Стансы по одной брюнетке
[я и сейчас не знаю кто ты и что ты]
как тут не вспомнить старину Сократа
с его греческим орехом обеих полушарий.
Я знаю, что я ничего не знаю. Так и со мной.
В общем, потому что я не Сократ и ума у меня ноль,
ты не стала моей женой,
я не стал для тебя стеной,
построенной в кирпичном Китае.
Короче говоря, мы расстались.
Дайте мне стакан молока,
может успокоится поджелудочная у дурака
и я забуду о пулевом отверстии твоего имени
и проснусь в поезде, далеко от центра тяжести - Киева.
Дайте же мне, наконец, молока. Кто-нибудь
у кого доброе сердце [и не менее добрая грудь]
Ты идёшь с кем-то по улочке
вся такая супер, в расстегнутой курточке
с пальцами на всех спусковых крючках мира.
Словно ударная волна взрыва.
Мир треснул пополам,
словно лопнул холодный стакан
и я вспоминаю Фриду Кало [или Сальму Хайек -
среди этих брюнеток сам чёрт ногу сломает]
Хотя, не пойму: причём здесь Фрида -
первая из женщин мексиканского подвида.
Бесаме, бесаме мучо,
комо си фуэра эста ноче ла ултима вез.
Бесаме, бесаме мучо...
Фрида с днепропетровскими бровями Брежнева,
с густыми подмышками, в которых она разводила краски
до нужной консистенции
и где оставляла на ночь раскисать свои кисточки
[для пущей мягкости натирая их кирпичом]
кисточки тропической женщины.
Да, действительно, Фрида здесь ни при чём.
Может оттого, что ты брюнетка что ли,
каждый, кто в тебя стреляет, смертельно болен,
или ранен пулей навылет
или пуля осталась и её нужно вынуть.
В скрипнувшую палату
размахнулась казённая дверь -
входят: жизнь-Рембо
и смерть-Бодлер,
Мне бы вернутся обратно к ореховому Сократу
к его философии головного мозга
к разбитым губам украинских вишен
к жизни среди кипячёных книжек
к волшебным претензиям поэзии
к не склеенному сердцу
не тронутому лезвию.
Да, видно нельзя никак.
Да, видно я невезучий.
Да, видно это не мой случай.
Бесаме, бесаме мучо,
комо си фуэра эста ноче ла ултима вез.
Бесаме, бесаме мучо...
Свидетельство о публикации №115072409528