Живому - жить, схороненному - тлеть

Мне трудно стало плакать по тебе,
Ведь знаю - Бог не оставляет шанса
Тому, кто в полуобморочном сне
Теряет точку верного баланса.

Я знаю: Бог не милостив к тому,
Кто воет криком, радость забывая.
Ему не суждено попасть в тюрьму -
Он сам в ней перманентно пребывает.

Я знаю: скажешь ты, что Бога нет,
Ведь он, забрав резон для этой жизни,
Не выдал утешения в ответ,
А с любопытством смотрит через призму.

Глядит на то, куда пойдешь теперь,
Кому навяжешь роль иконы славной.
В какую снова постучишься дверь,
Как улыбнешься дерзко и лукаво.

... А я скажу, что Бог на свете есть!
И только ты, в своем глубоком горе,
Не можешь слышать ни благую весть,
Ни оппонента в обреченном споре.

Ты грязнешь в тине, падая на дно,
Так отрицая истинность момента.
И в оправданье мямля: "суждено!..",
Ты скорбь свою несешь интеллигентно.

Я говорю: "все будет хорошо!"
Не зная даже, что случится завтра;
Но лучше так, чем утопать еще,
Не признавая, очевидно, факта.

Понять пора: однажды надоест
Всем горевать и нянчиться с тобою.
Рукой махнет в отчаяньи отец,
Не станет мать на страже у покоев.

Не надо слез! Достаточно скорбеть
О том, кто бренный мир уже покинул.
Живому - жить, схороненному - тлеть,
Проснись и пой же, выпрямляя спину!

И мы с тобой пойдем в другую даль,
Где смысл жить найдется непременно.
Соткем узор по новой в эту шаль,
И будет счастье необыкновенным!