Когда я был маленьким

Когда я был маленьким, я играл в песочнице во дворе на даче,
Лепил из формочек и доставал родителей вопросом «откуда берутся дети».
Тогда в силу возраста и глупости я не слышал, как всё в мире плачет.
Я думал, всем так хорошо и светло на родной планете.
Когда я ловил бабочек сачком, бегая по грядкам в огороде,
Я совсем не думал о том, что нас давно уже посадили в банку.
И в мире, где красота – это когда кругом урод на уроде,
Я ни о чём не думал и ковырял в тарелке ненавистную манку.
Когда я был маленьким, я играл в машинки и лепил куличики,
И мне казалось, что вокруг – друзья, и никто не дерётся из-за горелого драника.
Но когда я заглянул за стену забора, где обычно ковырял кирпичики,
Глазам ребёнка приоткрылась нарастающая в мире паника.
Летели года – ребёнок повзрослел, не выходя из детства,
И сравнительно высокий рост никак не сочетался с сердцем, ожидающим чуда.
Пропали дети, жившие когда-то со мной по соседству,
Теперь же ставшие ингредиентами для всеобщего людского блюда.
Я удивлялся и понять не мог, почему они стали какими-то странными,
Их интересами были политика, работа с высоченной зарплатой,
Они начали копить деньги, чтобы после лета хвастаться посещёнными странами -
Это в то время, когда я думал, почему у облаков так много общего с ватой.
Через какое-то время меня скинули с социальной лестницы,
Я головой пересчитал все ступени и вздохнул с облегчением.
Под лестницей много висело петель – в самый раз повеситься
Тем, кто остался на ней и не испытывал при том огорчения.


И каждый день открывается как будто заново
Вся суета и бессмыслица мира глазам диктатора.
Я прислоняюсь к доске забора какого-то драного
И говорю миру: «куда ты спешишь, ну куда ты, а?».
И люди как черви в грязи копошатся и бесятся,
Понапридумали кучу вещей бесполезных – и днём им весело.
Вот только вечером придя домой, отчего-то хотят повеситься,
Чтобы избавить глаза от созерцания суетливого месива.
И каждый день, не меняя своих закостеневших порядков,
Всё повторяется снова, как будто бы так и положено.
А я всё жду, что кто-то наконец созреет на давно не удобряемой грядке
И воскликнет вместе со мной: «О мой бог, на кого же похожи мы?».

Наставший культ личности – это так просто и одновременно глупо.
И кто-то из нас зритель, а кто-то – герой в этом пафосном шоу.
И я испачкал все брюки, когда ползал, держа в руке лупу,
Когда  в канаве искал смысл их жизни. Его не нашёл я.
Нашёл только дырявый ботинок и мокрую мятую сотку,
Отнёс домой и поставил в сервант  - это в память о смысле,
О таком же мятом и дырявом, как мои дорогие находки,
О таком же бредовом, как мои нескончаемые мысли.
И может блеснёт во мраке по легенде живучая надежда
Во тьме меж улиц чёрного как сажа города,
А пока я понимаю, что с меня опять руками сорвана одежда,
И к потолку летят оторванные пуговицы от мятого ворота,
А за стенкой бьётся посуда о головы соседей  - всё как обычно,
Только грустно, что детство ушло по-английски куда-то,
И к сердцу моему, не найдя ключа, опять подбирают отмычки,
И убегают потом, как подростки от военкомата.
Мне надоело прикидываться милым, любезным и добрым.
Я перестал давно –  вокруг меня сразу стало безлюдно и пусто.
Я очень рад – необходимости нет рот целовать ядовитой кобры,
Пытаясь выдавить из себя какой-то суррогат, напоминающий чувства.
Когда я был маленьким, я играл в песочнице во дворе на даче,
И мир был светлым и большим – так казалось мне из-за забора кирпичиков.
Тогда в силу возраста и глупости я не слышал, как всё в мире плачет,
Размазывая слёзы по большому и светлому личику.
А пока я понимаю, что с меня опять руками сорвана одежда,
И у меня, как и у всех, теперь совсем уже другие игрушки.
Только в сердце, ожидающем чуда, ещё осталась живою надежда,
Подвергавшаяся ранее обвинениям с моей стороны и тайной прослушке.
Когда я был маленьким, я играл в машинки и лепил куличики
Из фигурных формочек и доставал родителей вопросом «откуда берутся дети».
И ведь пока я не заглянул за стену забора, где обычно ковырял кирпичики,
Я думал, всем так хорошо и светло на родной планете.

И каждый день открывается как будто заново
Вся суета и бессмыслица мира глазам диктатора.
Я прислоняюсь к доске забора какого-то драного
И говорю миру: «куда ты спешишь, ну куда ты, а?».
И люди как черви в грязи копошатся и бесятся,
Понапридумали кучу вещей бесполезных – и днём им весело.
Вот только вечером придя домой, отчего-то хотят повеситься,
Чтобы избавить глаза от созерцания суетливого месива.
И каждый день, не меняя своих закостеневших порядков,
Всё повторяется снова, как будто бы так и положено.
А я всё жду, что кто-то наконец созреет на давно не удобряемой грядке
И воскликнет вместе со мной: «О мой бог, на кого же похожи мы?».