозиционных взглядов. Это первый вариант событий.
Второй вариант событий состоит в том, что наркотики для нашей страны – это чрезвычайно опасная вещь.
Наши соседи китайцы за ХХ век пережили три войны наркотических. Одна - в начале века, после чего была подписана Шанхайскася конвенция, которая остановила распространение наркотиков. Потом - в середине века. А сейчас начинается третья война – с Китаем и с нами со стороны американцев, через Афганистан.
Сегодня Афганистан производит в пять или шесть раз больше опиатов, чем производил до ввода американских войск весь мир. И эти наркотики идут на нашу страну и на Китай. Были попытки несколько раз нас на метадон подсадить, в связи с так называемой борьбой с ВИЧ-инфекцией. На метадоновую терапию, что является, собственно, наркотиком и ведет только к убиению тех больных несчастных детей, которые сидят на наркотиках.
Цена вопроса в нашей стране сегодня – больше 3 миллионов наркоманов, только которых мы знаем. Потребление годовое, по самому минимуму, 42 тонн чистого опия. Это огромная сумма. И мы несем огромные демографические потери.
- А какие?
- Я говорю о человеческих жизнях. Поэтому сегодня любая попытка, тем более - из уст публичных людей, - говорить о легализации наркотиков должна жестоким образом пресекаться.
А господину Познеру, конечно, можно было бы быть более осторожным. Насколько я знаю, у него есть американское гражданство. Он уедет туда, а нам здесь жить. Бороться с наркоманией... Поэтому я считаю, что должен быть спокойный и достойный ответ на такие провокации.
Наркомания для нашей страны – это гибель нации. Это элемент той гибридной войны, которая сегодня ведется и в информационном пространстве, и в экономическом.
И вот теперь, судя по всему, - раз агенты влияния Соединенных Штатов включились в это, значит, начинается еще и вот эта пресловутая кампания по пропаганде наркотиков.
А что касается применения Уголовного кодекса, то, я думаю, надо поискать статью, может быть, нашему Следственному комитету сделать доследственную оценку, - можно ли его привлечь за пропаганду. Есть и такая статья в нашем Уголовном кодексе. Ладно?
- Вы уклонились как-то от моего вопроса - по поводу статистики смертей. Я вот, когда приезжаю в родное Оренбуржье, бываю на кладбищах, где родственники похоронены, - мне всегда показывают могилы - их очень много, где похоронены молодые ребята…
- Было такое и в Москве, на Троекуровском кладбище - там можно в определенные периоды 90-х годов найти большие захоронения молодых людей в пределах 20-23 лет, это те дети, которые, подсев на наркотики, так и не избавились от этой зависимости.
- Умерли от передоза. Скажите, а есть статистика, сколько погибает?
- Слушайте, ну, каждая смерть человека – это огромная трагедия. Это потеря целого мироздания. Ну чего мы тут будем с вами…
- То есть, счет идет на тысячи, на десятки тысяч?
- Я говорю, у нас больше 3 миллионов наркоманов. И мы каждый год теряем очень много жизней.
Избранное Кун Лео 07.04.2017 11:39 Заявить о нарушении